— Отчего не рад ты, Оттар, моим ласкам? Может, нашёл мне замену? Если так, то несдобровать сопернице — повелю своим кошкам выцарапать ей глаза, а затем разорвать её на части.
Оттар, вздохнув, отвечал:
— Успокойся, причина моей печали в другом. Задумал я трудное дело — вступил в тяжбу с родичем Ангантюром из-за наследства, и теперь предстоит мне на суде перечислить имена всех своих родственников до десятого колена, а их без малого сотня. И если хоть одного не упомню, Ангантюр возьмёт верх, и тогда пропало моё золото.
— Не печалься! — сказала Фрейя. — Положись на меня. Живёт в горах Ётунхейма великанша, имя её Хюндла — Собачка. Она хранит в своей памяти родословные всех великанов, людей и асов с начала времён. Есть у неё и Пиво Памяти — тот, кто его выпивает, запоминает всё. Правда, характер у Собачки скверный и нрава она весьма злобного. Кроме того, великанша имеет зуб на богов — особенно на Тора, погубившего многих её сородичей. И ещё: терпеть она не может жителей Мидгарда. Хюндла ни за что не пойдёт нам навстречу, если ты явишься к ней в своём обличье, но постараюсь её перехитрить.
Превратила затем хитроумная Фрейя Оттара в вепря, оседлала его и на нём отправилась в Ётунхейм к недоверчивой Хюндле. Появившись в пещере великанши, повела богиня такую речь:
— Проснись, дева, пробудись, сестра! Подруга верная, Хюндла! Задумала я примирить тебя с богами. Тотчас поедем мы к Одину и попросим его о милости! Щедро золото он рассыпает, раздаёт мечи и кольчуги: одним дарует победу, другим — богатство. Красноречием и разумом награждает он властителей, ветер преподносит морякам, мужество — воинам.
Появление Фрейи насторожило Собачку — не откликнулась она на посулы. Гостья же, не смутившись, продолжала её увещевать:
— Клянусь: приготовлю я жертвы Тору, чтобы даровал он тебе свою милость. Хоть и не жалует Тор ни ётунов, ни жён их, но сделаю всё, чтобы ас не тронул тебя. Ты ли не украшение гор, сестрица моя? Выводи же волка из стойла — поскачешь на нём рядом с вепрем моим в Вальхаллу!
Лишь усмехнулась великанша Хюндла на эти речи и спросила богиню:
— С какой поры ты, Фрейя, стала называть меня своей подругой? Когда это стала я твоей сестрицей?
Фрейя воскликнула:
— Всегда ты была моей подругой, Хюндла! Всегда считала я тебя своей сестрицей! А если какие размолвки и случались меж нами, то давай не поминать старое!
Великанша сказала:
— Подозрительны мне твои речи. Не иначе хочешь от меня чего-то, хитрая.
Потом, поглядев на вепря, добавила:
— Да и больно худ твой кабан — на нём до ближайшей горы не доехать, не то что до богов. Так что, пожалуй, не буду я запрягать своего волка, пусть отдыхает в стойле.
Возразила Фрейя:
— Сюда вепрь довёз меня, довезёт и до Асгарда.
Усмехнулась Хюндла:
— Ой ли! Вижу, что едва он дышит. Не твой ли это любимчик обёрнут в кабанью шкуру? Обмануть меня хочешь?
— Что ты, что ты! — отмахнулась Фрейя. — Ошиблась ты, Хюндла, ото сна ещё не очнулась. Милого нет здесь — то вепрь мой сияет своей золотой щетиной. Зовут его Хильдисвини — карлики Даин и Набби когда-то его для меня изготовили.
— Ну что же, пусть будет так! — сказала Хюндла. — Только чувствую — не за тем ты явилась, чтобы замолвить обо мне словечко Одину и Тору. Выкладывай как на духу, что от меня тебе нужно.
Вздохнула тут Фрейя и сказала:
— Ладно, тогда сойду я с седла. Присев у огня в твоей пещере, о знатных родах поведём мы с тобой разговор — о тех героях, чей род ведётся от асов. Признаюсь, люблю я Оттара — больше солнца мил он мне. Для меня постарался Оттар: возвёл мне алтарь из камня и так часто обагрял его жертвенной кровью, так часто разводил огонь, посвящённый мне, что расплавился камень в стекло. Помочь ему я хочу добыть наследье. Поведай-ка мне о древних его родичах, перечисли все родословья.
Хюндла покосилась на вепря и вот что ответила:
— Что же, знаю я род Оттара. Иннстейна он сын, Иннстейн — сын Альва, Альв — Ульва сын, Ульв произошёл от Сефари, Сефари был сын Свана Рыжего. Довольно ли этого?
Фрейя сказала:
— Ты же знаешь, Хюндла, что этого мало.
— Хорошо, — кивнула Собачка. — И всё-таки сдаётся мне, что вепрь, на котором ты сюда добралась, не Хильдисвини — слишком поджары у него бока, и он всё ещё не может отдышаться.
— Да что ты, сестрица, это Хильдисвини, — замахала руками Фрейя.
Тогда Хюндла продолжила:
— Матерью отца его была Хледис, звали Фроди её отца, а её мать звали Фриун. Был этот род родом героев. Али был могуч, Хальвдан — до этого. Вступил он в родство с Эймундом — женился на Альмвейг и восемнадцать сынов породил. Довольно ли этого?
— Конечно же, не довольно, сестрица, — вновь отвечала Фрейя. — Продолжай!
— По-прежнему кажется мне, что вепрь твой не Хильдисвини, — сказала великанша.
— Что ты, подруга, он самый. И сделали мне его карлики.
— Ну, тогда слушай дальше, — сказала Собачка. — Оттуда пошёл род скьёльдунгов, а также скильвингов, и аудлингов, и ильвингов тоже. Всё это — предки Оттара. Хильдигунн была матерью Фриун. Даг взял в жены Тору, та родила героев: Фрадмара и Гюрда, обоих Фреков, Ёсумара, Ама, старого Альва. Кетиль был дедом матери Оттара. Назову ещё Наину, дочь Нёккви, сын её — шурин отца Оттара. Довольно ли этого, Фрейя?
— Нет, не довольно, сестрица, — сказала Фрейя. — Должен знать Оттар всех своих родичей.
— Хорошо, — кивнула великанша, — слушай. Бродд и Хёрви, Исольв и Асольв, Гуннар Стена, Грим Закалённый, Ульв Жадный Зев, Торир Щитоносец, Буи, Брами, Барри, Рейфнир, Тинд и Тюрвинг, двое Хаддингов, Ани и Оми. Довольно ли их?
— Пожалуйста, не останавливайся, сестрица, — попросила Фрейя. — Вспоминай всех.
Вепрь тем временем чуть дышал и всё никак не мог прийти в себя после скачки. Внимательно посмотрев на кабана, сказала Собачка:
— Сдаётся мне, что всё же он не Золотая Щетина. Еле на ногах держится и разит от него потом — настолько он взмылен.
— Да нет же — это Золотая Щетина, — отвечала Фрейя. — Продолжай.
И великанша продолжила:
— Я знала Бродда и Хёрви, воинов храбрых — Ёрмунрекк им обоим отец. Он родич Сигурда, Фафнира сразившего, — от Вёльсунга вёл род этот вождь. Хьёрдис была из рода Храудунга. Эйлими — из рода аудлингов. Гуннар Стена и Хёгни, славный Готторм, Харальд Клык Битвы, сын Хрёрека и Ауд Премудрой, отец которой — Ивар, Радбард и сын его Рандвер — все они родичи Оттара. Довольно ли этого, Фрейя?
Фрейе и этого было не довольно. Просила она Хюндлу не останавливаться. Ётунша сказала:
— В живых остаётся одиннадцать асов, ведь Бальдр пал, но Вали готов отомстить за брата. Есть Тор и Тюр, Хермод, Хёд слепой, невольный виновник Бальдровой смерти, Видар есть и Фрейр — асы тоже в роду у Оттара. Я всё сказала, и этого, Фрейя, довольно.
— Нет не довольно, сестрица! — воскликнула Фрейя. — Осталось ещё кое-что.
— И что же осталось? — удивилась великанша.
Воскликнула тогда влюблённая богиня:
— Знаю, есть у тебя Пиво Памяти! Очень прошу, дай его выпить вепрю, чтобы тот запомнил каждое слово. Когда придёт день суда с Ангантюром, выпив волшебного пива, перечислит Оттар всех родичей без запинки и выиграет спор.
Так невольно выдала себя Фрейя, пребывая в заботе о любимом и позабыв об осторожности. Разъярилась Хюндла, узнав, кого прятала Фрейя в обличии кабана, и затопала ногами:
— Прочь убирайся! За ложь свою не услышишь ты больше ни единого слова, распутная дрянь! Обмануть решила меня! Да и чего ожидать от той, кто бегает по ночам, подобно Хейдрун-козе, путающейся с козлами?
Однако богиня, хитрость которой оказалась раскрыта, вновь потребовала у хозяйки Пива Памяти, пообещав:
— Если не дашь его моему вепрю, окружу твоё жилище огнём и будет тебе из него не выйти!
Собачка взревела:
— Это та от меня пива требует, которой под подол разве что козлы Хейдрун не забирались? Все уже там побывали! Уходи прочь, проклятая!
Но раздосадованная Фрейя не отступалась и продолжала угрожать великанше. Тогда разъярённая Хюндла пообещала лгунье:
— Вот как откуплюсь от тебя: поднесу я Оттару пива, но будет в нём растворён смертельный яд.
Фрейя вскричала:
— Не посмеешь ты сделать зла, проклятая исполинша! Придётся мне отправиться к Одину — попрошу я помощи у богов, а с тобой ещё расквитаюсь!
Хюндла ответила бранью:
— Чтоб ноги твоей больше здесь не было, распутная стерва.
Ничего не оставалось Фрейе, как оседлать вепря и убраться прочь.
XIIIПЕСНЬ О ГРОТТИ
У Высокого от одной женщины был сын Скьёльд, от которого и пошёл род скьёльдунгов. Жил Скьёльд и правил в Мидгарде — в стране, которую теперь называют Данией, а раньше она звалась Готланд. Правил конунг долго и счастливо — боги ему покровительствовали, а великаны обходили ту страну стороной, ибо не хотели связываться с асами.
Сына Скьёльда звали Фридлейв. Правил он так же долго и счастливо, как и его отец.
Сына Фридлейва звали Фроди. Правление Фроди принесло в Готланд ещё большее благоденствие. Никто в его времена не воевал друг с другом, трава на пастбищах зеленела, поля колосились, в море ловилось такое количество рыбы, что некуда было её девать, — люди и сами ели, и засаливали её в бочках, и приходилось даже часть улова продавать в соседние страны. Зверей и птиц также было в лесах видимо-невидимо, и охота всегда заканчивалась удачно. Что же касается соседних стран с их правителями, то с ними у конунга были самые добросердечные отношения. Не раз бывали те конунги и ярлы в гостях у Фроди, да и Фроди то и дело отправлялся к ним на пиры. Благодаря уму считался он самым могущественным и мудрым конунгом на всём Севере — соседи приглашали его распутывать самые сложные споры, и он столь славно справлялся с судейскими обязанностями, что вскоре установил повсюду мир, который люди так и стали называть миром Фроди.
Конунг назначил определённый день, в который все могли приходить к нему на двор, и правил суд со своего трона, установленного на крыльце. Всякий раз он внимательно вникал в дело, никогда не спешил, всё обдумывал — вот почему суд его всегда был справедлив и люди шли к нему даже из самых дальних краёв. Говорят, в те годы викинги позабыли, где повешены у них щиты. До того дошло, что ни один человек не причинял другому вреда, даже если ему попадался убийца его брата или отца, свободный или связанный. Можно было спокойно путешествовать по глухим дорогам и без страха отправляться из одной местности в другую. Никто не протягивал руку к чужому кошелю и не обирал спящих, ибо не осталось ни одного разбойника и ни одного вора. Сам Один пристально следил за своим потомком и был доволен его делами.