— Служба! Зато убийцу поймали, — похвастался толстый.
— Убийцу? Какого убийцу? — Терлецкий удивленно посмотрел на Киросирова.
Тот тоже разглядывал Федора Максимовича, вспоминая трехголосый хор у развилки.
— Давно моих исправников знаете?
— Да нет, сегодня познакомились.
— Позвольте поинтересоваться, где?
Степан делал отчаянные знаки, чтобы Терлецкий не болтал лишнего. Но тот, не заметив, ответил простодушно:
— На почтовой станции. Я, если помните, княгиню отправился искать по тракту…
Киросиров его перебил, обратившись к подчиненным:
— А вы там что делали?
— Кушали, — спокойно ответил Порфирий.
— Выпивали, то есть? — угрожающе спросил урядник.
— Я всухомятку есть не могу, всегда запиваю, — с вызовом объяснил Порфирий и уставил на Киросирова свои немигающие глаза.
— Я же вам дезертира поручил ловить у Кусманской. — напомнил урядник.
— А Кусманской поручили исправников кормить? — задал встречный вопрос Порфирий. — Я, ежели не жравши, даже мух ловить не могу!
— Мы к тому времени, Павсикакий Павсикакиевич, получили ваш новый приказ: выдвигаться к Северским, ловить убийц, — пояснил Степка. — Зашли подкрепиться, а тут Максимыч, познакомились, подружились, вместе решили ехать.
Терлецкий на первой же станции встретил этих охламонов, которые заверили, что пьют здесь с утра и никакие княгини мимо не проезжали. И позволил Федор Максимович себе расслабиться. А вдруг у Северских рассосется как-нибудь без него? И опьянел после первого стакана — слишком много волнений было за день. Вскоре тронулись в обратный путь. Вечер был теплый, приятный, а когда выглянула луна, вдруг так хорошо стало, что захотелось петь, они и остановились. Лошади паслись, а новые друзья горланили кто во что горазд. Начавшийся дождь загнал пьяных под березы. Услышав крик, спутники Терлецкого куда-то рванули с дубинками наперевес. Он ждал их, ждал, промок до нитки и решил возвращаться сам.
Терлецкий виновато улыбнулся. Мол, с кем не бывает? И тут же сменил тему:
— Так что? Убийцу поймали?
«Теперь не примажешься к триумфу, пьяница», — подумал Киросиров и не без удовольствия ввел Терлецкого в курс дела.
— М-да, история! — покачал головой Федор Максимович.
— Ну что встали? Режьте мешок! — прикрикнул урядник на подчиненных.
Степка был так широк, что из-за его спины в первый миг никто не увидел лица убийцы. Исправник же похвастался:
— Глянь, Максимыч, какие шрамы! Не иначе беглый каторжник!
Посмотрев, Терлецкий присвистнул, остальные ахнули, а Киросиров побледнел.
«Ну почему не Роос? Не Угаров? Не Петушков? Что за несправедливость! Генерал — худший из вариантов! Такой чин просто не может оказаться преступником! То есть, конечно, может, но только с дозволения государя императора. Скажет: 'Ату его', — и можно шкурку с живого сдирать. А без того — ни-ни, не подступись. Хорошо Терлецкий вернулся, пусть теперь и отдувается!»
Генерал в сознание не приходил, и урядник строго спросил Порфирия:
— Генерала тоже дубинкой двинул?
— Какого генерала? — не понял тот.
— Этого самого, на тулуп не смотри. Генерал что хочет может надеть.
— Нет, его кулаком вдарил.
— Под трибунал отдам, — пообещал Киросиров.
— А зачем он в мешке ползал? — не сдавался Порфирий.
— Генерал в чем хочет может ползать!
Неизменный нашатырь помог и Веригину. Очнувшись, генерал первым делом подскочил к уряднику и крепко схватил его за грудки:
— Где княгиня, гад? Я тебя сразу по голосу узнал! Ишь, ямщиком заделался!
Урядник хотел сообщить, что и ему голос показался знаком, да не успел признать, но почему-то промямлил:
— Не знаю, ее Федор Максимович искали-с…
— Да вы банда! — понял Веригин, хотел к Терлецкому рвануть, но, оглядевшись, осекся. Банда была большая, в нее входили почти все. Вот почему княгиня обратилась к нему! Генерал застыл на месте, размышляя, что же делать.
— Павел Павлович, объясните, зачем вам сочинская линейка понадобилась? — спросил Терлецкий.
— Какая линейка? — Веригин решил попытаться побольше узнать сам, прежде чем его начнут пытать. Сомнений в том не было, больно угрожающе играл дубиной громила в костюме исправника. — Где княгиня? Пока не скажете, буду молчать.
— Да Бог ее знает, по тракту не проезжала, я его весь изъездил, — соврал Терлецкий. — Может, сюда вернулась?
— Нет, не возвращалась, — заверил Киросиров.
— Возвращалась, — сам не зная почему, признался генерал и прикусил себе язык. Старый дуралей, вон как у бандитов глаза загорелись.
— Расскажите поподробней, Павел Павлович, — попросил Терлецкий.
— Ничего вам, бандитам, рассказывать не буду. Убивайте сразу!
— С чего вы, Павел Павлович, нас бандитами величаете? Это вы сбежать пытались.
— Постойте, — задумчиво произнес Веригин. — Вы меня преступником считаете, а я вас? Я не сбежать, я княгиню отправился спасать. Письмо получил.
Генерал достал из-за пазухи драгоценный конверт. Терлецкий вслух прочел:
«Милый, несравненный Павел Павлович! Не удивляйтесь, что я обращаюсь к вам так, но вчера вы произвели на меня столь глубокое впечатление, что в минуту смертельной опасности я решила обратиться именно к вашему высокопревосходительству. Я никого не убивала, все улики против меня подстроены. Скажу больше, я сама невинная жертва, и моя жизнь висит на волоске!
Умоляю, спасите! Мне не к кому обратиться, только вы, великодушный рыцарь, можете спасти Прекрасную Даму!
В десять часов у могилы Кати Северской будет стоять экипаж. Верный человек отвезет вас ко мне. При встрече все расскажу подробно.
Ваша Элизабет.
P. S. Письмо сожгите. Если попадет в чужие руки, мне — конец.
P. S. S. Не надевайте мундир — он заметен. Убийцы могут догадаться, что вы спешите ко мне на помощь, и выследят меня.
Целую…»
— Почему не сожгли? — поинтересовался Терлецкий.
Генерал смутился и задал встречный вопрос:
— Теперь вы рассказывайте, почему меня бандитом считали?
— Нате. — Федор Максимович сунул Веригину письмо, полученное Сочиным.
Тоннеру было очень плохо, смысл разговора иногда ускользал, да и говорить было тяжело. Но этот вопрос надо было задать немедленно:
— Павел Павлович! Ожерелье у вас?
— Ожерелье? Какое ожерелье? — переспросил Веригин и внезапно вспомнил о переданных ему на хранение бриллиантах. — Нет, оно в мундире, в потайном кармане.
— А мундир? — затаив дыхание, спросил Терлецкий.
— В комнате.
— Исправники, за мной! — Федор Максимович бросился вверх по лестнице. Уже сверху крикнул: — Комната заперта?
— Не помню, — пожал плечами генерал.
Вернулись быстро. Терлецкий печально покачивал головой, а Степан зачем-то притащил веригинский мундир.
— Украли? — только и спросил Киросиров. Злодейская интрига стала понятна и ему.
— Хорошо, что мы друг друга не перебили. — Тоннер сел. От кадки с огромным фикусом, стоявшей у изголовья оттоманки, почему-то нестерпимо воняло спиртным.
— Хитер малый, — развел руками Федор Максимович.
— Или хитра, — уточнил Тоннер.
Павел Павлович переоделся, но даже любимый мундир не вернул ему былой уверенности. Потерять вверенную ценность — все равно что утратить знамя полка. Стыд и позор!
Тоннер собрал силы для следующего вопроса:
— Письма одним почерком написаны?
Терлецкий попытался сравнить, но в графологии был не силен. Обратился к Рухнову:
— Михаил Ильич, вы, кажется, секретарем служите?
— Да, — подтвердил тот.
— Значит, в почерках разбираетесь. Гляньте-ка.
Рухнов разглядывал письма долго и внимательно; все сидели молча, ждали вердикта.
— Хотя первое по-русски написано, а второе по-французски, совпадающие в обоих алфавитах буквы схожи. Наклон одинаков, идентичны и завитки заглавных букв.
— А запах? — спросил Тоннер. — Пахнут письма одинаково?
Рухнов понюхал:
— Кажется, да!
— Это духи Элизабеты Северской, — сообщил Тоннер.
— А почерк мужской или женский? — поинтересовался Терлецкий.
Михаил Ильич ответить не успел. В трофейную ворвался Андрей Петрович Растоцкий и тотчас накинулся на урядника:
— Киросиров! Чем вы тут занимаетесь? Я немедленно еду к Мухину и требую вашей отставки!
От тихого подкаблучника такой спеси урядник не ожидал. Уставился на помещика в изумлении и захлопал глазами. Растоцкий распалялся все больше:
— Лясы здесь точите, а убийца по моему дому бегает!
— Что случилось, Андрей Петрович? — Терлецкий обнял трясущегося Растоцкого по-родственному. Как-никак муж троюродной тетушки!
— Я же сказал, в мой дом проник убийца! Слава Богу, мои слуги в доме ночуют, не то что у Северских.
— Анна Михайловна не дозволяет, — пояснил Петушков. Никто и не заметил, как он вышел из покоев князя. Литию по Насте прослушал и хотел пойти спать, но происходящее в трофейной его заинтересовало. Стоял молча, слушал. — Не любит старая княгиня холопский запах. В других усадьбах дворня где попало спит: на лестнице, под лестницей, в коридорах. И везде воняет.
— Вот и травят как крыс ваших Северских, — ответил Растоцкий, — а в моем доме, может, и воняет, но безопасно. Убийца об слуг споткнулся. Тут и задержали.
— И где он? — спросил Терлецкий
— Сейчас увидите.
Два здоровенных холопа втащили в трофейную мешок, точь-в-точь такой же, в каком полчаса назад принесли генерала. Очередного убийцу дубинками никто не бил, поэтому в мешке он извивался как червяк.
Глава двадцать четвертая
Угаров не сомневался, что в мешке Тучин. Остальные изумились.
— Он же под арестом! — воскликнул Терлецкий.
— Адъютант его высокопревосходительства охранял, — ядовито напомнил Киросиров.
У Веригина задрожали руки:
— Где мой Николай?
Тучин что-то промычал — членораздельно говорить ему мешал кляп.