. В довольно резкой форме он велел Мэйлин возвращаться: «В какой день ты собираешься вылететь на Тайвань?»[549]
Айлин просила Младшую сестру не уезжать из Нью-Йорка, она считала, что Чан Кайши не заслуживает преданности за те беды, которые обрушились на их семью по его вине, к тому же он оказался некомпетентным политиком[550]. Но в первую очередь Айлин не хотела отпускать сестру на Тайвань потому, что там ее могла ждать верная смерть: коммунисты строили планы захвата острова. Айлин не допускала даже мысли о том, что Младшая сестра погибнет вместе с генералиссимусом. Однако она понимала, что бросать мужа в трудную минуту – дурной тон. Кроме того, Чан Кайши ни за что не простит Мэйлин, если она оставит его, и тогда Младшую сестру будет ждать та же участь, как и всех, кого Чан Кайши не простил. Обычно уверенную в своих решениях Айлин на этот раз терзали сомнения.
Мэйлин пребывала в смятении. Только при одной мысли о том, чтобы уйти от мужа в подобных обстоятельствах, ее мучили угрызения совести; она понимала, что своими руками подкинет коммунистам пропагандистский материал. Если она оставит Чан Кайши, то никогда не простит себе этого. Первого декабря 1949 года Чан Кайши телеграфировал Мэйлин: он выражал сожаление, что не смог отметить вместе с ней двадцать вторую годовщину их свадьбы[551]. Эти слова открыли в душе Мэйлин шлюзы памяти, она вспомнила свою жизнь с генералиссимусом: «Я сопровождала мужа в военных кампаниях. Мы жили в мазанках, на железнодорожных станциях, в поездах, среди раскаленных песчаников Северо-запада, в обычных казармах, в палатках… Я учреждала школы, сиротские приюты, больницы и клиники для лечения курильщиков опиума… Я даже поступила на военную службу в качестве Генерального секретаря Авиационной комиссии». Вся эта насыщенная событиями и увлекательная жизнь была бы невозможна, если бы Мэйлин не стала женой Чан Кайши. Она задалась вопросом: «Как я могла допустить, что меня не было рядом, когда на моего супруга обрушился тяжелейший в его жизни удар?»[552]
Она потеряла покой и сон, пыталась говорить с Айлин, чтобы разобраться в своих чувствах. Старшая сестра твердила: «Продолжай молиться и наберись терпения. Я знаю, Он откроет тебе путь». Мэйлин усердно молилась уже несколько месяцев, и ей стало казаться, что ее молитвы «приобрели какую-то механическую монотонность». Но она не сдавалась. «И однажды на рассвете, то ли во сне, то ли наяву, я услышала Голос – неземной Голос, который отчетливо произнес: “Все в порядке”»[553].
Эта слегка измененная строка из поэмы Роберта Браунинга однажды уже всплывала в памяти Мэйлин. В декабре 1936 года, когда Чан Кайши был пленен «молодым маршалом», она полетела в Сиань, чтобы спасти мужа. В тот раз Чан Кайши сказал ей, что Бог послал ему весть о ее прибытии через отрывок из Библии, который случайно попался ему на глаза. Мэйлин истолковала этот «чудесный случай» как посланный Богом знак: «Все в порядке». Эти же слова сейчас показались ей напоминанием Бога о том, что случилось в 1936 году, и советом снова быть рядом с мужем.
«Разбуженная этими словами, я вскочила с кровати и бросилась в комнату к сестре. Она проснулась. Столь раннему визиту сестра не удивилась: в те беспокойные дни меня мучила бессонница, я часто тревожила ее днем и ночью». Айлин увидела, как «сияет» лицо Мэйлин, и сразу все поняла. «Я объяснила ей, что слышала, как ко мне обратился Бог… [и] объявила, что лечу домой первым же самолетом, и она помогла мне уложить вещи. Больше она не протестовала».
Мэйлин прибыла на Тайвань 13 января 1950 года. В своем дневнике в этот же день Чан Кайши вежливо и официально записал, что после того, как Мэйлин отдохнула, он «выслушал [ее] отчет» о проделанной в Америке работе[554].
Вскоре стало очевидно, насколько важным для Чан Кайши оказалось возвращение Мэйлин. Ситуация на Тайване обострилась: два миллиона военных и гражданских, бежавших с материка, наводнили остров, население которого составляло ранее лишь шесть миллионов человек. Тайвань столкнулся с серьезным экономическим кризисом. США не вмешивались. На острове не было американского посла – только второй секретарь посольства. Коммунисты объявили о своих планах завладеть Тайванем. Население охватила паника. Каждый, кто имел возможность уехать, срочно покидал остров. А Мэйлин, наоборот, прилетела на Тайвань. Это подняло боевой дух националистов на невероятную высоту. Толпы народа бросились к аэропорту, когда пришло известие о том, что Мэйлин возвращается. Чан Кайши по достоинству оценил то, что удалось сделать его жене. В своем дневнике он сравнил Мэйлин с легендарными героями, которые приходят на выручку в самый опасный момент[555].
Часть V. Три женщины, три судьбы (1949–2003)
Глава 19. «Мы должны покончить с душевностью». На посту заместителя Мао
Незадолго до того, как в мае 1949 года коммунисты заняли Шанхай, Мэйлин, находившаяся в Америке, отправила Красной сестре полное тревожных мыслей письмо. Мэйлин надеялась, что Цинлин жива и невредима и у нее все хорошо. Младшая сестра беспокоилась и просила Цинлин обязательно сообщить ей, как обстоят дела, ведь теперь, когда их разделял океан, она не могла оказывать сестре ощутимую помощь. Вместе с мужем Мэйлин была внесена в список «военных преступников», поэтому письмо предусмотрительно было подписано не только ее именем, но и именем их брата Т. Л., дочери которого Цинлин посылала книги[556].
Красная сестра не ответила Мэйлин[557]. Не отвечала она и на письма Айлин. Борьба за власть между коммунистами и гоминьдановцами подходила к концу. За это время Цинлин не отправила сестрам ни одной доброй весточки. Она оставалась невозмутимой, возможно, даже чувствовала себя оскорбленной, ибо сестры, судя по всему, считали выбранное ею будущее полным лишений и тревог. Связав свою судьбу с красными, Цинлин была готова рано или поздно вычеркнуть сестер из своей жизни. Не исключено, что ее знаки внимания к сестрам в последние годы были способом защититься от Чан Кайши. Цинлин уже смирилась с тем, что вынуждена жить без семьи, в которой родилась.
Семью ей заменили соратники по партии и близкие друзья. Вместе с ними Цинлин отпраздновала взятие коммунистами ее родного города. «День, ради которого мы сражались, наконец настал!» – поздравляли они друг друга, собравшись в ее доме[558]. Взволнованно улыбаясь, Цинлин вдевала в петлицу каждому гостю алую розу.
Мао Цзэдун сделал своей столицей Пекин и пригласил Цинлин приехать и присоединиться к его правительству. Председатель выражался вежливо и почтительно: не могла бы мадам Сунь «руководить нами при строительстве нового Китая»?
Цинлин поблагодарила Мао, но приехать в Пекин не согласилась. Она объяснила, что страдает гипертонией и другими недугами, поэтому нуждается в лечении в Шанхае. Новый премьер-министр Чжоу Эньлай тоже попытался уговорить ее, как и некоторые старые друзья. Цинлин отказала всем[559].
Она вовсе не старалась набить себе цену. Ей хотелось жить именно в Шанхае, кроме того, она мудро решила держаться подальше от руководства партии, чтобы по возможности избежать партийных интриг. Цинлин хорошо понимала, что и коммунистический режим будет жестоким: она видела борьбу Сталина и Троцкого и знала о безжалостных чистках, которые устраивал Мао Цзэдун (это коснулось даже Чжоу Эньлая). Порой Цинлин охватывал страх за ее будущее, и она даже подумывала, не уехать ли в Советский Союз «на лечение»[560]. Все, о чем она мечтала, – жить в родном городе, общаться с друзьями и руководить своей маленькой организацией, переименованной в Фонд общественного благосостояния Китая.
Мао Цзэдун направил в Шанхай жену Чжоу Эньлая, давно и хорошо знавшую Цинлин, чтобы она лично передала его просьбу. В таком случае отвечать отказом было бестактно, и Цинлин приняла приглашение[561]. Тем временем сам Чжоу Эньлай занимался организационными вопросами, касавшимися приезда Цинлин, проявляя характерное для него внимание к деталям. Он осмотрел дом, который приготовили для Цинлин, и сообщил ей, что новая резиденция просторнее ее домов в Чунцине и Шанхае и что в здании два этажа – редкость для Пекина с его преимущественно одноэтажной застройкой. Премьер-министр добавил, что отделка интерьера выполняется под надзором друзей Цинлин, и даже предложил ей привезти с собой кухарку. Цинлин высказала ряд пожеланий, и все они были учтены. Старого слугу Сунь Ятсена, который был под арестом, отпустили. Дом любимого (но аполитичного) брата Цинлин Т. А. конфисковали, как и всю остальную собственность ее семьи, и передали ей на ответственное хранение.
В конце августа 1949 года Цинлин выехала в Пекин. Путь до столицы занял два дня, и все это время Цинлин не отрываясь смотрела в окно на меняющиеся пейзажи, поля, деревни и города. Поезд шел с юга на север, а Цинлин думала о том, «как нашей родине стать процветающей. У нас есть все условия… У нас богатые ресурсы… нет тех высот, которых мы не могли бы достичь…»[562].
Мао Цзэдун прибыл на вокзал встречать Цинлин. Подражая советским церемониям, дети преподнесли ей цветы. В свои пятьдесят шесть лет Красная сестра стала заместителем председателя народного правительства. Когда в октябре 1949 года Мао Цзэдун провозгласил Китай народной республикой, Цинлин вместе с ним вышла на площадь Тяньаньмэнь. Пока ее сестры жили в изгнании, в ее судьбе наступил кульминационный период.