— Добрый дэнь, — широко улыбаясь, сказал он.
— Я и говорю, не понимаете. Где же добрый? Столько людей полегло! — Суховская смахнула слезу с огромного, как блюдце, глаза.
— Чаек у вас вкусный! — похвалил генерал. — Можно еще чашечку?
— И мне плесните. А в другую — кофию с пенками. Люблю им чай запивать — никогда не пробовали? После Кусманской к Мухиным покатила, — продолжила Суховская. — И для кого такие узкие двери сделали? Еле втиснулась. Знаете, что Осип Петрович вспомнил? Крест с налоя упал, когда молодые вокруг обходили.
— А скачущее кольцо Мухин видел? — с нескрываемым скепсисом спросила Растоцкая.
— Сначала запамятовал, но, когда я рассказ Варвары Петровны передала, вмиг припомнил. Но его больше крест поразил. Сразу, говорит, догадался: кто-то из новобрачных скоро помрет.
— Да, примет венчальных много, — сказал генерал. — Кто первый на ковер встанет, тот в семье и властвует.
— Лизонька первой была! — торопливо вставила Растоцкая.
— А в туфли золотых монет положили? — спросил Веригин.
— А как же!
— Правильно сделали. А замок под порог клали?
— Про такое не слыхала, — огорчилась Вера Алексеевна.
— Самая важная примета. Если решусь когда-нибудь жениться, обязательно прикажу под порог церкви замок положить. А потом его надо закрыть и ключ в речку кинуть. Тогда крепкая семья будет!
— Надо запомнить! — мечтательно произнесла Суховская и одарила улыбкой Корнелиуса.
— Ваше высокопревосходительство, поведайте из первых уст, что случилось у Северских! — взмолилась Вера Алексеевна. — А то одни слухи да сплетни…
У Суховской последняя ватрушка застряла во рту. Ничего себе подруга припечатала!
— Князь с Настей отравлены. Пан Шулявский убит. — Вспомнив, что он здесь по делу, генерал решил, что пора задать главный вопрос: — Обвиняемый — господин Тучин…
Маша вскрикнула, ее хорошенькое личико побледнело, отчего девушка еще больше похорошела.
— … утверждает, что в момент убийства находился на свидании с вашей дочерью у озера. Это правда?
Вера Алексеевна сориентировалась мгновенно:
— Мне Тучин сразу не понравился. Правда, Люсенька? — Она повернулась к мужу.
Тот попытался напомнить:
— Ты говорила, хороший жених…
— Все путаешь, Люсенька. Не о нем! Врет ваш Тучин, как сивый мерин. Чтобы порядочная девушка с первым встречным на свидание побежала? Сами подумайте.
Денис растерялся. Неужели Тучин обманул?
— Вера Алексеевна, — обратился он к Растоцкой. — Вы, возможно, и не знаете. Пусть Мария Андреевна сама расскажет.
— Что вы такое, молодой человек, говорите? — закричала Растоцкая, а девушка внезапно вскочила:
— Врет! Врет! Ненавижу! Ненавижу вашего Тучина! Так и передайте!
Она выбежала из столовой, ни с кем не попрощавшись. За Машей, наградив на прощанье Угарова нелюбезным взглядом, устремилась сестра.
Суховская обвела взором пустые вазочки.
— Кажется, все, можно ехать. У Корнеевых по вечерам гусей жарят. Может, успею.
— И наша миссия закончена. Спасибо за хлеб, за соль. — Генерал встал, за ним остальные.
— Вы ничего толком не рассказали, — расстроилась Вера Алексеевна.
— Пока не могу. Тайна следствия, — решил напустить тумана генерал. Рассказывать, собственно, было нечего. — Дочерям поклон.
Растоцкая решительно взяла его за руку.
— Я провожу.
Внимательно слушая Веригина, Вера Алексеевна уяснила для себя главное — генерал холост.
— Давно вдовствуете, Павел Павлович? — Разговор предстоял интимный, никакие «превосходительства» тут не годились.
— Никогда женат и не был.
«Какая же я дура! Не было бы счастья, несчастье помогло. Пусть будет пухом земля всем покойным, зато какого жениха приискала!» — сказала себе Растоцкая, вслух лишь уточнив:
— Что так?
— Служу отечеству! Боюсь, семья помехой будет. — Эта фраза была тщательно отрепетирована, неоднократно произнесена и в большинстве случаев действовала безотказно. На Растоцкую, однако, она не произвела впечатления:
— Тогда наша Машенька — лучший вариант! С детства играла в солдатики, бредила сражениями, мечтала о походной жизни. И приданое неплохое, красавица — ну, сами видели…
— Да, хороша. — Гостеприимную хозяйку обижать не хотелось.
— До поста свадьбу сыграть успеем. — Вере Алексеевне показалось, что Веригин клюнул и железо пора ковать.
— Больно впечатлительна. Занервничала, из-за стола убежала.
— Это вы поразили ее в самое сердце. Она обожает мужчин в форме!
— Стар я для нее. Может быть, лучше ее выдать за моего адъютанта?
— Состоятелен ли он?
— Из небогатой, но очень хорошей семьи!
— Что хорошего в бедности? — фыркнула Растоцкая и ринулась в атаку: — По рукам?
— Увы, Вера Алексеевна, сердце мое занято. Раз и навсегда. — Веригин не сказал кем. Растоцкая бы очень удивилась.
— Скорблю, — помещица выпустила его руку.
Суховская шла рядом с Роосом. Выйдя во двор, тот сорвал красную розу и вколол в петлицу фрака.
— Мои владения вон там, — Суховская показала куда-то вдаль. — Сначала горлыбинские поля, а с лужка уже мои.
Роос кивнул, будто понял. (Угаров шел мрачнее тучи — надежда оправдать Тучина исчезла, и было ему не до переводов, а Растоцкий с Павлом Игнатьевичем увлеклись обсуждением хозяйственных дел.)
— Насчет лужка ты загнула, Оленька. — Раздосадованная Растоцкая выместила злость на подруге. Про ее тяжбу с Горлыбиным знала вся округа.
— А вот и нет. — Суховская опасалась, что без лужка будет американцу не столь мила. — Вчера он признал мою правоту…
— Что ты говоришь?! — всплеснула руками Растоцкая.
Степенно распрощавшись, гости расселись по экипажам. Роос на прощанье снова долго целовал Суховской пухлую ручку. Ерошка хлестнул коней, и карета тронулась.
— Имейте в виду: она — вдова, — сообщил этнографу генерал, заметивший интерес американца к пышной блондинке.
— Прекрасно! И живой муж не препятствие, но с мертвым безопаснее, — пошутил Корнелиус.
— Я просто подумал, вдруг вы с серьезными намерениями, считаете ее невинной…
— Вот вы о чем… Знайте же, девственность ценится далеко не всеми! Во многих индейских племенах муж не утруждает себя. Эту грязную работу делают за него друзья, иногда большой компанией! А южноамериканские аборигены и вовсе рвут плеву перед свадьбой острым предметом — камнем, например.
— Какое варварство! — воскликнул генерал.
— Девственность для них — помеха любовным утехам. Для христиан же она приобрела прямо-таки сакральное значение. Есть люди, готовые платить большие деньги, лишь бы переспать с девственницей. В Америке лет десять назад поймали необычного преступника. Выдавал себя за миссионера-проповедника. Приехав в какой-нибудь город, останавливался не в гостинице, а в семье, причем непременно такой, где девушка на выданье. Был хорош собой, молод, с замечательными манерами. Некоторых девиц просто охмурял, тех, что посерьезней, интриговал предстоящей совместной работой — нести Благую весть. Семьи, сами понимаете, глубоко религиозные были! Иногда до свадьбы доходило, иногда девицы с ним бежать решались — как повезет! Он и пальцем их не трогал, говорил, сначала матушкино благословение надо получить, и вез к родительнице в Нью-Йорк. Город такой на Атлантическом побережье. Может, слышали?
Веригин покачал головой.
— Матушка на избранниц производила неприятное впечатление. Густо накрашена, крикливо разодета, воняло от родительницы спиртным и табаком. Но в благословении не отказывала, свадьбу намечали на завтра. А поздно вечером «матушка» заходила к девушке открыть правду: «Жених» получил кругленькую сумму и поехал за следующей дурочкой, а тебе придется уплаченные деньги отрабатывать! Сейчас господин придет — будешь его ублажать! Сбежать отсюда невозможно — дом хорошо охраняется. Господа заходили каждую ночь — матушка содержала большой публичный дом и подбирала девиц таким экзотическим способом. Но самый большой навар с первой ночи шел, клиенты очень любили девственниц!
— А родители? Не искали дочерей? — спросил Веригин.
— Искали, да Америка велика. Но одному папаше повезло. Искал всюду, заехал в Нью-Йорк, но, как и везде, дочери не нашел. Перед отъездом захотел посетить бордель. Ему порекомендовали самый лучший, а там предложили собственную дочь! Так бордель и накрылся. «Матушку» вздернули, а следом и жениха-«миссионера». Его поймали с очередной глупышкой. Ей-то повезло, а вот некоторых из похищенных девушек так и не нашли. Вероятно, они сопротивлялись, боролись за свою честь, и их утопили в Потомаке!
— Ну и нравы у вас в Америке! — заметил генерал и посмотрел в окно кареты. Мимо ковыляла старуха с клюкой. — Хорошо, не на охоту спешим. После такой встречи удачи не жди!
— Почему.
Веригин объяснил:
— Охотники суеверны не меньше новобрачных. Про их приметы книжку можно написать: добычу считать нельзя, старух и молодых девиц встречать — ни в коем случае. Ружье на праздник заряжать не положено — обязательно испортится.
— А на охоту мы так и не попали, — расстроенно заметил этнограф. — И кабана не увидели!
— Желаете взглянуть? — спросил Павел Игнатьевич.
— Да, на вепря! — Этнограф с удовольствием произнес понравившееся слово.
— Сейчас поглядим. Охотничий домик Северского тут неподалеку. Там круглый год егерь Никодим живет. А при нем — вепрь ручной, Ванька. Как-то князь кабаниху с детенышами загнал, всех перестрелял, а этого Никодим пожалел. Теперь собак, что на кабана ходят, натаскивает.
— Ой, как интересно! — обрадовался Роос.
Карета свернула в лес. Охотничий домик оказался двухэтажным зданием на массивном фундаменте. От крыльца отделилась крупная тень и через мгновение оказалась около кареты. Испуганные лошади встали. Дорогу им перегородило похожее на свинью чудовище — огромное, необычной раскраски и с громадными клыками.
— Это и есть вепрь! — сообщил Веригин.
— Very good! — Этнограф зацокал языком от восхищения.