Цинлин настояла на своем варианте текста, и младшие цензоры, не имея полномочий вносить правки, разрешили опубликовать ее статьи без изменений. Прочитав их, раздосадованные партийные лидеры решили наказать Цинлин. Одиннадцатого ноября на праздновании юбилея Сунь Ятсена присутствовал сам Мао Цзэдун и все руководство КПК, однако мадам Сунь нигде не было видно.
Тем временем стали распространяться слухи, что у Цинлин завязался «роман» с начальником ее службы охраны и потому ее уже больше нельзя считать мадам Сунь. Одна из родственниц написала об этом Цинлин[577]. Красная сестра пришла в ярость и ответила: «веди… в полицию» того, кто посмеет снова сказать такое. Родственница спросила Цинлин, почему в таком случае она не присутствовала на торжественных мероприятиях. Цинлин вынуждена была оправдываться и объяснила, что, вспоминая Сунь Ятсена, боялась не сдержать эмоций и утратить самообладание, а это выглядело бы некрасиво. На самом деле ее просто не пригласили и даже не сообщили о мероприятии[578].
Цинлин питала особую привязанность к своему главному телохранителю Суй Сюэфану. Это был симпатичный молодой человек, меткий стрелок, опытный водитель, талантливый фотограф и неплохой танцор. В тех редких случаях, когда Цинлин танцевала на своих вечеринках, Суй Сюэфан был ее партнером. Но гораздо чаще они играли вдвоем в шахматы и на бильярде. Цинлин, которая была очень добра и внимательна к своему персоналу[579], относилась к Суй Сюэфану, пожалуй, как к сыну, которого у нее никогда не было. Так же приветлива она была и с его заместителем Цзинь Шаньваном, которому дала дружеское прозвище «Пушка». Цинлин учила Цзинь Шаньвана играть на пианино и даже поручала ему произносить неофициальные речи. Эти двое молодых людей соперничали за ее внимание, хотя порой ссорились и проявляли упрямство. А она озорничала и веселилась, как юная девушка. Атмосфера в доме Цинлин напоминала семейную: там шутили и смеялись, обижались и спорили[580].
Частная жизнь руководителей страны держалась в строжайшей тайне. Возможно, кое-кто из них и заводил романы, но слухи об этом никогда не выходили за пределы охраняемых элитных жилых комплексов и не становились достоянием широкой публики. Сплетничали повсюду лишь об одной Цинлин.
Эти слухи, как и тот факт, что ее не пригласили на празднование юбилея Сунь Ятсена, встревожили Цинлин. Она поняла, что может лишиться титула мадам Сунь. И если раньше, при Чан Кайши, она могла выступить в свою защиту и опровергнуть подобные слухи, например опубликовать статью в газете или напечатать листовки, то теперь действовать такими методами она не имела права, поскольку являлась высшим должностным лицом. У нее не было способов оправдаться перед публикой, она полностью зависела от позиции партии. И если бы партия заявила, что она больше не мадам Сунь, она перестала бы быть ею, даже оставаясь его вдовой.
Столь безрадостная перспектива побудила упрямую Цинлин отступить. Вскоре ей подвернулся случай продемонстрировать свою преданность партии. В апреле 1957 года в Шанхай вместе с женой приехал Лю Шаоци, близкий соратник Мао Цзэдуна, заместитель председателя ЦК КПК. Супруги Лю нанесли визит Цинлин. Госпожа Лю, умная, элегантная, происходила из известного старинного рода. В докоммунистические времена она закончила Католический университет в Пекине и получила диплом по физике. Цинлин дружила с супругами Лю. Она сочла их визит сигналом, что партия готова пойти на примирение, и попыталась использовать этот шанс. Своим гостям Цинлин сообщила, что хочет вступить в КПК. Госпожа Лю отметила, с какой серьезностью было высказано это пожелание. Господин Лю обрадовался, но, взвешивая каждое слово, ответил, что должен доложить о просьбе Цинлин Мао Цзэдуну, поскольку это «чрезвычайно важно». Некоторое время спустя Лю Шаоци вернулся в Шанхай вместе с Чжоу Эньлаем, третьим по значимости человеком в партии. Они известили Цинлин: КПК считает, что она сможет более эффективно помогать им в общем деле, не являясь членом партии. Со своей стороны партия будет информировать ее обо всех ключевых вопросах и привлекать ее к процессу принятия решений. Цинлин кивнула. В глазах у нее стояли слезы, она казалась крайне взволнованной[581].
По сути, ни Мао Цзэдун, ни руководство страны не планировали отлучать Цинлин от участия в управлении государством. Сам Мао поддерживал с ней дружеские личные отношения, называл ее «дорогой старшей сестрой»[582] (Цинлин была старше Мао Цзэдуна на одиннадцать месяцев) и в письмах к ней использовал шутливый тон. С политической точки зрения Цинлин была весьма ценна для партии. Некоммунистические страны, окружавшие Поднебесную, опасались Красного Китая, а Цинлин могла помочь КПК завоевать их расположение. Президент Индонезии Сукарно, к сотрудничеству с которым Мао Цзэдун особенно стремился, был очарован миловидной, изящной Цинлин. Он в буквальном смысле пел ей дифирамбы – посвятил ей песню, которую сам же и исполнил. Мао Цзэдун лично сообщил Красной сестре, что очень доволен впечатлением, которое она произвела на Сукарно[583].
Еще большую ценность Цинлин представляла для Пекина в связи с его планами захватить Тайвань. Президент США Трумэн сначала дистанцировался от режима Чан Кайши, но в июне 1950 года Северная Корея вторглась в Южную, и началась Корейская война. Мао Цзэдун поддержал Северную Корею, а Трумэн направил Седьмой флот США в Тайваньский пролив, чтобы защитить остров от любых возможных посягательств. Армия Мао Цзэдуна не имела возможности взять Тайвань силой. Оставался лишь один путь – убедить Тайвань капитулировать. А кто, кроме мадам Сунь, смог бы поколебать решимость гоминьдановцев сопротивляться? Цинлин со всей ответственностью подошла к выполнению возложенной на нее миссии: она написала письмо Айлин, убеждая сестру «незамедлительно» приехать в гости, пока они обе еще не слишком стары[584]. В предыдущие годы Айлин посылала Цинлин письма, но ни на одно не получила ответа. На этот раз Айлин тактично объяснила, что ей предстоит операция на глаза, и, как только у нее восстановится зрение, она сразу же приедет повидаться с дорогой сестрой. И конечно, все это время она скучала по Цинлин и хотела бы, чтобы они были вместе, как раньше. Айлин отправила Цинлин несколько вещей из кашемира, но в коммунистический Китай так и не приехала.
Мао Цзэдун сделал еще один широкий жест по отношению к Цинлин, пригласив ее в качестве своего заместителя в Москву в ноябре 1957 года на празднование сорокалетней годовщины Октябрьской революции. Цинлин, в свою очередь, всецело придерживалась принятых партией взглядов на деятельность Сунь Ятсена и писала, что «отец китайской нации» приобрел «верные взгляды на китайскую революцию только после знакомства с представителями КПК»[585].
Тем временем ее телохранитель Суй Сюэфан женился на фабричной работнице. По случаю их свадьбы Цинлин устроила праздничный ужин, а поскольку квартиру новобрачным не дали, она предложила им поселиться в комнатах для персонала в своем шанхайском особняке.
Обе стороны были удовлетворены тем, как разрешилась ситуация. Однако сплетни об отношениях Цинлин с Суй Сюэфаном не утихали. В молодости, в 1960–1970-х годах, я часто слышала, что Цинлин тайно вышла замуж за начальника своей охраны и что титул «мадам Сунь Ятсен» партия сохранила за ней лишь для того, чтобы спасти ее репутацию. Люди верили слухам. Многие верят им и по сей день.
В конце концов Цинлин стала исключительно украшением для партии и занималась в основном тем, что посещала иностранные государства и принимала зарубежных гостей. Теперь она не допускала никакой критики со своей стороны в отношении партийного руководства, даже в приватной обстановке. На публике Цинлин строго придерживалась партийной линии. В 1957 году в ходе кампании против «правых» были осуждены сотни тысяч образованных китайцев, которые приняли приглашение Мао Цзэдуна и открыто высказались по поводу проблем в стране. (Призыв Мао был приманкой для выявления потенциальных критиков режима.) В числе жертв оказались многие давние друзья и знакомые Цинлин, которые вместе с ней боролись против Чан Кайши. Этих людей лишили работы и отправили заниматься тяжелым физическим трудом. Некоторых сослали в лагеря, некоторых довели до самоубийства. Было погублено больше жизней, чем во времена правления Чан Кайши. Но Красная сестра хранила молчание. (В тот год она просто старалась выжить.) Беды друзей причиняли ей невыносимые страдания, но она подавляла свои чувства. В одной из статей она ссылалась на партийный лозунг и советовала своим читателям и самой себе: «Мы должны покончить с душевностью…»[586].
В 1958 году Мао Цзэдун развернул грандиозную кампанию под названием «Большой скачок», которая была его попыткой с головокружительной скоростью построить целый ряд предприятий военной промышленности. Особенно востребованной в тот период была сталь, и совершенно некомпетентный в вопросах экономики Мао Цзэдун распорядился, чтобы все население страны занялось производством стали. По всей территории Китая на задних дворах домов появились плавильные печи. Цинлин тоже устроила такую печь у себя в саду. Высвобождая место для этого уродства, она приказала срубить несколько прекрасных старых деревьев. «Жэньминь жибао» описывала, как Цинлин держала раскаленный докрасна кусок металла, по которому молодые мужчины били тяжелыми молотами. Цинлин все это отнюдь не радовало, но она не протестовала