— Да, он чудный мальчуган, — расчувствовалась дамочка. — Такой молодец, за год выучил японский.
— И правда молодец. Если с документами всё настолько хорошо, то не вижу вообще никаких препятствий, — сотрудник федеральной миграционной службы пронумеровал и отштамповал все документы. — Приходите завтра после 14 часов за приглашениями в кабинет 7, здесь в другом конце коридора.
— Спасибо, — нежно улыбнулась Лизанька. — Хорошего вам дня и поменьше таджиков!
Она скрылась за дверью, тихо прикрыв ее. Офицер еще продолжал улыбаться, укладывая четыре пачечки бумаг в стопку, которую нужно было отправить в кабинет 7, а через пятнадцать секунд забыл и о женщине, и о документах. Его ждала целая очередь казахов.
Отдел, выписывающий готовые документы, на следующий же день отдал Лизаньке четыре приглашения. Сотрудница, чуть помявшись, все-таки задала этот вопрос:
— Елизавета Патрикеевна, а почему у вас так быстро рассмотрели документы?
Рыжеволосая красотка мило улыбнулась, и вокруг ее глаз собрались мелкие веселые морщинки:
— Сама ума не приложу. Была уверена, что буду пороги три недели обивать, а оно вот как случилось.
Щелкнула камера смартфона.
«Костян, смари чо у меня есть».
«Ничоси! \0/ Ну вы красотка!»
«Адрес пиши, я отправлю доки курьерской почтой. Ждем вас в гости, теперь уже точно».
— Слушай, а почему у нас билеты только в одну сторону? — Изаму от безделья пинал сумку, ожидая очереди на почте.
— Потому что туда мы летим, а обратно, скорее всего, нет. Поэтому обратные билеты будут, когда мы решим, какой дорогой лучше возвращаться.
— Есть еще какие-то варианты?
— Да, в российский город Владивосток ходит паром. Если самолетом добираться около трех часов, то паром идет двое суток. В общем, это решаемо уже на месте.
Мы стояли налегке. Наши сумки уползли по ленте в загадочную даль.
— Осталось таким же способом отправить и учебные материалы, — недзуми прикидывал, на сколько потянет стопка книг и тетрадей в килограммах. — Провернем перед самым отъездом. Первую неделю мы точно будем стоять на ушах и заниматься чем угодно, только не учебой.
— Обещаю, — я мысленно уже стоял на пороге дома, обнимая многочисленную родню.
На сегодня оставалось еще одно дело. Попрощавшись с друзьями, я направился в храм шинигами во владениях Кицуки.
Я стоял около входа достаточно долго, чтобы зажариться под июньским солнцем. На мое плечо наконец-то села бабочка. Она сразу сложила лапки и принялась медитировать, пытаясь мимикрировать под цветок.
— Здравствуйте, мне нужна консультация. Я пришел к Кейтаро-сану, храмовому шикигами.
Бабочка стартовала с моего плеча. Это явно был не тот шикигами. Я направился в знакомую беседку. Кейтаро встал мне навстречу.
— Здравствуйте, вежливый гость Кощеев-сан, — он улыбался. — Присаживайтесь. Чем обязан?
— Здравствуйте, Кейтаро-сан, — надо же, он меня помнил. — Ваша доброта, проявленная в прошлый раз, настолько меня поразила, что я решил злоупотребить ею.
— Да ладно, — он замахал ладонью. — Это не доброта, я по жизни такой. У вас аура изменилась.
— Вот с этим мне и нужна помощь. Видите ли, я раньше не мог свободно путешествовать, поскольку мое тело источало… мертвенную ауру, если хотите. Живые рядом со мной теряли силы и болели. Например, я худо-бедно мог находиться в закрытой комнате так, чтобы особо никому не навредить. Однако в условиях того же общественного транспорта дальнего следования, где все друг рядом с другом, это представляло громадную опасность, — я развел руками, показывая, насколько меня печалила сложившаяся ситуация. Мне и в самом деле не хотелось бы находиться в, допустим, самолете. — Сейчас я многому научился. И, мне кажется, также у меня появился навык… консервировать эту ауру, что ли, чтобы она не вызывала тлен и безысходность у всего живого. Мне нужен ваш совет как опытного йокая, видящего энергию. Хватит ли этого навыка, чтобы весь салон «Эйрбаса», а особенно экипаж, пережил полет от Токио до Москвы?
— Кощеев-сан, — Кейтаро не удивился. — За два месяца прогресс огромный. Не знаю даже, как вы такого добились. Это здорово. Давайте поэкспериментируем. Будьте добры, посидите пару минут, чтобы я оценил обычную ауру, а потом, как вы это сказали… «законсервируйте» ее. Я постараюсь дать объективную оценку.
Я сделал требуемое. Шикигами засек время и смотрел с интересом. Прошло около десяти минут по внутренним ощущениям.
— Можете восстанавливать ауру в нормальное состояние. По моим оценкам, ваших нынешних навыков хватит на сорок часов подряд. После этого энергия начнет понемногу просачиваться. По-моему, сорока часов хватит на то, чтобы вы спокойно пролетели половину мира с пересадками, и никто при этом даже не чихнул.
— Спасибо, Кейтаро-сан, — я был благодарен шикигами, который хотя и не был мне ничем обязан, но все-таки возился со мной уже второй раз.
— Пожалуйста. Приходите по необходимости, Кощеев-сан, — Кейтаро обернулся бабочкой и покинул меня.
Вот и всё. Теперь я мог быть по-настоящему спокоен.
Кактус на подоконнике вел себя хорошо. Они с кицунэ быстро договорились, и на горшке появилась пришпиленная бумажка с графиком полива.
— Костик, — Айсонаку уже выучила пару привычных обращений, благо в них не было букв «р», «л», «ы». — Сегодня я хочу составить список твоих любимых блюд, чтобы научиться готовить их.
— Уэно, я правильно понимаю, что в качестве ответного шага я должен буду сделать то же самое? — полюбопытствовал я.
— Разумеется, — бескомпромиссно заявила лисичка. — Вообще это один из языков любви. Называется служение.
— А какие ещё бывают? — я всё-таки заинтересовался.
— Смотри…
Так я с головой окунулся в отношения. Первым языком любви некий западный профессор назвал качественные слова. То есть если похвалить или вслух отметить достижения человека, ему станет приятно, и его отношение к говорящему улучшится. Второй язык — качественное время. С говорящим на этом диалекте нужно проводить время, акцентируя внимание на том же, на чем концентрируется он сам. С ними отлично работают тимбилдинги. Третий язык — подарки. Маленькие физические знаки внимания расположат такого человека скорее, чем что-то другое. Четвертый — тактильный контакт. Человек лучше всего воспринимает касания, поглаживания и прочее физическое взаимодействие.
— А пятый больше других распространен в Японии и называется «служение», — закончила лекцию Уэно. — Это когда ты делаешь для человека что-то квалифицирующееся как окружение заботой. Начиная от домашних дел и создания уюта и заканчивая подачей пулеметных патронов, если в этом возникает необходимость. Вопросы?
— Я правильно понимаю, что твой «язык» — это служение?
— Разумеется, — кивнула она. — С этой точки зрения я абсолютная японка.
— А как мне узнать свой?
Уэно задумалась.
— Давай перебирать. Костик, я заметила, что ты тщательно готовишься к промежуточным тестам, и абсолютно восхищена системой, которую ты выстроил. Всего за полтора часа в день ты умудряешься столько всего наверстывать, а ведь японский ты начал изучать даже не два года назад!
Она говорила искренне. Я прислушался к себе.
— Если это язык слов, то мне достаточно приятно, но я бы пережил без него.
— Отлично, идём дальше. Как-то на очень сложные переговоры являются два дипломата. Оба хороши в работе, оба блюдут интересы своей страны. Переговоры длятся неделю. Оба не могут договориться. И один из них уведомляет другого: ему нужно на небольшое время уехать, чтобы сопроводить супругу в оперу. При последующем разговоре выясняется, что оба дипломата адово ненавидят оперу, но очень любят своих жен. Настолько, что готовы высидеть с ними весь вечер, только чтобы супруге было хорошо. Через два часа все переговоры были окончены к удовольствию всех сторон и удовлетворению всех требований.
Я засмеялся, представив описанную чудо-картину.
— Это тоже не мой способ. Я не хотел бы таких жертв. Если ему не нравится опера, неужели нельзя было пойти одной?
— Вообще было нельзя, — ее лицо стало чуть строже. — В некоторых странах женщина не может появляться в центрах культурного притяжения без мужчины или сопровождающей старшей женщины. Современные японки, к счастью, живут в двадцать первом веке, однако некоторые нюансы, увы, сохраняются. Поэтому или в оперу идут оба, или она сидит дома.
— Это меняет дело, — я был неприятно удивлен поворотом. — Однако же это всё ещё не мой язык.
— Продолжаем, — она достала из кармана небольшой брелок в виде пельменя гёдза. — Я недавно была проездом в городе, где очень гордятся своим особым рецептом теста. Но мне показалось, что везти обычный пельмень по жаре — плохая идея. Поэтому я купила тебе маленький подарочек.
Она протянула руку и вложила каменную пельмешку в мою ладонь.
— Я чувствую некоторую признательность за то, что ты вспомнила обо мне, когда была в путешествии, и на этом всё.
— Тоже не твоё. Осталось два.
Она обошла меня и, встав сзади, начала гладить коготками мою спину. По коже побежали крупные мурашки. Уэно обняла меня, положив руки на ремень, и начала перебирать пальцами по ширинке джинсов. Я очень хорошо понимал намеки и переместиться в горизонтальное положение был не против.
Глава 2
Я смотрел на лежащую рядом Уэно и — немного с сожалением — особенно на ее ключицы, откуда уже сошла переводная татуировка. Девушка достаточно быстро призналась, что нанесла ее как раз в рамках подготовки к спектаклю, вживаясь в роль Царевны-лягушки. Я не то чтобы чувствовал себя обманутым, но почему-то не захотел делиться с ней причинами, по которым эта стрела интересовала меня до такой степени.
— Это было совершенно потрясающе, — решил я продолжить разговор, — однако без поглаживаний и постоянного тактильного контакта я спокойно дожил до текущего момента и не то чтобы чувствовал себя обделённым вниманием. Может случиться так, что и это не мой язык любви?