Старшая школа Йокай 3 — страница 10 из 43

Идея!

«Эй, даже не вздумай!»

А что, ебанет?

«Кстати, не должно…»

Очередной бесполезный размен — и коса превращается в импровизированный аналог клюшки для гольфа. Ну просто а почему бы и нет. Размах, удар — гигантский череп на первой космической улетает вдаль.

А на место потерявшейся головы приземляется Карачунья башка.

— Не, ну извращение же, — ворчит воплощение духовного оружия, пытаясь взять под контроль оставшееся безмозглым тело гася-докуро.

Да, звучит и выглядит как забивание гвоздей боеголовкой… заливание пожара напалмом… не суть, зато я получил очень важный ресурс — время.

И за считаные секунды мне теперь надо разобраться в структуре совершенно незнакомого барьера. Впрочем, почему незнакомого? Я уже видел подобные — в «банке с пауками», где из горы мононокэ рождался только один, пожрав всех прочих. А еще на каникулах я не только развлекался и тискал ручную лисодевочку, но и, пользуясь преимуществами родного пространства, штопал выявленные дырки в собственных магических познаниях.

Барьер… Нужно найти в его конструкции слово-условие типа «останется в живых и выйдет только один», или что еще там можно было прописать: если не убийство, то как минимум потерю значительной части ауры или обморок по какой-то причине. И если полностью убрать это условие нельзя, то можно поменять параметры. Скорее всего, там должно быть указано, кто именно находится в барьере.

Тасовать противников слишком уж рискованно, поэтому собранный на коленке амулет-артефакт позволял перемещаться только носителю рунной конструкции. Талисман был сшит из нави и должен был протянуть хоть сколько-нибудь.

— Всё, больше не могу… — вздохнул Карачун и отвалился.

— Спасибо, больше и не надо. Нам пора валить раздавать плюшки.

Что я и сделал, оказавшись зрителем очень необычной сцены — настолько необычной, что безбашенный гася-докуро был забыт практически мгновенно. В соседнем барьере был Казуя, а с ним… что это вообще?

Кицуки Казуя испытывал крайне странное и необычное чувство, с которым он доселе никогда не был знаком за все десятилетия его существования в качестве шинигами. И жизнь, и смерть не сумели подготовить его к тому, что происходило сейчас.

Перед ним стояла девушка: чуть выше среднестатистического роста, она была гармонично сложена и смахивала бы на фотомодель, будь она одета во что-то более праздничное. Но на ней был всего лишь мешковатый легкий спортивный костюм, которому, однако, не под силу оказалось скрыть ни стройные ноги, ни осиную талию. В ее задачи сегодня явно входило не привлекать взгляды, а изображать девочку-соседку, примелькавшуюся за годы проживания на одной лестничной площадке. Если бы он увидел такую на улице — вряд ли глаз задержался бы на ней. Почти до поясницы доставали волосы, собранные в высокий хвост и прилизанные до социально приемлемого состояния.

Учитывая, что неизвестная йокайка явно сильно постаралась, чтобы быть малозаметной, Казуя всё равно засмотрелся на ее лицо. Оно необъяснимо притягивало. Без единого мазка декоративной косметики, без подводки на глазах и даже без каких-то корректирующих средств, оно было прекрасно. Черты лица выдавали породу. Они были настолько заострены, что, казалось, ими можно было порезаться.

Девушка стояла совершенно неподвижно, напоминая современную статую. Внимание, кажется, было ей приятно: увидев, что Казуя зачарованно смотрит на нее, она мило заулыбалась, стреляя глазками.

Казуя наконец вспомнил, что он не обычный японский школьник, а очень даже необычный, да еще целый президент студенческого совета школы, состоящей целиком из йокаев. Как бы ни была великолепна стоящая перед ним дева, пора было брать себя в руки.

— Кхм… добрый вечер. Могу я узнать, как тебя зовут?

— Сакура, — произнесла она без ожидаемого кокетства.

— Сакура… какое прекрасное имя. Оно очень подходит тебе. Это мое любимое дерево.

— А ты Кицуки Казуя. Президент ученического совета старшей школы Сайтама. Рост сто девяносто три сантиметра, намного выше среднего. Любимая еда — персиковые пирожки моти. Хобби — создание витражей на натуралистическую тематику…

— Удивительно, что ты так так много обо мне знаешь, — удивился шинигами.

— Моя судьба связана с твоей.

Казуя напрягся. Она заговорила иносказательно, что шинигами счел дурным знаком.

— Зачем ты здесь, Сакура-сан?

— Вообще я была духом дерева, несложно догадаться, какого. В окрестностях этого города есть мемориальный парк — точнее то, что от него осталось. Я насмотрелась на тех, кто приходил погулять. Мысли у них, скажу я тебе… Если это йокай — в лучшем случае он ломает мозги, на что бы ему прожить и как бы эффективнее поработать, а еще как бы поудачнее замаскироваться в социуме. Если это человек — то всё то же самое, за исключением последнего. И у всех одни и те же проблемы, порожденные обществом. Туда не ходи, так не выгляди, туда не смотри, это ешь, это не ешь, над этим думай, а над этим не смей. И каждый буквально занырнул в этот свой пруд с проблемами и сидит там как лягушка, пускает оттуда пузыри. Делает вид, что заботится об обществе, а на деле даже о себе позаботиться не может.

Она презрительно фыркнула. Казуя продолжал сохранять бдительность. Он понимал, к чему ведет кодама, дух вишневого дерева. Все эти аргументы он уже не единожды слышал столько раз, что уже можно было создавать из них бинго.

— Я бы могла многое им рассказать. Что если перестать оголтело плодиться и заняться своими проблемами, а не перекладывать их решение с больной головы на здоровую, то половина задач испарится сама собой, а вторую половину можно будет решить за краткое время. Что если уравновесить общество, а не перетягивать канат «я тут древнее, я тут важнее», жизнь станет проще и понятнее. Однако же всё, что видело мое дерево — это болезни и медленное умирание. Как и многие другие деревья. Как и природа в целом. Экспансия вырубила рощи, осушила болота, срыла холмы и сровняла горы. Вместо святых мест супермаркеты, вместо лесов офисные небоскребы. Мне не за что любить людей.

Она смотрела на оппонента со странными ощущениями. Она знала, что неуязвима. Она могла убить его одной атакой.

Но как же так получилось, что он же был единственной персоной, которая интересовала ее в жизни? Наверное, создательница несколько перестаралась, настраивая Сакуру на противостояние именно с Казуей, вкладывая в ее знание-интерес к нему. Если подумать, то он был единственным парнем, о котором она вообще хоть что-то знала. И в списке фактов об этом шинигами были, по сути, одна сплошные достоинства. Он был миролюбив, силен, симпатичен, любил природу и деревья и все такое. В центре изготовленных им витражей обычно была сакура — любимое дерево его семейства. Как таким не заинтересоваться несколько глубже, чем рассчитывала Бай-сама? А может, так она и задумывала?..

Без него жизнь снова станет тихой, размеренной и спокойной… обычной. Ей судьба снова просто расти и цвести — каждый год, год от года. Тихое, спокойное и размеренное существование. Но не жизнь.

Казуя вздохнул и запечатал свои чувства глубоко в сердце. Долг важнее.

— Мне жаль, что тебя вынудили так думать.

— Мне тоже жаль, — грустно улыбнулась кодама. — Но ты ничего не сможешь сделать.

— Грозовая сакура. Активация.

Собственно, в этот момент я и появился при полном параде. Думать о том, как я выглядел (в плаще, в маске и с косой) было не с руки. Надеюсь только, что я был достаточно пафосен.

Кодама мелко задрожала, столкнувшись взглядом с зелеными глазами над жуткой маской. Все ее инстинкты кричали, что это смерть всего живого.

Рефлекторно она спряталась за спиной самого близкого ей существа.

— Йо, Кицуки-кун. Побеждаешь?

— Не то чтобы… — вздохнул честный парень. Юлить он не умел, не привык и не хотел.

— Помочь? — я сделал вид, что не понял, и перехватил косу поудобней.

Казуя почувствовал, как сзади в него судорожно вцепились трясущимися пальцами. Подумал, как будет ругаться отец. А потом понял, что все это неважно. Клан Кицуки ни одну сакуру никогда не обидит, как бы двусмысленно это сейчас ни звучало.

— Не трогай ее. Она хорошая.

— Правда? — я с сомнением поглядел на девицу. — И что потом? Будешь заботиться о ней всю жизнь?

Казуя моментально залился краской. За его спиной маячила неведомая йокайка, и ее уши, кажется, тоже горели. Что-то здесь было… Черт. Ну я и сболтнул. Это же их формула приглашения взамуж.

Я присмотрелся. Внутри йокайки находился какой-то артефакт странного внешнего вида. Деревянный элемент… Дерево? Спрятанное в ауре?

А, так это дриада. Или как их тут называют. Не удивлюсь, если ее зовут Сакура. У Казуи с ними особые отношения, это я уже успел понять. Да и у всей семьи, не только у Казуи.

— Да, — твердо заявил Казуя, словно принимал какое-то стратегически важное решение в жизни.

Серьезно? Жениться на враге не сходя с поля брани? А та, кажется, и не против? Всё чудесатее и чудесатее. Впрочем, вникать в происходящее не было времени. Взрослые мальчики и девочки должны сами разбираться со своими проблемами.

— А ты что? — обратился я к пятнистой девице. — Будешь паинькой?

Девушка тщательно подумала и кивнула.

— Все равно я не могу думать ни о ком другом.

Кицуки-кун снова пал жертвой внезапного смущения. А я стоял перед ними и как расово верный Кощей испытывал невыносимое желание сгрести девицу в охапку и утащить в семейное поместье, злодейски хохоча. Кажись, я порядочно перегрелся: похищать врага посреди боя? Нахрена? Ай, не время думать о бизнесе, сейчас я занят другой работой…

Я помотал головой, отгоняя ненужные мысли. Будет чудить — тогда и пущу на дрова, а сейчас сдалась — и ладно, не моя забота.

— Хрен с вами, золотые рыбки, — я кинул шинигами артефакт перехода.

— Какой план, Константин-кун? — осведомился Казуя, приобретая нормальный цвет лица. Кажется, он наконец-то взял себя в руки.

— Прыгаем по барьерам — находим подходящего противника — уничтожаем, — пояснил я. — Если соперник не подходит — значит, это не твой соперник, и его нужно оставить кому-нибудь, кому он подходит лучше.