— Значит, протрезвел или умело пьяного изображал…
— Кто еще?
Михаил Ильич задумался. Упоминать ли Митю? Вдруг тот к Маше Растоцкой побежал? С Тучиным у красавицы какой-то разлад, может, юноша решил этим воспользоваться? Нет, пока говорить не стоит.
— Никодим, — после паузы продолжил Рухнов, — и, как ни прискорбно мне об этом говорить, ваш друг.
— Сашка?
— Я пытался его остановить, но он и слушать не стал.
Денис присел на кровать. Побег Тучина был для него как гром среди ясного неба.
— Куда же Николай смотрел!
— Да он еще за ужином носом клевал. Уснул, небось, бравый адъютант, а Тучин и ушел.
— Теперь никто в его невиновность не поверит.
— В бумагах разобрались? Нашли что-нибудь интересное?
— Нашел, — мрачно ответил Угаров. — Но какое это теперь имеет значение?
— Что вы крылья-то складываете? — подбодрил Рухнов. — Рассказывайте!
— Самые любопытные документы даже не пришлось переводить, они по-французски написаны. — Денис вытащил из тетрадки сложенный листок. — Справка из французской полиции. Элизабет Камбреме до 1814 года во Франции не проживала, сошла в Марселе с корабля «Святая Анна» вместе с мужем.
— А откуда прибыла?
— О том следующая справка. Корабль в том же году сгорел со всеми документами, так что о том, где пассажиры взошли на борт, ничего неизвестно. Маршрут корабля: Марсель-Нью-Йорк-Санкт-Петербург-Марсель, и еще два десятка промежуточных портов.
— Петербург?! — воскликнул Рухнов. Черт побери! Шальная догадка Угарова начала проясняться: — Стало быть, Шулявский подозревал, что Элизабет Камбреме и Катя Северская — одно лицо?
— Да, и думаю, он хотел этим ее шантажировать…
— Шантажировать? Эти справки — не доказательство.
— Верно, потому она и спустила собак, когда Шулявский приехал к ней в первый раз. Помните, об этом Мари упоминала?
— Помню, помню.
— Знаете, куда он потом отправился? Я и по записям проверил, и Кшиштоф подтвердил. В Н-ск. Посетил монастырь, где Катя погибла.
— И что он там обнаружил? — Рухнов стал кружить по комнате от возбуждения.
— Представляете, настоятельницей монастыря в 1813 году, когда якобы погибла Катя, была родная сестра Анны Михайловны.
— Митина мама?
Угаров расхохотался.
— Да нет, их три сестры было. Я думаю…
Договорить юноша не успел. В дверь постучали.
— Войдите, — пригласил Денис.
На пороге возник Гришка и очень невнятно спросил:
— Доктора Тоннера не видели?
— Ты что, снова пьян?
— Да, князя поминаю, царство ему небесное. Доктора Тоннера не видели?
— Нет, он… — Денис прикусил язык. — А зачем он тебе?
— Приехали исправники. Они на дороге нашли мертвого Киросирова. Доктора вызывают.
Рухнов с Угаровым оттолкнули Гришку и побежали вниз по лестнице. Лакей, постояв, вспомнил о существовании второго доктора и пошел за Глазьевым.
Глава двадцать третья
Оба исправника были немолоды, но годы преобразили их по-разному. Высокий сзади выглядел широкоплечим юнцом, а спереди арбузом свисал живот, да и немигающий взгляд глубоко посаженных глаз выдавал человека бывалого. Низенький, когда-то щуплый и юркий, разбух с годами во все стороны равномерно, оттого в туго застегнутом мундире напоминал монгольфьеров шар, готовый лопнуть. Оба стояли над бездыханным Киросировым, которого уложили на пол в трофейной.
— А зачем тебе доктор понадобился? — спросил глубоким басом высокий.
Толстый считался умным и любил щеголять где-то слышанными заграничными словами:
— Смерть констатировать.
По лестнице спустились Угаров с Рухновым. Гулкое эхо огромного дома многократно усилило их топот по коридору и лестнице. Юноша подскочил к Киросирову и приложил ухо к его груди.
— Жив урядник! — радостно сообщил Денис. — Дышит!
— Как так? — удивился исправник Степан и задал напарнику каверзный вопрос: — Ты же сказал, мертв?
— Тогда не дышал.
— Так не бывает, — протянул Степан, — чтоб не дышал, а потом задышал.
— Почему не бывает? — пожал плечами Порфирий. — Если я тебя двину сюда, — он указал на солнечное сплетение, — долго дышать не будешь…
Степан отодвинулся подальше и перекрестился:
— Слава Богу! Жив Павсикакий!
— Такого кабана хрен убьешь!
— Потише, дурак! Услышит Киросиров, век не расхлебаем.
Из анфилады вбежал Глазьев с коробкою лекарств в руках.
— Что? Киросирова убили?
— Нет, дышит, — успокоил его Рухнов.
Глазьев достал нашатырный спирт. От резкого запаха урядник сразу пришел в себя. Сел, помотал головой и тут же спросил:
— Убийцу поймали?
— Поймали, — радостно доложил Степан.
— Приведите! — Киросирова замутило, и он опять прилег на пол.
Вернулись исправники быстро, Глазьев только успел еще раз уряднику нашатыря сунуть и распухшую челюсть осмотреть. Через плечо Порфирия был перекинут Тоннер, Степан нес Сочина. Исправники кинули тела убийц в ноги начальнику, как воины бросают к ногам повелителя трофеи.
— Я же говорил, — торжествующе шепнул Угаров Рухнову, — Тоннер — убийца!
— Что с ними? — с ужасом оглядел товарищей по ночной вылазке Киросиров.
— Ничего, — ответил Порфирий, — дубинками двинули…
— Зачем? — вскричал урядник.
— Идем по лесу, слышим крик: «Помогите, убивают», — начал обстоятельно рассказывать Степан. — Мы ноги в руки — и вперед.
— Дубинки в руки, а не ноги! — поправил Порфирий, не понимавший образной речи.
— Прибегаем, — не стал спорить Степан, — а тут молния бац! Видим ваше тело у дерева, а эти двое мешок в линейку грузят.
— Мешок?
— Ага, — подтвердил Степан, — большой такой мешок. Мы этих двоих по башке, потом закинули в линейку, а затем и вас погрузили.
— Где мешок? — Киросиров даже привстал от волнения. План он помнил.
— В линейке, — сообщил Степан.
— Принести немедленно!
Исправникам не хотелось идти снова под дождь, но ничего не попишешь, служба! Кряхтя, снова двинулись по анфиладе.
— Что с доктором? — спросил Киросиров Глазьева.
— Живой, сейчас ссадину на голове обработаю и нашатыря дам понюхать.
С Сочиным возился Угаров. Половина лица смотрителя была синей, глаз заплыл, но старик дышал.
Исправники, ежась под непрекращающимся дождем, добежали до линейки. Мешка не было.
— И что делать? — спросил Порфирий.
Тут даже смекалистый Степан развел руками. Кто знал, что этот мешок понадобится? Пока возились с Киросировым, его, наверное, украли. А может, выпал по дороге. И зачем уряднику мешок? Не дай Бог, искать погонит…
Степан пошарил по линейке и, неожиданно найдя другой, пустой мешок, радостно показал его Порфирию. Тот пожал плечами.
— Ну и чего? Тот полный был.
— Мы в него что-нибудь положим, тоже полным станет, — предложил Степан.
— Что, например? Там много лежало, эти двое еле подняли.
— А давай бревно! И шишек сверху напихаем.
Порфирий постучал Степе по голове.
— Это в твое чучело шишек напихают…
Степан обиделся:
— Лучше признаться, что потеряли? А ну пошел шишки собирать!
Поразмыслив, Порфирий согласился, что принести набитый мешок лучше, чем прийти совсем без него, и углубился в парк. Дождь внезапно прекратился, из-за туч появилась луна. В ее свете Порфирий и увидел в десяти шагах от себя мешок. Тот изо всех сил куда-то полз, но ему мешали веревки, которыми он был крепко стянут.
— Глянь, Степка, не наш?
Толстый находке обрадовался, а вопрос напарника его насмешил.
— Ты, Порфирий, часто ползущие мешки встречаешь? А ну хватай!
Полное отсутствие у Порфирия ума Степу не печалило. Напарник обладал множеством других полезных качеств, одно из которых тут же и проявил. Схваченный мешок начал лягаться, но Порфирий ударом кулака вмиг его успокоил. Через несколько минут очередная добыча была брошена к ногам Киросирова. Тот уже пересел на диван и готовился к триумфу. Преступник пойман. Ай да Киросиров, молодец!
— Усадите в кресло и разрежьте мешок, — распорядился он.
Гришка про себя обозвал дворецкого скотом. Их вражда продолжалась не один год, и всегда, будучи подчиненным, страдал лакей. Это же надо! Второй вечер подряд вся дворня пьет, вчера за свадьбу, сегодня за упокой, а он тут один кучу господ обслуживает.
Горестные размышления прервал заглянувший в буфетную Терлецкий. Он не просто промок, с него текло ручьями.
— Налей, — приказал Федор Максимович.
По запаху Гришка понял, что Терлецкий нетрезв.
— Где все? — быстро опрокинув рюмку, поинтересовался Федор Максимович.
— Где обычно. — Лакей тоже выпил. К развернутым ответам душа не лежала.
— А ну хватит водку жрать! — разозлился Терлецкий. — Ступай, лошадей привяжи. — Отдав распоряжение, Федор Максимович направился в трофейную.
Гришка показал ему вслед похабный жест, обозначавший его однозначное отношение к поручению. «Конюха от лакея отличить не может! Где, кстати, Савелий?»
— Что тут происходит? — спросил Федор Максимович.
Картина перед ним предстала живописная. На одной оттоманке сидел Киросиров с опухшей щекой, на другой лежал Тоннер с мокрой повязкой на голове. На стуле покачивался синелицый Сочин, в кресле сидел связанный человек в холщовом мешке. К нему, достав из-за голенища длинный острый нож, подошел толстый исправник.
«Не вовремя он объявился, — подумал Киросиров про Терлецкого. — Я всю грязную работу сделал, а теперь этот гад к виктории примажется».
Дальнейшее урядника удивило. Степан, завидев Терлецкого, решил повременить с мешком и радостно бросился обниматься:
— Максимыч, дорогой! Куда ты пропал?
— Это вы куда пропали? — спросил Федор Максимович, обнявшись не только со Степаном, но и с Порфирием.
О связях исправников в Третьем отделении Киросиров не подозревал.
— Лошадей-то догадался привезти? — спросил Степка.
— Догадался, — успокоил Федор Максимович. — Бросили меня, черти, под березой…