— Мама?
— Бабуля?
С неба раздался звонкий женский смех на два голоса. Я был готов поклясться, что со мной разговаривала Морана Смерть.
И если для меня Мора была бабулей, то несложно было догадаться, к кому обращалась моя соперница.
Голоса смолкли.
Удивленный прохожий смотрел на странной конфигурации облака, подсвеченные розовыми лучами солнца. Одно из них напоминало скалящуюся Годзиллу, а второе — фигуру Мрачного Жнеца из европейских фильмов. Полюбовался блин рассветом. Тьфу, примерещится же.
Дева вытянула руку. Я угадал: рукава ее кимоно, в котором никто и никогда не должен был ходить, доставали до земли. Одними губами она прошептала что-то, и в ее руке оказался посох.
Она стукнула концом оружия по земле, и этот жест я видел, видел не единожды. В ее руке прорастала тень — тень дерева, размазанного по стене ядерным ударом.
Вокруг нас возник исполинский барьер, скрывающий от внешнего мира.
И если ее оружие было тем, что я подумал — спасающий внешний мир от нас обоих.
Я понял, что, может быть, другого шанса не предвидится. И, натянув маску, представился.
— Я Константин.
— Я Яно, — сказала она в ответ низким грудным голосом. И это был самый сладкий звук в моей жизни.
Я выставил перед собой косу. Неведомый ветер трепал мое черное одеяние.
Она напала.
Глава 9
Она определенно владела техниками, принятыми в семье Кицуки. Я достаточно спарринговал с шинигами, чтобы утверждать наверняка. Но ни Казуя, ни Ичика никогда не упоминали…
«Костян, не о том думаешь!»
Свист посоха, я едва успел заблокировать удар лезвием косы и отскочил назад.
«Напомни, зачем мы вообще сражаемся?»
Шинигами чудовищно сильного уровня была запечатана десятки лет. Как я понимаю сейчас, проблема была той же, что мешала жить Ичике: недостаток контроля собственной силы. И если моя школьная подруга из-за этого имеет лишь занятную привычку раздеваться, то здесь страхи людей возвели Яно в абсолют. Она боится собственного могущества. Но она ошибается. И я должен это продемонстрировать.
«Звучит… сложно».
Ох уж эта культура восточной нечисти с привычкой гнуть спины перед силой. Может, я смогу доказать ей, что со мной ей не о чем беспокоиться?
«Во-первых, зачем? А во-вторых, уверен, что сможешь?»
Не знаю раз, не знаю два. По крайней мере постараюсь свести к паритету.
А для этого придется поменять тактику. Слишком мало практики, чтобы на равных сражаться с мастером ударно-дробящего оружия.
Я вытянул косу перед собой, преобразуя ее в кость-рукоятку. Вспыхнуло одно зеленое лезвие, за ним другое. Шаг — и на шинигами обрушился шквал ударов со всех сторон. На этот раз ей пришлось отступить.
Замешательство длилось недолго. Смена стойки. Яно подняла посох над головой — и из навершия выросло лезвие.
Шинигами взмахнула нагинатой, и я содрогнулся от внезапной боли. Сквозь меня словно прошла невидимая волна кимэ. Хотя почему словно?
— Ты… почему ты не умираешь? — раздался тот же чарующий голос.
Кицуки Яно (в ее полном имени я уже был уверен) явна была удивлена тем, что я получил удар и продолжал стоять на ногах.
— Нас, кощеев, не так легко убить, — усмехнулся я. — Давай, не сдерживайся.
— Хватит. Просто… остановись. Я… не хочу причинять тебе боль.
Прости, дорогая.
— Придется. Открыть Источник.
Я превратился в череду мельтешащих по всему барьеру силуэтов. Она ответила множеством ударов и шквалом волн кимэ — полномасштабная атака по площади, не оставляющая никого в живых. Снова патовая ситуация.
Настало время больших калибров.
— Не сдерживайся, шинигами, — я занес для замаха заряженную косу Жнеца. — Или умрешь.
И все же она продолжала колебаться.
— Не волнуйся за меня, — я ободряюще улыбнулся, сверкнув глазами.
На этот раз она мне поверила.
— Ядерная Теневая Сакура. Высвобождение.
В следующий момент я ударил. Две силы, два воплощения смерти столкнулись и прошли мимо друг друга.
Никто из нас не хотел смерти другого.
Сражение было бессмысленным.
Она прерывисто дышала, и ее высокая грудь вздымалась в такт. Платок с головы она потеряла, поэтому ее гладкие черные волосы раскинулись прядями по белому кимоно.
Я не мог оторваться от нее и был готов смотреть вечность. Высокие узкие скулы, бархатные темные глаза, пропорционально широкий лоб и идеальный овал лица. Ее остренький носик был будто выточен лучшими скульпторами всех миров — одновременно ли, или они выбрали кого-то наилучшего среди них, я не знаю.
Я знаю только, что мы были абсолютно равны по силе.
— Я не могу тебя победить, — вслух произнес я.
— Я не могу тебя победить, — эхом отозвалась она.
И вдруг меня озарило. И я, сложив глефу, быстро побежал к рюкзаку, оставленному по дороге.
— Никуда не уходи! — и почему в такой ответственный момент я вел себя как полный дебил?
Подумать только, вчера — буквально вчера я смеялся над Казуей. Был готов изгаляться над его импульсивностью. Случайно чуть не оскорбил его. Он по-японски стоически выдержал мои западные манеры… отсутствие манер. Буквально вчера я смотрел на то, что для меня было немыслимо.
Буквально вчера я был другим. А ведь я даже поспать не успел.
Сущая мелочь. Вот он, рюкзак. Открыть главный отсек. Даже искать не надо, вот она торчит.
Я вернулся на исходную. Яно внимательно наблюдала за мной.
Выдохнуть. Сконцентрироваться. Поцарапать палец. Зачем? Черт его знает. Надо.
Я размахнулся так сильно, как только умел, и со всей дури швырнул стрелу в небо.
Яно неуловимо стремительным жестом вскинула руку перед запахом ворота кимоно. Пробив ее ладонь насквозь, стрела торчала в направлении середины груди — там, где на четыре пальца выше мечевидного отростка должно располагаться сердце.
— Знаешь, — она задумчиво отломила наконечник у неубиваемой стрелы и, вытащив древко, переводила взгляд с идеально гладкой поверхности непораненной руки на оперение. — Я как-то не привыкла, чтобы в меня кидались острыми предметами. А что за птица? Сокол?
Пальцы сами создали навью веревку узорчатого плетения. Самую тонкую, самую мягкую. Нужно-то было всего ничего. А перенервничал и замылился, будто пять километров каната вручную бухтовал.
Я подошел к ней, протянул получившееся колечко и упал перед ней на колено.
— Нет времени объяснять. Яно-сама, сделай меня самым счастливым кощеем в мире. Я ем практически всё, кроме собы, и никогда не буду с тобой ругаться. Выходи за меня замуж. Прямо сейчас.
— С радостью, — она недрогнувшими пальцами взяла кусок моего творчества и примерила на безымянный палец левой руки. — Но без благословения старших родственников не могу, даже если простоишь вот так до вечера. Поэтому давай дождемся, пока Миямото-сан посетит нас, и тогда уже обо всем договоримся. Я согласна.
Навья веревка отблескивала благородным цветом, и я уже был самым счастливым кощеем в мире.
За спиной раздался утробный хруст. Ломалась последняя печать.
Мы резко обернулись.
— Плохо, — спокойным голосом произнесла Яно. — Умибодзу проснулся.
— Умибодзу? — переспросил я. — Так вот что за стихийное зло было запрятано под последней печатью?
Вокруг начал сгущаться мелкий мерзкий туман. Воздух наполнялся крошечными каплями воды.
— Именно, — отозвалась шинигами, внимательно наблюдая. — Его пытались запечатать не единожды, и каждый раз он неизвестным образом подтачивал свою тюрьму. Его даже попытались отнести от моря — правда, дальше Омии так и не унесли. Здесь раньше был другой город, поменьше, он так назывался… В пятьдесят втором году умибодзу в очередной раз почти освободился и зашевелился. Около полуострова Камчатка произошло чудовищное землетрясение, и цунами чуть не смыло Гавайские острова, разрушило несколько крупных городов и множество мелких поселков на Сахалине и Камчатке. Тысячи людей и йокаев погибли, ущерб был невообразимым. Следующими были бы острова нашего архипелага.
— Тогда вы позвали мага с Запада?
— Да, и к его приезду в пятьдесят третьем сложилось сразу несколько условий, определивших нашу дальнейшую жизнь, — задумчиво ответила она. — Я решила завершить печать собой, а чтобы заклятие сработало надолго и умибодзу не вырвался, как он всегда это делал — его решили усилить за счет жертв. Маг с Запада запечатал еще четырех йокаев различного происхождения, которые хорошо подходили по стихиям разных сторон света, поверх моей жертвы. И это сработало — до текущего момента.
Я почувствовал, как по спине ползет холодок.
Пошла мелкая морось. На волосах начал образовываться конденсат.
— Яно-сама, а почему ты решила пожертвовать собой? Это был добровольный выбор?
— Да, я сама вызвалась. Я являюсь порождением Второй мировой, стажировалась во время бомбардировки Хиросимы и Нагасаки. Каждый шинигами воплощает ужас человечества перед очередной угрозой. Мой аспект — это страх перед применением ядерного оружия. Люди приходили к моему алтарю и молили защитить от этой смерти. Я становилась тем сильнее, чем чаще и жарче они молились. И однажды по силе я стала почти ками… и в это же время страх людей перед стихией, — она выразительно обвела рукой белый туман, ползущий из раскрошенной печати, — породил еще одно существо, которое грозило сравниться по силе с хтоническими чудовищами и злыми ками. Чтобы не сойти с ума от разрывающей в разные стороны энергии и остановить надвигающуюся катастрофу, я решила уравновесить одно другим. Так мы оказались в печати — сначала он, потом я, потом четыре опоры поверх.
Морось усиливалась, и плечи потихоньку намокали.
— Казуя-кун говорил, что прошлый маг с Запада рисковал своей жизнью ради этой печати. А ты не припомнишь, кто это был? — вдруг спросил я.
— Нет, — отозвалась она. — Моей задачей было сконцентрироваться на собственных похоронах, и всё происходило очень быстро. Поэтому