— Ой, боярышня, боярышня! Снимешь ты с меня голову!
Под вечер остановились они в сельце Мирославле, у купца тамошнего. Оставив у него Таисию и жену, Сергей на заимку поехал один. На прощание Таисия попросила:
— Скажи Юрию Васильичу только одно: уходит, мол, Таисия в монастырь и перед разлукой на веки вечные хочет повидать тебя. Если сам будешь говорить с ним, то добавь еще: хочет испросить у тебя прощенья за грехи свои. — А потом пригрозила: — Ежели обманешь, не то скажешь — вовеки счастья тебе не видать!
У себя на заимке Шатун узнал, что Кудеяр находится у соседей, и тут же поехал туда.
Юрша тяжело переживал свое бегство из Алексиной пустыни. Долго не разговаривал с Гурьяном, будто тот виновен в чем-то. Некоторое успокоение пришло, когда Неждан, вернувшись из Москвы, без малого целый день рассказывал о тамошних делах. Сообщил и то, что тогда зимой, после исчезновения Юрши и Акима, к Агафье ночью пришли молодцы государевы. Ее с дочкой выгнали на улицу морозную, пожитки пограбили, живность всю побили, а избу и пристройки сожгли. Живет вдова Акимова у вдовушки Акулины. Та торгует пирогами разными, а Агафья помогает ей те пироги печь. Неждан зашел в избу как странник, попросил милостыню. Агафья ему хлеба вынесла, а дочка ее, на татарочку похожая, квасу налила. Потом она вышла в сени провожать странника. Тут Неждан и сказал, что сын названый помнит ее.
Вдовушку Акулину Неждан разыскал на Пожаре, купил у нее пирожков и, расплачиваясь, подал мошну с серебром, сказав, что это от Юрия Васильича. Та так обрадовалась, что уронила пирожки в грязь. Пока их собирали, он рассказал, что Юрий жив и здоров, благодарит ее, что приютила Агафью. Так они и расстались.
Далее Неждан похвастался, что был в гостях у Ивашки Сухорукова, подьячего Разбойного приказа. Встречен был без особой радости, но как странник, уставший с дороги дальней, переночевал у него. Служилый поведал, что государь занят астраханскими делами и большого отлова татей не предвидится. Борьба с ворами передана местным воеводам да губным старостам, а тем все недосуг ей заниматься...
Всю зиму Юршу ничем не обременяли, и он частенько охотился за дичью и за пушниной. А как прошла полая вода, Гурьян предложил поехать по ватажкам. Сперва они побывали на заимках Дикого Поля, потом отправились по Калужским, Вяземским и Тверским лесам.
Шатун встретил их на Нерли. Кратко рассказал о своих делах и проводил на свою зимовку. Выбрав удобный момент, потихоньку сказал Гурьяну о Таисии. Тот его ругать не стал, а велел послать соглядатаев по всем дорогам, ведущим к Мирославлю.
— Ну, чего же, ступай теперь, говори князю, что боярышня наказала. Да не забудь добавить, что не хотел при всех ее слова сказывать. Дальше делай, как он велит.
На удивление Шатуна, Юрша выслушал его сообщение без удивления, как будто ожидал такого поворота событий. Тут же ответил, что повидаться желает, и пошел к Гурьяну посоветоваться, как лучше это сделать.
Встреча произошла в лесу на полдороге между заимкой и Мирославлем. Свидетелями этой встречи были двое — Шатун и Настя.
Таисия с Настей собирали цветы на полянке, когда послышался конский топот. Настасья тихо сказала:
— Боярышня, едут!
Но не услыхала ее слов Таисия, продолжала рвать цветы.
Юрша соскочил с коня, пошел к ней, сдерживаясь, чтобы не побежать. А она ничего не замечает, все рвет и рвет цветы. Вот он рядом остановился... Она выпрямилась и прошептала:
— Вот, князь, я и пришла к тебе...
Они смотрели друг на друга, слезы радости бежали из глаз Таисии. Она протянула ему букет:
— Возьми.
Юрша обнял ее и покрыл поцелуями милое, заплаканное лицо...
Шатун и Настя ушли с поляны, у них тоже было о чем поговорить. Через некоторое время Настя осторожно выглянула из-за кустов.
— Ну что? — спросил Шатун.— Да чего, стоят обнявшись. Куда Гурьян велел везти их?
— Все в их воле. Может, разойдутся, и все.
— Да что ты, разойдутся!
— Тогда поедем на заимку, в нашей избе будут жить.
— А мы?
— Гурьян сказал, что и в шалаше проживем. Сначала посердился и отошел. А я боялся... Ну что ж, пора. Сколько же можно...
Они взяли коней под уздцы и вышли на поляну. Юрша и Таисия, взявшись за руки, пошли им навстречу. Их лица светились счастьем, и Настя поняла, что их сейчас нет здесь, на земле, они витают где-то далеко, может, в облаках.
А вскоре Юрша завел с атаманом разговор о венчании, так как он и Таисия друг без друга жить не могут. Гурьян покачал головой:
— Князь Юрий Васильич, в этих местах тебе с попами встречаться нельзя, да и боярышне тоже. Давай сделаем так: мы с тобой окончим осмотр ватажек. Опосля выберем место поспокойнее и подальше, там поселишься и обвенчаешься по всем правилам.
На том и порешили...
Часть шестая. ПОСЛЕДНИЙ БОЙ ЮРШИ
Минуло пять лет, наступил 1559 год. Много воды за те годы утекло, многое изменилось на Руси святой. Покорены Казань и Астрахань, притих в Крыму хан Девлет-Гирей после неудачных походов. С тревогой он присматривался к действиям московских и казачьих полков в низовьях Дона и Днепра.
Теперь царь Иван обратил свой взор на северо-запад, где лежала обширная Ливония, захваченная немецкими рыцарями. Так называемый Ливонский орден, отрезав Финский залив от внешнего мира, перекрыл Руси торговые пути. Стремление Ивана выйти на побережье Балтики охотно поддерживали купцы и часть дворянства. В то же время боярство и церковь считали Крым и Турцию главными врагами. Несмотря на отсутствие единства, Иван IV год назад напал на Ливонию. Русские успешно продвигались на запад, беря приступом крепость за крепостью, опустошая земли ордена.
Первые успехи кружили голову, никто тогда не предполагал, что война затянется на четверть века, что здесь, на просторах Ливонии, завяжется тугой, кровавый узел противоречий Руси, Польши, Литвы, Швеции, Дании и даже Англии...
...Пока московские власти были по горло заняты войной, спокойнее жилось Кудеярову братству. Тут тоже много нового произошло. Теперь Юрша стал не только Кудеяром, но и главным атаманом. Для такого превращения имелись свои причины. Прежде всего он убедился, что пути в монастырь ему заказаны. Предательство настоятеля и вынужденный побег из Алексиной пустыни потрясли Юршу. Гурьян, успокаивая его, сказал тогда:
— Юрий-свет, во всех сказках оказывается, что монахи корыстолюбивы. Так стоит ли близко к сердцу принимать случившееся?
Юрша ответил запальчиво:
— В твоих сказках, атаман, поклеп на святую церковь! Не все, слава богу, иосифляне, много нестяжателей...
— Хрен редьки не... — начал Неждан пословицу и осекся, встретив сердитый взгляд Юрши. А тот, обращаясь к Гурьяну, продолжал:
— Иосифляне — стяжатели! Они тянут церковь в геенну огненную. Но они сгорят в аду вместе с игуменом своим Иосифом! Преподобный Вассиан учил: стяжательство в монашеском звании — непотребство великое. Ибо Господь наш Иисус многомилостивый с позором изгнал торгашей из храма. Инок по обету отказался от всего мирского. Зачем ему злато? Он обязан посильным трудом добывать себе пропитание. Так оно должно быть, так и будет! А мне просто не повезло, игумен пустыни оказался великим грешником.
Присутствующий при этом разговоре Демьян вставил свое слово:
— Спорить незачем. Такое и проверить можно.
— Истину говоришь, Демьян. Вот найду тихую обитель...
Однако самому Юрше проверить не удалось. С весны Гурьян повез его по ватажкам, потом повстречалась Таисия...
Демьян же запомнил этот разговор, и вместе с Нежданом они избрали для опыта Солотчинский монастырь, одиноко стоящий в дремучем бору на берегу Оки. Когда-то монастырь получал богатые вклады от рязанских князей, чтоб монахи замаливали их немалые грехи. Потом минула пора расцвета, и он мог похвастаться только тишиной и уединением.
Кающимся вором отправился в монастырь Неждан. Артист по натуре, он изобразил перед тамошним настоятелем такое смирение, что сам испугался: а вдруг тот поверит и сделает его монахом, не сообщив о его прегрешениях владыке рязанскому!
Демьян обложил монастырь своими людьми. Ждать пришлось меньше, чем около Алексиной пустыни. В первую же седмицу схватили двух гонцов с письмами. Дальше все повторилось, как в пустыни. Отдав сокровища, отцы монастырские поклялись хранить молчание. Но повсюду распространили слух, что Кудеяр грабит святые места. Разумеется, умалчивали, какие обстоятельства тому сопутствовали.
Проделка Неждана и Демьяна не на шутку рассердила Юршу, он потребовал примерно наказать виновных. Гурьян насилу уговорил его сменить гнев на милость, а со своей стороны на будущее обещал за подобные греховные дела лишать атаманского звания. Как бы там ни было, но о монастыре Юрий Васильевич больше не помышлял.
Следующая причина, подтолкнувшая Юршу на атаманство, была трагическая. В то время он жил с женой на Козловом поле, Гурьян же с товарищами разъезжал по ватажкам. Тут стало известно, что на реке Сейме, рядом с литовской границей, на одной заимке передрались две ватажки, поссорились из-за репы, которую не поделили.
Наводить суд и расправу поехал сам Гурьян с Цыганом, с ними человек десять охраны. Демьян, осторожности ради, приказал Шатуну проводить атаманов и взять с собой десятка три лихих ребят на тот случай, если придется применить силу. Однако Шатун отстал от атаманов почти на день пути. Когда он подъехал к скандальной заимке, то повстречался с полузамерзшим ватажником, рассказ которого не походил на правду. Утром, говорил он, на заимку приехал Гурьян со товарищи. Для того чтобы выяснить, кто виноват в сваре, собрал атаманов и старшин в землянку. Вдруг налетели литовские рейтары, видать, навел их предатель. Резня была страшная. Те землянки, из которых люди не выходили, рейтары обложили сушняком и подожгли. Полузадохнувшихся брали голыми руками. Кто-то указал атаманов, их тут же повесили. Оставшихся в живых раздели и связанными бросили на снег. После этого большинство рейтар уехало, но с десятка два решили переночевать на заимке и сейчас пьянствуют в уцелевших землянках.