Старшая Эдда. Песни о богах в пересказе Ильи Бояшова — страница 22 из 32

На этот раз не выдержала Фрейя:

— Безумен ты, Локи, раз затеваешь подобные споры. Замолкни, пока не поздно.

Локи ответил ей:

— Кто это подал голос?! Не та ли шлюха, которая не только со всеми асами делила ложе, но не брезговала и чумазыми карликами?

Фрейя сказала:

— Поганый язык! Закончишь ты плохо.

Усмехнулся сын Фарбаути:

— Заткнись, злобная ведьма, не постеснявшаяся даже брата своего завлечь на кровать! Не ты ли с перепугу визжала, когда вас застали?

Ньёрд, вступившись за дочь, обратился к асам:

— Нет в том беды, что женщина делит с мужчиной постель. Куда позорнее поступал тот, кто стоит перед нами, — он предлагал себя в качестве женщины. Так было не раз — все мы знаем.

Но досталось от Локи и старику Ньёрду:

— Тебе ли, Ньёрд, мести языком? Не ты ли был отдан в заложники? Или забыл, как в рот твой мочились, словно в корыто?

Сказал на это Ньёрд с достоинством распоясавшемуся поганцу:

— Пусть и был я заложником, но тем утешен, что родил сына — прекрасноликого Фрейра. Дорог он нам, в отличие от тебя. Он — первый из асов.

Захохотал бог лжи и раздоров и вот что бросил в ответ:

— Даже не думай похваляться этим, дряхлый развратник! Знаю, прижил ты Фрейра со своей родной сестрой. Что может быть хуже, ответь…

Тогда вступил в спор однорукий Тюр:

— Фрейр — самый лучший в чертогах богов. Никогда не обижал он дев и жён, а пленённых врагов всегда отпускал на свободу.

Но никому не по силам было переспорить Локи. Презрением встретил лукавый ас слова уважаемого всеми бога:

— Молчи, нелепый! Мирить ты не умеешь, и переговорщик из тебя неважный. Или напомнить тебе, как сын мой, Фенрир, отхватил твою руку?

Тюр сказал:

— Да, я лишился руки. Но ответь: где сейчас прозябает Фенрир? Мы квиты — мне тяжко, но тяжко и волку пребывать по сей день в цепях.

Взбесился Локи от этих слов:

— Молчи, однорукий! Не от меня ли твоя жена родила тебе сына? А ты, презренный, стерпел!

Фрейр, не стерпев, вскочил со своего места. Готов он был растерзать Локи, и лишь закон удерживал его. Гневно ответил Фрейр тому, кто готов был погубить и асов, и людей:

— Волк будет лежать в устье реки до скончания века! А если ты сейчас не замолкнешь, то и на тебя найдутся крепкие цепи!

Не боялся Локи угроз, лишь сильнее от них распалялся:

— И это ты говоришь мне, отдавший за смазливую дочь Гюмира всё золото и меч свой в придачу? А чем будешь драться, когда явятся дети Муспелля? Или думаешь напугать Сурта одним своим видом?

Слуга Фрейра Бюггвир поддержал онемевшего от ярости господина и решительно вмешался в перебранку:

— Будь я равен сыну Ньёрда, растерзал бы в клочки зловредную ворону.

Локи спросил, повернувшись в сторону Бюггвира:

— Что там за мелочь хрюкает? Что за собака льстиво виляет хвостом, пресмыкаясь пред сильными? А, это ты, Бюггвир! Вечно подачек просишь у Фрейра. Славно, видать, прикормил он тебя, раз на меня ты осмелился тявкать.

Бюггвир ответил с достоинством:

— Меж людей и богов я быстрым прослыл. И почётно сидеть мне здесь, на пиру.

Локи фыркнул:

— Молчи, недотёпа, не умеющий толком пищу подать. Не ты ли готов под столом хорониться даже от малой напасти и в соломе прячешься во время сражений?

Хранитель радуги Хеймдалль, до сей поры молчавший, ударил кулаком по столу, и загремел его голос:

— Ты, видно, Локи, совсем рассудка лишился! Пиво тому виной — язык свой не в силах тот обуздать, кто меры не знает в питье!

Однако Локи было уже не остановить. Позабыв о неоднократных трёпках, которые устраивал ему бог света, он обрушился на аса:

— Посмотри на себя, Хеймдалль: хоть и трезвый ты, но вечно с мокрой спиной, словно пёс цепной, стоишь на страже богов.

Не сдержалась тогда великанша Скади и пообещала вдохновителю ссор:

— Не долго, Локи, тебе резвиться на воле. Привяжут тебя к голой скале крепкими верёвками, если не образумишься.

Локи тут же ответил:

— А знаешь ли ты, Скади, кто виновник гибели отца твоего, ётуна Тьяцци? Вот он — перед тобою.

Вскричала в гневе Скади:

— За это зло в доме моём будут тебе готовить погибель.

Локи рассмеялся:

— Прежде со мной обходилась ты ласковей, призывая к себе и задирая подол. Отчего ж забывать былое, коль начат нашим деяниям счёт?

Тут Сив, золотоволосая богиня, выйдя из-за стола, налила Локи в хрустальный кубок мёду и сказала хулителю асов:

— Выпей мёда из этого кубка, и помиримся. Не хочу, чтобы ты порочил меня на пиру могучих богов.

Но Локи никого не щадил, хотя от мёда не отказался. Одним глотком влив в себя весь кубок, заставил он и Сив огорчиться, сказав во всеуслышание:

— Порочить тебя бы не стал, если б ты была неприступной и со мной не спала.

Боги уже готовы были расквитаться с бесчестившим их мерзавцем, но в этот миг Бейла, жена оскорблённого Бюггвира, прислушавшись, воскликнула:

— Чую, задрожали горы и трясётся земля. Слышится грохот козлиных копыт — то, я думаю, возвращается Тор!

Локи, обращаясь к жене слуги, вложил в слова всё своё к ней презрение:

— Как смеешь ты, жена Бюггвира, издавать комариный писк? Ты — вместилище грязи. Рабыня, скотница!

Тут в палату к пирующим богам ворвался Тор. Был гневен Рыжеволосый, с порога услышав из уст Локи такую хулу, и пригрозил осквернителю чужих постелей:

— Закрой свой рот, мерзостный выродок, не то молотом снесу башку твою с плеч.

Локи воскликнул:

— Не иначе сын Земли прибыл к нам! Вот что отвечу: прежде чем со мною браниться, схватись-ка с Фенриром.

Тор вскричал:

— Смолкни, поганец! Закину тебя на восток или мой молот Мьёлльнир заставит тебя замолчать!

Локи ответил:

— Это ты напоминаешь так о походах своих на восток? А вспомни, как прятался в рукавице, от страха трясясь, как от голода чуть не погиб, не сумев развязать ремни котомки Скрюмира?

Тогда буйный ас схватил свой молот и, потрясая им, пообещал Локи, что если он, Тор, услышит из уст лжеца и обманщика ещё хоть одну хулу на богов, то преступит все законы и разделается с ним тут же, на глазах у всех, на пиру Эгира.

Локи, заметно поостыв при виде молота, постарался всё-таки не потерять лицо — вот что услышали от него сидящие за столами:

— Я высказал богам и богиням всё, не таясь. Тебе же, Тор, уступлю, так как знаю: ты будешь сражаться.

Обратившись напоследок к великану Эгиру, который сидел безмолвно, ошеломлённый произошедшим, Локи сказал:

— Пива, Эгир, наварил ты немало, но напрасно старался. В благодарность одно тебе пожелаю: пусть всё, чем ты владеешь, сгорит, пусть огонь опалит твою спину.

После этого, решив, что с него достаточно, Локи посчитал за лучшее убраться с пира. На том и закончилась перебранка.

IXПЕСНЬ О ТРЮМЕ

Несмотря на выходки сына Фарбаути, асам всё же приходилось обращаться к услугам Локи. Тому свидетельство — история с Трюмом.

Случилось так, что однажды утром Тор не обнаружил в своём чертоге Мьёлльнира. Рыжеволосый впал в отчаяние — с потерей молота бог лишался доброй половины могущества, более того, обладая молотом, Тор настолько свыкся с Мьёлльниром, что не мог и представить себя без него. В чертоге Тора начался переполох, всё было перерыто: чуланы, сундуки, кровати — домочадцы перешерстили все закоулки. Сив плакала, беспорядочно бегали слуги, Тор, в исступлении тряся бородой и длинными космами, вместе с ними метался по палатам. Нигде не обнаружив чудесного молота, бог вынужден был послать за Локи, хотя ему ужасно не хотелось связываться с отщепенцем.

Когда прибыл вздорный лжец, Рыжеволосый повёл такую речь:

— Слушай, Локи, скажу тебе о том, чего ещё не знают ни на земле, ни на море: похищен мой молот.

Вняв новости, Локи поразмыслил и ответил, что готов помочь в розысках, но для начала неплохо бы обратиться к Фрейе и попросить у неё наряд из перьев, который делает того, кто его надевает, быстрым, как сокол. Нетерпеливый Тор тут же согласился с доводами хитреца: вдвоём они отправились к прелестнице выпрашивать у неё перья.

Ответила на просьбу богов Фрейя:

— Отдала бы я наряд, будь он золотым. Ссудила бы его, будь он серебряным.

Но как быть с нарядом из перьев? Стоит ли вновь отдавать его хулителю асов и воплощению лукавства? В этом Фрейя не была уверена, несмотря на то что Локи употребил всё своё красноречие, расписывая её красоту и добродетели. Даже узнав о пропаже молота, Фрейя какое-то время колебалась. Однако всё-таки согласилась на просьбы, и в конце концов птичий наряд вновь оказался у Локи.

Надев его, сын коварства и лжи полетел в страну ётунов — только ветер свистел в перьях, — за мгновение преодолевая огромные расстояния. Неизвестно, кого Локи расспрашивал по дороге и где добыл он сведения о нахождении молота, но вскоре приземлился посланец Тора возле кургана, на котором сидел великан Трюм. Был занят ётун тем, что плёл ошейники из золота своим свирепым псам и расчёсывал своим коням густые гривы.

Увидев лукавого бога, турс дел своих не бросил, поинтересовался только:

— Что там у асов? Что там у альвов? И что ко мне привело тебя, Локи?

Пронырливый ас ответил:

— Неладно у альвов. Неспокойно у асов. Не ты ли, Трюм, тому виной?

Ётун не стал отпираться и признал, что молот и впрямь находится у него. Великан не скрывал торжества, поведав: Мьёлльнир зарыт, да так глубоко, что никто не сможет его найти, если не будет на то воля самого Трюма. На вопрос Локи, какую цену назначит турс за молот, Трюм отвечал, что цена одна — прекрасная Фрейя. Единственно с целью жениться на богине и совершил он эту кражу. Трюм оказался вовсе не таким простаком, каким его представлял хитроумный ас, — в конце речи ётун заявил, что Фрейю должна доставить в его жилище служанка богини и никого более не должно быть с ними, иначе Мьёлльнира асам не видать во веки вечные.

Поняв, что похищение молота было поступком со всех сторон продуманным, Локи немедля помчался обратно, и ветер в его перьях зашумел ещё громче.