Женька Елену боготворила, называла ласково «Лесенька». Несмотря на то, что жутко уставала на дежурстве, норовила приготовить что-нибудь вкусненькое, чтобы побаловать старшую подругу. Елена пыталась помочь ей с учебой, но в голове у Женьки гулял ветер.
– Ну ее, эту математику, – она небрежно махала рукой и вскакивала с табуретки, легко и грациозно, точно бабочка вспорхнула.
– Тебя же отчислят, – пыталась вразумить ее Елена.
– Ну и пусть. Если честно, Лесенька, то мне плевать. Я учиться не хочу.
– А что же ты хочешь? – Елена смотрела на нее с добродушным укором.
– Замуж хочу! Ребеночка хочу, а лучше двух. Знаешь, какая я буду хорошая жена? Знаешь? – Женька заглядывала Елене в лицо, теребила ее тонкими, длинными пальцами и смеялась, закинув голову, рассыпав по плечам золотистые локоны.
В такие минуты она была невероятно хороша: худенькая, гибкая, с синими васильковыми глазами, розовыми пухлыми губками, нежным румянцем на щеках. Замуж, однако, в их городе выйти было не так-то просто. Нет, конечно, у Женьки с ее красотой недостатка в кавалерах не было. У них под окнами вечно кто-то бродил, уныло и преданно покрикивая: «Жень, а Жень! Выходи!» Какие-то парни даже подрались из-за нее, а сосед с первого этажа, слесарь первого разряда Матвей Кошелкин, однажды явился с букетом, бутылкой шампанского и золотым обручальным колечком своей покойной матушки.
Словом, выбор у Женьки был. Но ей не нравился ни один из ухажеров. Женьке хотелось романтики и красоты, она грезила о тонком интеллигенте, который не пьет водку и пиво в подъезде, не ругается матом, а еще у него аккуратные ногти и чистые уши. А по воскресеньям он ходит на концерты или, на худой конец, слушает дома музыку Баха.
Откуда у Женьки взялись такие притязания, Елена понять не могла. Ее родители были простые работяги на заводе, отец крепко выпивал, иногда поколачивал мать, они за свою недолгую жизнь ни разу не выезжали дальше огорода и никогда не интересовались классической музыкой. Но вот нате ж вам – где-то Женька высмотрела этот образ, то ли в фильме заграничном увидела, то ли в книжке прочитала. Книжки, кстати, она любила, всегда что-то читала на ночь перед сном, все больше, конечно, о любви. Елена посмеивалась над ней.
– Ну куда тебе замуж? Ты еще совсем ребенок. Тебе выучиться нужно, профессию получить. А уж потом семью заводить.
Но Женька не слушала ее, только по привычке небрежно махала своей узкой ладошкой и мечтательно закатывала глаза…
Все случилось неожиданно и как-то быстро, даже стремительно. Еще вчера они сидели на кухне и хохотали до упаду над репризами Петросяна, а уже через неделю Женька пришла домой за полночь. Елена, не находившаяся себе места от волнения, услышав, как скребется в замке соседской квартиры ключ, мигом понеслась в прихожую и распахнула дверь.
Женька стояла, прислонившись к стене, волосы ее струились по плечам, лицо было бледным, взгляд туманным. В тусклом свете лестничной площадки она казалась русалкой, выплывшей из глубины озера.
– Что случилось? Где ты была? – Елена подошла к ней, уперла руки в бока. – Не стыдно тебе? Я же волнуюсь, с ума схожу.
– Ой, Лесенька, тут такое… – тихо и таинственно протянула Женька и, вместо того чтобы открыть дверь, сползла по стене на корточки.
– Ты что? – Елена принюхалась. – Ты пьяная? Женька! С ума сошла? Зачем ты пила? С кем?
– Тихо, Лесенька, не ругайся. – Женька приложила к губам тоненький пальчик с коротко остриженным ноготком – санитаркам был запрещен маникюр.
– Как – не ругайся? Ты же… ты мне как сестра. Кто еще о тебе позаботится, о дурехе? – Елена вынула из двери Женькиной квартиры ключ, подняла подругу с пола и потащила к себе.
Женька была легкой, крепкая и ширококостная Елена без труда дотащила ее до комнаты и сгрузила на диван. Та не сопротивлялась, сразу же свернулась в клубочек, подтянула ноги к животу, подложила ладошки под щеку. Елена вскипятила чаю, сделала пару бутербродов и принесла Женьке прямо в комнату. Та от бутербродов отказалась, а чай выпила с жадностью, обжигаясь. Видно было, что ей нехорошо, муторно. Пить она не умела и не любила.
– Рассказывай, в чем дело, – велела Елена, когда Женька немного пришла в себя.
– Ой, Лесенька, он такой… такой! Просто фантастический!
– Кто это – он? Тот, кто тебя напоил?
– Ничего он не поил! Он просто проставлялся. У него первый рабочий день был сегодня. Наш новый заведующий отделением. – Женька сложила губы трубочкой и чмокнула воздух. – Такой красавец! Ты бы его видела. Высокий, глаза такие глубокие. А умный какой! Я как увидела его, так сразу и влюбилась! Лесь, я люблю его!
– Так прямо сразу и «люблю». – Елена убрала с мокрого Женькиного лица растрепавшиеся пряди. – Проспись сначала. Тоже мне, алкашка.
Женька послушно зажмурилась, но тут же открыла глаза. Порывисто села на диване, обхватила руками худые коленки.
– Он будет мой, вот увидишь! Будет!
– Сколько ему лет? – спросила Елена.
– Тридцать два.
– Женат? – Она не хотела произносить это слово. Оно само вырвалось у нее.
Женька вдруг поникла, как сорванная маргаритка. Опустила голову, волосы золотым дождем упали ей на плечи и грудь. Елена почувствовала острую жалость и нежность.
– Жень, – она мягко коснулась ее плеча. – Женечка. Но ведь нельзя. Ты ж понимаешь, что нельзя.
– Ничего я не понимаю! – Женька ожесточенно мотнула головой и шмыгнула носом. – Сказала, он будет мой. Жена не стенка, подвинется.
Елене стало неприятно. Никогда прежде она не замечала за подругой такого цинизма и агрессии. Она молча кинула Женьке плед, погасила свет и вышла из комнаты.
Утром Женька появилась в кухне, зеленая, со спутанными волосами. Поставила на плиту чайник, виновато потупив глаза. Весь вид ее выражал стыд и раскаяние. Елена растаяла.
– Ну, ты как? – ласково спросила она.
– Нормально, – угрюмо бросила Женька, заваривая себе крепкий чай.
Елене стало еще больше жаль ее.
– Как хоть его звать?
Женькины глаза тут же загорелись, к скулам прихлынул румянец.
– Иннокентий Павлович. Кеша. – Она пропела последнее слово, точно дивную мелодию.
– Дурацкое имя. – Елена пожала плечами. – Так попугаев зовут.
– Сама ты попугай, – огрызнулась Женька и тут же спохватилась: – Лесенька, не обижайся. Это я так. Понимаешь, он самый лучший. Самый-самый. Я о таком всю жизнь мечтала. Он любит Баха. Он сам мне это сказал!
– Но ты же понимаешь, что он чужой. У него семья. Дети, наверное, есть.
– Есть. – Женька понуро опустила голову. Но тут же встряхнулась: – Все равно! Я его люблю, и точка!
– А он тебя?
– И он полюбит. Он со мной вчера на брудершафт пил. И про себя рассказывал. Как в институте учился, где работал.
Елена ничего не ответила. Молча налила себе чая, так же молча выпила, оделась и ушла на работу.
В этот вечер Женька вернулась домой вовремя. В руках у нее был букет темно-красных роз и коробочка шоколадных конфет. На лице сияла горделивая улыбка.
– Что это? Откуда? Он подарил? – догадалась Елена.
Женька кивнула.
– Он. Мы гуляли в больничном дворе. Потом зашли в магазин. А рядом цветочный киоск.
Елена смотрела на Женьку с невольным уважением. Вот это да: девчонка, санитарка, за день окрутила солидного женатого доктора. Да так, что он уже букеты ей готов дарить. Кто знает, чем дело кончится. И тут же что-то кольнуло ее изнутри. Какое-то тревожное, гнетущее чувство, словно совсем рядом притаилась беда.
– Жень, беги от него. Беги, пока не поздно.
– Еще чего! Он меня завтра в кино позвал. – Женька разулась, прошла в комнату, по-хозяйски взяла Еленину любимую вазочку, сбегала в ванную за водой и аккуратно поставила букет.
– Дуреха ты, – проговорила Елена с безнадежностью. – Поматросит он тебя, да и бросит.
– Посмотрим! – с вызовом ответила Женька.
Прошло еще несколько дней, и Елена в окно увидела, как к подъезду подъехал новенький вишневый «жигуль». Из него вышел высокий блондин в пиджаке и галстуке, протянул галантно руку, и из салона выпорхнула Женька. Она шла рядом с ним, неся себя с таким высокомерием и гордостью, словно была не санитаркой, а наследной принцессой. Они зашли в подъезд. Елена побежала в прихожую, приникла к глазку. Она видела, как парочка поднялась на этаж. Они о чем-то тихо переговаривались, смеялись. Мужчина обнимал Женьку за осиную талию. Щелкнул замок. Блондин и Женька скрылись за дверью, плотно прихлопнув ее за собой.
Елена вздохнула и отправилась на кухню мыть посуду. Руки у нее дрожали, мыльная губка выскочила и полетела на пол. Вслед за ней разбилась чашка, ее любимая, с синими цветочками и золотым ободком. Елена в сердцах выключила воду и села к столу на табурет.
Ее раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, она была рада за Женьку, с другой – ею все сильнее овладевало одиночество. Вдруг этот доктор Кеша действительно так сильно влюбился, что бросит свою семью и женится на Женьке? Увезет ее из дома к себе на съемную квартиру. Или построит им кооператив. А она, Елена, останется в этом проклятом Курчатове одна-одинешенька.
Она постаралась подавить грустные эмоции. Что ж, так бывает. Она сама в студенческие годы крутила романы, а ее закадычная подружка Марьяшка молча страдала, стиснув зубы. Постепенно ей стало легче, она включила телевизор, посмотрела фильм. Потом с удовольствием поплескалась в душе, расстелила кровать и улеглась. От Женьки не было ни слуху ни духу. «Хоть бы заглянула на минутку», – с обидой подумала Елена, но было очевидно, что Женька сейчас занята настолько важным для нее делом, что ей не до визитов. Так Елена и заснула – с обидой и грустью.
А утром проснулась от трезвона в дверь. Звонок заливался громкой трелью. Елена накинула халат, пригладила растрепанные волосы и поспешила в прихожую. Женька стояла на пороге, красивая до невозможности, как-то по-новому накрашенная, от нее шел тонкий аромат дорогих духов.
– А вот и ты, – стараясь говорить как можно спокойней, произнесла Елена. – Явилась, не запылилась. Я, между прочим, видела вас вчера.