– Это не была случайная ошибка. – Несколько секунд сенсорная сеть оставалась тёмной. – Я намеренно сфальсифицировала экспериментальные данные.
Рисса изо всех сил старалась сохранить обычное выражение лица.
– Ох…
– Я не думала, что эксперимент имеет такое большое значение, и я знала – я думала, что знаю, – каковы должны быть результаты. Сейчас я понимаю, что я лишь хотела, чтобы они такими были. – Снова тьма; пауза. – В любом случае наши исследователи положились на мои результаты. Много времени было потрачено впустую.
– И за это вас собираются казнить?
Все огни на сети Кареты вдруг вспыхнули разом в выражении абсолютного шока.
– Это не казнь, Рисса. На Плосконе лишь два преступления караются смертью – убийство кокона и формирование единства с участием более семи компонент. В остальных случаях просто уменьшают срок жизни.
– Но… но если вам сейчас шестьсот пять, то когда вы совершили это преступление?
– Мне тогда было двадцать четыре.
– ФАНТОМ, какой это был год по нашему календарю?
– Одна тысяча пятьсот тринадцатый н. э., мэм.
– О господи! – воскликнула Рисса. – Карета, они не могут наказывать вас за мелкое преступление, совершённое так невообразимо давно!
– Прошедшее с тех пор время никак не изменило последствия того, что я сделала.
– Но пока вы на борту «Старплекса», вы находитесь под защитой Устава Содружества. Вы можете попросить убежища. Мы наймём вам адвоката.
– Рисса, я очень благодарна за ваше участие. Но я готова выплатить свой долг.
– Но ведь это было так давно. Может, уже всё забылось?..
– Ибы ничего не забывают, вы прекрасно это знаете. Поскольку матрица нашего мозга растёт с постоянной скоростью, мы обладаем эйдетической памятью. Но, если бы мои соотечественники и обладали способностью забывать, это ничего бы не изменило. Это вопрос чести.
– Почему вы не рассказали мне раньше?
– Моё наказание не требует разглашения; мне было позволено жить без позора. Однако условия трудового договора требуют сообщить о предстоящем увольнении за пять дней. Так что сегодня, через пятьсот восемьдесят один год после приговора, я впервые рассказываю кому-то другому о своём преступлении. – Карета помолчала. – Если мне будет позволено, в оставшиеся пять дней я хотела бы привести в порядок результаты, чтобы вы смогли без проблем продолжить исследования без меня.
Рисса ощутила, что голова у неё пошла кругом.
– Это… да, – сказала она наконец. – Разумеется. Никаких возражений.
– Спасибо, – ответила Карета. Она развернулась и покатилась к двери, но потом её сеть снова сверкнула. – Вы были хорошим другом, Рисса.
А потом дверь открылась, и Карета выкатилась наружу, а Рисса, ошеломлённая, бессильно осела в своём кресле.
Глава 12
Рисса пришла на мостик, чтобы обсудить с Кейтом ситуацию с Каретой. Однако едва она там появилась, раздался голос Ромбуса:
– Кейт, Яг, Рисса, – произнёс транслятор сухим холодным тоном, – бесчисленные извинения за беспокойство, но я думаю, вам следует это увидеть.
– Что там? – спросил Кейт.
Рисса присела, пока Ромбус возился с консолью. На голосфере появился участок, обрамлённый синей рамкой.
– Боюсь, я не уделял должного внимания текущему сканированию окружающего пространства, но сейчас я запрошу записи… вот, взгляните на это. Это запись, ускоренная в тысячу раз. В следующие шесть минут прокрутится почти вся запись со времени нашего появления здесь.
В отгороженной на голосфере области появилось изображение сферы тёмной материи, видимое с точки над её экватором. Собственно, это была не совсем сфера – она была сжата с полюсов. Её диск пересекали светлые и тёмные широтные полосы облаков. Согласно масштабным линейкам, это была одна из наиболее крупных обнаруженных сфер, 172 тысячи километров в диаметре.
– Минуточку, – сказал Кейт. – На ней полосы облаков, но по виду она будто и не вращается.
Сенсорная сеть Ромбуса сверкнула.
– Надеюсь, что не поставлю вас в неловкое положение, уважаемый Кейт, если сообщу, что на самом деле она вращается быстрее, чем любая другая сфера из тех, что мы до сих пор наблюдали. В данный момент она совершает оборот вокруг оси каждые два часа шестнадцать минут – почти впятеро быстрее, чем Юпитер. Скорость настолько велика, что любые турбулентности в облачном покрове должны были давно сгладиться. При таком ускоренном воспроизведении один оборот занимает восемь секунд. – Ромбус вскинул щупальце и щелкнул переключателем. – Вот, я приказал компьютеру поместить на экваторе реперный значок – видите оранжевую точку? Примем её за условный нулевой меридиан.
Оранжевая точка пронеслась по экватору, исчезла за краем диска, появилась с другой стороны и снова пересекла диск. Через несколько циклов Яг пролаял:
– Вы увеличили скорость воспроизведения?
– Нет, уважаемый Яг, – ответил Ромбус. – Скорость воспроизведения постоянна.
Яг показал на часы.
– Но эта ваша точка совершила последний оборот всего за семь секунд.
– Так и есть, – согласился Ромбус. – Скорость вращения сферы увеличивается.
– Как это может быть? – спросил Кейт. – С ней взаимодействуют другие тела?
– Конечно, остальные влияют на неё, но этим влиянием наблюдаемый эффект не объяснить, – сказал Ромбус. – Ускорение вращения вызвано внутренними причинами.
Яг склонился над своей консолью, наспех набрасывая компьютерные модели.
– Невозможно ускорить вращение без притока энергии в систему. Внутри должна идти какая-то сложная реакция, подпитываемая откуда-то извне, и… – Он поднял голову и испустил пронзительный звук, который ФАНТОМ перевёл как «возглас удивления».
На ограниченном синей рамкой участке голосферы на сфере тёмной материи образовалась перетяжка в области экватора. Её северная и южная части больше не были правильными полусферами, а немного загибались внутрь, прежде чем соединиться. Оранжевая точка теперь находилась на дне экваториальной бороздки и летала по диску ещё быстрее, чем прежде.
Скорость вращения продолжала увеличиваться, экваториальная перетяжка становилась всё более и более заметна. Скоро очертания объекта стали напоминать восьмёрку.
Рисса поднялась на ноги и с раскрытым от удивления ртом следила за происходящим. Экватор настолько сузился, оранжевая точка уже покрывала четверть его протяжения. Ромбус щёлкнул клавишей, и она пропала; вместо неё появились две, по одной на экваторе каждой из двух половинок почти разделившейся сферы.
А потом изображение пропало.
– Прошу меня простить, – сказал Ромбус. – Наблюдаемый объект закрыла от нас другая сфера; при данной скорости воспроизведения мы теряем около четырнадцати секунд. Я их пропускаю.
Щупальца коснулись консоли, и изображение появилось снова. Теперь ширина перетяжки между двумя новыми сферами составляла всего десятую часть от диаметра прежней сферы. Молча, словно завороженные, в тишине, нарушаемой лишь лёгким жужжанием системы кондиционирования, все наблюдали, как процесс достигает своей кульминации. Наконец две сферы отделились друг от друга и немедленно начали расходиться в противоположных направлениях. По мере того как они расходились, реперным оранжевым точкам на их экваторах требовалось всё больше и больше времени, чтобы пересечь диск и исчезнуть за его краем – обе сферы замедляли вращение.
Рисса повернулась к Кейту; её глаза были широко раскрыты.
– Это как клетка, – сказала она. – Клетка во время митоза.
– Точно, – сказал Ромбус. – Только в данном случае материнская клетка имеет диаметр более ста семидесяти километров. По крайней мере, таков он был перед тем, как всё случилось.
Кейт откашлялся.
– Простите, – сказал он. – Вы пытаетесь сказать, что эти штуки живые? Что это живые клетки?
– Я наконец отсмотрела записи, сделанные зондом Яга, который делал пробы, – сказала Рисса. – Помните тот похожий на аэростат объект, который он заметил при входе в атмосферу? Я тогда подумала, что это могла бы быть какая-то форма жизни – наполненное газом существо, плавающее в облаках. В тысяча девятьсот шестидесятых годах предполагали существование таких существ на Юпитере. Но эти аэростаты вполне могут оказаться органеллами – специализированными структурами внутри клетки.
– Живые существа, – недоверчиво повторил Кейт. – Живые существа размером без малого двести тысяч километров?
В голосе Риссы по-прежнему слышался благоговейный трепет.
– Возможно. Если так, то мы только что видели их процесс размножения.
– Невероятно, – Кейт покачал головой. – Я имею в виду, это не просто гигантские формы жизни. И не просто формы жизни, обитающие в вакууме. Это формы жизни, состоящие из тёмной материи. – Он повернулся у Ягу. – Яг, такое вообще возможно?
– Возможно ли, что тёмная материя, или какая-то её часть, жива? – Валдахуд пожал всеми четырьмя плечами. – Многое в нашей науке и философии даёт нам понять, что Вселенная должна кишеть жизнью. Однако до сего дня мы знаем только о трёх мирах, на которых зародилась жизнь. Возможно, мы просто искали не там. Ни я, ни доктор Делакорт пока не выяснили ничего существенного о возможностях метахимии тёмной материи, однако в тех сферах действительно много сложных соединений.
Кейт развёл руками в бессилии осмыслить открытие в категориях повседневной логики и оглядел мостик в поисках кого-нибудь, настолько же растерянного.
И тут новая мысль поразила его настолько сильно, что он даже на мгновение откинулся на спинку кресла. Затем тронул коммуникационную панель, открывая канал связи.
– Лансинг Хеку, – сказал он.
Изображение головы Хека появилось на голосфере на фоне звёздного неба.
– Хек на связи, – произнесла голова.
– Есть прогресс с локализацией тех радиосигналов?
Кейт представил себе, как нижняя пара плеч валдахуда двинулись за пределами поля зрения камеры.
– Пока нет.
– Вы сказали, что предположительно разумные сигналы передаются на примерно двухстах различных частотах.