— Что случилось?
Полоняник Тимон пояснил скороговоркой:
— Вишь, бабы кричат: евнух убил наложницу. Вон он пошел. Дозволь заглянуть в арбу, может, не насмерть.
Федор не успел сказать, чтобы вернули евнуха. Неподалеку тренькнула тетива, еще раз. Две стрелы выросли в спине евнуха. Он споткнулся, но продолжал еще некоторое время идти. Потом зашатался и ткнулся в куст... Тимон из арбы известил:
— В самое сердце угодил, поганый. А хороша!
Полусотник сокрушался:
— Вот гад! Большой выкуп пропал! Искать ларец надо.
Все в арбе перевернули, но ларца не оказалось. Служанки уверяли, что его увез Саттар, начальник охраны хана.
Искали сокровища не только в кибитке евнуха. Сотня распалась. Юрша потребовал от Федора прекратить грабеж. Тот усмехнулся:
— Война, брат.
— То-то и дело, война! — возмущался Юрша. — Сейчас пол сотня нукеров выскочит и порубит всех нас!
Пришлось восстанавливать порядок, обратясь к испытанному средству — плеткам...
Наконец отряд Федора построился и направился к ханскому лагерю. Менее чем в версте от Муравского шляха они погрузились в тишину... Кругом птичье щебетание да приглушенный топот коней.
Тревога и волнение остались позади. Как только Федор это понял, уснул мгновенно, уронив голову на грудь и слегка покачиваясь в седле в такт шагам коня... Задремал и Юрша. Постепенно успокаивалась и вся сотня. Бодрствовали только русские полоняники.
Внезапно конь сбился с ровного шага, Юрша очнулся. Кругом был еловый бор, под ногами коня утоптанная, многоезженная дорога, впереди — солнечный просвет. Ехавший первым полоняник Тимон остановил коня и повторял, обращаясь к Федору:
— Княжич!.. Княжич! — Дотронулся до его локтя: — Княжич! — Федор встрепенулся, рука сразу легла на эфес сабли. Тимон говорил, указывая на дорогу: — Княжич! Вон луговина, за ней березняк, в нем лагерь был. А ханский шатер глубже в березняке, на поляне.
Послав десяток воев на разведку, Федор, потягиваясь, обратился к Юрше:
— Охо-хо! Кажись, только глаза смежил, а, гляди, верст пять отмахали... Вот так-то!
— Рисково, брат! — отозвался Юрша и, наклонившись к Федору, тихо добавил: — Полоняники — толковые мужики. Особенно Тимон. Замолви за них слово...
19
Юрша и Федор отдыхали в тени ханского шатра. Попробовали разместиться внутри шатра, но там оказалось дышать невозможно — резко пахло горелой шерстью. Видать, в суматохе сборов кто-то уронил горящую плошку, вот и истлел большой кусок ковра.
Отдыхали вольно, раскинувшись на шелковых и бархатных подушках. Рядом два воя — охрана; они стояли опершись на копья и, засыпая, то и дело вздрагивали. А вообще было спокойно. Дмитрий прислал гонца: татары захвачены врасплох, из тысячи мало кто остался в живых; завал почти разобрали, пешие отряды уже идут, пришел и князь Курбский. Князь строит их вдоль шляха, как подойдут обозы, пойдут к Шивороне.
Все спокойно и тихо... И вдруг — бешеный топот... Десятник из сотни Федора, посланный в разъезд, вернулся на загнанном коне, почти свалился с него:
— Княжич, беда! Верстах в четырех тьма татар! Кажись, становятся на отдых...
Федор и Юрша, окончательно проснувшись, поняли из доклада следующее: десятник с воями, объезжая округу, услыхали гомон. Осторожно высунулись из кустов и не поверили своим глазам: на огромную луговину выезжали сотня за сотней крымчаки, развертывались на десятки и спешивались. Никакого бережения, как у себя дома.
Пока смотрели, из леса вышла еще полтысяча с обозом и пленными. Разъезд осторожно отступил и погнал сюда.
Федор распорядился:
— Меняй коней и гони к князю. О числе ворогов помолчи, говори только, что видел. А твои люди пусть поведут меня к той поляне. С Богом! Юрий Васильевич, тебя прошу остаться тут головой, готовься к встрече гостей. Думаю, крымчаки кого-то пришлют сюда. А я посмотрю своими глазами. Коня!
Юрша решил познакомиться с людьми, оставшимися с ним. Приказал разобраться по десяткам. Налицо оказалось восемьдесят сабель. У всех саадаки, а стрел маловато, по десятку на брата. Воины-туляки мужики крепкие, новичков немного. Не понравилось, правда, ему, что у каждого седла приторочено по узлу и много коней под вьюками, но он промолчал. Сейчас бы самое время проверить, кто как саблю держит... Жаль, Аким в обозе остался... Только так подумал, а Аким тут как тут, к березнячку с десятком воев приближается!
Оставив Акима с туляками, Юрша поехал осматривать место, где придется встречать гостей непрошеных. Вокруг лес чистый, конница со всех сторон подойти может — с теми силами, что у него, и четверти часа не продержишься. Есть овражек, можно небольшую засеку сделать... Осмотрел пути возможного отступления. Оторваться можно, но с полсотни деревьев по сторонам дороги положить нужно.
Вернулся, собрал десятников, каждому указал, где и что делать. Приказал выделить по вою, знающему язык и обычая татарские. Этих нарядил в халаты — их вокруг много валялось. На опушке березняка арбу с верблюдом на самое видное место поставили. Рядом костер разожгли, казан повесили — из него пар валит, а вокруг татары. Тут особенно Фирс с Тимоном постарались... Из всех приготовлений, как позже выявилось, это лицедейство прежде всего и пригодилось.
Вскоре со стороны овражка появился Федор. Оглядел приготовления, похвалил:
— Молодец, Юрий Васильевич! Завалы соорудили на славу! С твоей машкерой ладно получилось, увидал, аж оторопь взяла. Так вот, за лесом на отдых крымцев встала тьма, если не больше. А сюда идут послы, видать, вельможные татары. Я их лесом обогнал. А пяток ребят в засаде оставил. Если вельмож тут напугаем, побегут, они перехватят.
Долго ждать не пришлось. Вскоре увидели, как с восхода из леса выехали десятка три татар, среди них несколько человек в дорогих халатах, на одном — белая чалма. Приближались не спеша, шагом. Вот поравнялись с опушкой, ничего подозрительного не заметив. У костра ряженые застыли в поклоне. Передовой крымчак спросил их:
— Кто в стане старший? Где он?
Тимон не растерялся, ответил:
— Князь Тимербулат, почтеннейший. У ханского шатра он.
Юрша стоял рядом, за юртой в готовности дать сигнал нападения. Но пронесло.
Как только крымский отряд втянулся в березняк, громко вскрикнул Федор. Сразу свистнули стрелы, большая часть конных татар повалились на землю, оставшимся дорогу преградил Федор и Юрша. Стычка была короткой, в живых остались лишь трое вельмож, их стащили с коней и обезоружили. Когда все немного успокоились, Федор хотел допросить татар, но тот, который в чалме, видать, мулла, шумел, призывал Аллаха, грозил адом всем, кто станет говорить с неверными. Федор махнул рукой, муллу оттащили в сторону, и он затих. Федор вел допрос, Тимон переводил:
— Будете говорить или позвать палача?
Татары что-то залопотали. Тимон перевел: «Согласны говорить, если даруешь жизнь».
— Скажи: обещаю живыми привезти к князю. А он волен сделать по-своему.
Опять татары залопотали. Тот, у которого под распахнутым халатом блестела дорогая кольчуга, сказал по-русски:
— Все скажем, но наперед ответь: почему тут московиты? Кто ты?
— Я — сын воеводы из Тулы, сотник. Воины царя Ивана пришли на помощь городу Туле. Теперь говори, кто ты?
— А где хан?!
— Убежал в Крым. Я жду ответа...
Сперва пленные крутились, потом развязали языки. Их голова, таврический князь, имея под началом почти два тумена, сошел с Муравского шляха и двигался по рекам Сосне и Дону, разгромил города Елец и Донков, задержался на три дня. Чтобы умилостивить хана, князь слал ему подарки. Это оказалась награбленная серебряная и золотая церковная утварь — потиры, чаши, блюда, а также массивный золотой крест, усыпанный драгоценными каменьями.
К концу допроса прибыл князь Курбский. Пленными татарами он не заинтересовался, пообещал только, что жизнь им будет сохранена; на сокровища взглянул мельком. Зато спешил узнать, где находится противник.
Курбский не захотел идти в шатер хана, решил разместиться на опушке. Федор велел приготовить ему ковер. Но князь приказал ковер перевернуть, насыпать на него песка и спросил:
— Сумеешь, сотник Федор, местность писать?
— Умею, князь, отец учил.
Скоро Федор на песок положил еловые ветки, изображавшие леса. Изорвал плат синий — реку Шат выложил, конским ковяком султанский шатер отметил, еловыми шишками — татарские тысячи. Князь одобрил:
— Исполать, княжич! Быть тебе, Федор, воеводой! А скажи, в этом урочище по реке Шат могут быть еще крымчаки?
— Там не был, не ведаю, князь. Это Карницкий бор, на много верст тянется.
— Ладно. Брось туда несколько шишек, да позови того говорливого татарина.
Пленного привели, князь показал и рассказал татарину, что на ковре изображено. Тот понял и залебезил:
— Тебе, князь, все ведомо. Но татарин в лесу не будет стан ставить. Тут не десять, а восемь тысяч стоит, а темника шатер вон там... А эти пять тыщ на том берегу Шат-реки, они завтра перейдут на этот. А еще три тыщи на Иван-озере.
— Теперь скажи, сколько у вас русских полоняников?
— Прости, князь! Не считал никто... Много больше тысячи.
— Запомните эти слова, други мои, — сказал Курбский, — и воям своим скажите.
Пленника увели, князь потребовал бересты:
— Будем считать куски бересты нашими полутысячами. Вот этот кусок, Иван Сучков, твоя. Пришла она?
— Пришла, князь, у березняка стоит.
— Ладно. Пойдешь вот так с заходом на закат, встанешь тут. Понял?
— Понял, князь. Сколько верст туда?
— Сколько, княжич Федор? — переспросил князь.
— Напрямую до поляны версты четыре. Туда — верст шесть.
— Шесть верст, — повторил Курбский. — Шибко нудно идти. Высылай ертуальных, разъезды крымские уничтожать! Это, други, всем запомнить нужно. Чем позднее узнает о нас татарин, тем лучше. Правей тебя пойдет...
Примерно за полчаса береста серпом легла вокруг еловых шишек. Своеобразный совет закончился, предводители ушли. Федор предложил пообедать, чем Бог послал, но князь отказался: