— Будь по-вашему, панове. Однако ж великий князь литовский слово посылал князю Юрию Васильевичу. Нам известно, что у великой княгини Соломонии двадцать второго цветеня в лето семь тысяч тридцать четвертое родился сын и нарекли его Георгием...
Нужно отдать должное князю Рогволодовичу — память у него была великолепная. Как по-писаному, изложил он жизнь Юрши, о его неудавшемся монашестве, о пытке и спасении... Не упуская подробностей, рассказал, чем занимался спасенный в братстве и как стал большим атаманом.
Когда по второму кубку мед пили, Неждан в сердцах спросил:
— Сколько же вы шишей на Руси содержите? И сколько нашего брата пытали, чтобы все вызнать? А?!
Литовец допил свой кубок, отодвинул его и ответил:
— Наши земли рядом лежат, и не было у нас большой дружбы, так что, уважаемый, мы обязаны знать, что к чему. Теперь, князь Юрий Васильевич, ты поверишь, что мы зорко следим за тобой. А зачем?.. Так вот, сейчас скажу самое главное. Ты прячешься по лесам, у тебя есть сила — изгои, ты умеешь управлять ими. Но великий князь Иван долго не потерпит, чтоб где-то близко ходил его старший брат, он выловит вас всех, а тебя, Юрий Васильевич, прежде других. Путь един остается: выходить из лесов и требовать престол, время наступает. Войско Ивана в Ливонии, грядущей весной он окажется на побережье Балтийского моря, и вот тогда начнется большая война: шведы, поляки и мы не потерпим русских у моря. Его ждет полный разгром и конец великокняжества, и народ выберет великим князем всея Руси Юрия Васильевича, первенца великого князя Василия.
Рогволодович торжественно закончил свою речь, встал и поклонился. Юрша ответил кивком и обратился к своим товарищам:
— Что скажете, други?
Ответил Демьян:
— Литовский князь обращается к тебе, тебе и отвечать.
— Ладно. Прежде чем ответить, спрошу тебя, князь Рогволодович: почему Ливонский орден бежит от царя Ивана?
— Орден ослабел, рыцари потонули в разврате и забыли заповеди Бога! Крестьян эстов, латышей и литовцев за людей не считают, настроили замков и думают отсидеться за их стенами. А ливонцы готовы помогать русским, только воеводы Ивана не дюже их жалуют, по дурости врагами считают на свою погибель.
— А чего ж вы литвинам раньше не помогли? Ивана ждали?
— Политикен, высокочтимый князь Юрий Васильевич! — старательно выговаривал он слова. — Не все делается, как хочется. Вот летом мы покажем свою силу.
— Увидим. — Юрша усмехнулся. — А помогая нам, тоже соблюдать политикен станете?
— Наш гросс-политикен и есть — помочь тебе стать великим князем московским.
— И что за эту помощь возьмет с нас наш брат Сигизмуид-Август?— Заключим договор о вечной дружбе!
— И заберете Смоленск, Великие Луки, Псков и Новгород? Верно?
— Благодарность зависит от щедрости великого князя! Но ты не страшись, у тебя мы ничего не будем брать. К твоему приходу эти земли будут завоеваны, их отдаст нам Иван. А тебе мы вернем кое-что, хотя б Смоленск, чтобы народ поверил тебе. Все равно Русь великой останется — на восток конца края не видно, до Каменного Пояса и дальше!..
Юрша прервал посланца:
— Все, князь? Мы поняли тебя. Так вот что ты передай нашему брату Сигизмунду-Августу. Мы действительно изгои, живем в лесах, в землянках, но в своей отчизне. Наверное, царь Иван прикажет гоняться за нами. Но пусть наш брат великий князь литовский помнит: если московские воеводы побегут, начнут отдавать искони русские земли, я кликну клич и пойду на вы! Нас будет много, терять нам нечего, а за саблю мы научились крепко держаться! Вот так и скажешь, достопочтенный князь!
Демьян, Неждан и Сургун подняли кубки:
— Слава князю Юрию Васильевичу! Слава!
Рогволодовича с бережением проводил Демьян на литовскую сторону за городом Путивлем.
Примерно месяц спустя опять собрались в Кудеяровом дворце, теперь без меда хмельного — Великий пост на дворе. Рассказывал Шатун о своей поездке:
— ...На обратном пути заехал переночевать к знакомцу, а он стоит, сесть не может. «Ты чего?» — спрашиваю. «Староста отпотчевал», — говорит. Накосили они миром для княжича три стога. По первому снегу поехали на луга, а сена и след простыл.
Княжич сказал, чужое, мол, мужики увезли, вернуть надо, а если сена не будет — двадцать плетей. Знакомец мой грешил на нашего тамошнего атамана. Пришлось задержаться, побывать у того. Скворцом его прозывают. А Скворец, оказывается, лето прогулял и, чтоб кони не пали, сено потянул. Облаял я его непотребно. А мужикам чем поможешь?
Юрша поинтересовался:
— Где это в наших краях княжич объявился?
— Верст шестьдесят отсюда, деревня Дубовка. Такое тихое место, к Сапожковской засеке приписана была, а теперь, вишь, княжич из Тулы крутится, какую-то крепостцу строит на реке Рясе.
Возникшее недоумение рассеял Неждан:
- В Поместном приказе говорили, что государь повелел веси на Диком Поле воеводам да дворянам раздавать, чтоб ставили они остроги малые, мужиков учили от татарских разъездов отбиваться, свое добро защищать. Да чтоб и лихих людей не миловали.
— Не знаешь, как тульского княжича звать? — спросил Юрша.
— Знакомец его Слепневым называл... А вот имя запамятовал.
— Не Федор ли?
— Верно, Федор Слепнев. И метят его будто в большие воеводы новой засеки.
— Выходит, братцы, этот княжич-воевода не только знакомец, но и друг мой. Правда, тогда он сотником был, теперь в гору пошел. А мы с ним рядом стояли, когда Тулу от татар обороняли, Казань брали.
В дальнейший разговор Юрша не вникал, он думал о Федоре, вспоминал свои встречи с ним...
А вообще-то следовало бы послушать Неждана: о Москве говорил:
— ... И тут я разведал: наш-то ватажный барин-боярин Данила, тот самый, что грозился с царем покончить, живет с женой у Яузских ворот. Дай, думаю, обрадую, наведаюсь. Палаты ничего, новые. Во дворе псы, дворня, все чин чином... Подождал, когда к вечерне он пошел. Впереди баба дородная, моложавая, потом узнал — жена его, шуба на ней... На нем тоже дорогая, и не одна, кажись. Я ж вроде как болезный старичок с бадиком, споткнулся, чуть не упал, за рукав его шубы уцепился. Данила шарахнулся в сторону, что твой жеребец молодой. Но я крепко уцепился, шепнуть успел: «Неждан, мол, я. Признаешь? От деда Сургуна привет тебе!» Ой, батюшки, что с ним подеялось! Белее снега стал, младенческая забила! Заверещал, будто хвост ему придавили. К нему бабка, холопы, барыня... А Данила все громче лопочет, от меня, как от нечистого, отмахивается. Вижу, делать мне тут нечего. Грешен, врезал бадиком по спине барину и стрекача дал. Вот так-то за наши приветы да за хлеб-соль... — Неждан, заметив, что Таисия опечалилась, обратился к ней:
— Ты, княгинюшка, не горюй. Не в себе он, братец твой двоюродный. Мыслю, нищие его попортили лет пять назад. Вроде как память ему отшибли. А насчет по спине врезать, это я для красного словца. Стоило, может, но не до того было, насилу ноги унес.
— Да я так, — вздохнула Таисия, — просто жалко человека. Нищих же винить нечего. Жизнь ему спортил... — А вот кто испортил жизнь, не сказала, язык не повернулся... Да и так всем ясно.
Историю Данила Патрикова Таисия хорошо помнила по рассказам Неждана и Сургуна. Еще до ее приезда Даниил проживал в Тихом Куте, а после лебедянского дела ушел в Москву. Это было в ту зиму, когда Юрша оказался в Алексиной пустыни. Неждан тогда без охоты взял Даниила с собой, а под Зарайском пристроил в артель нищей братии, назвал Безъязыким. Потом некоторое время не терял его из виду.
Даниил своих родичей разыскивать не стал. Замысел о нападении на царя не оставил. Он хорошо знал Москву и вскоре стал постоянно появляться среди нищих на паперти тех кремлевских соборов, куда чаще наведывался Иван.
И тут по весне вдруг Даниил исчез. Неждан принялся осторожно расспрашивать нищих, где он. Оказалось, что кто-то из братии заметил: Безъязыкий скрывал от посторонних глаз самострел. Устроили ему допрос. Нашелся грамотей, который пытался прочесть ответы Даниила. Разумеется, тот умолчал об истинном назначении арбалета. Может быть, поэтому ответы показались неубедительными, а может, грамотей неправильно прочел берестянки, только Безъязыкий вызвал подозрение, и его били смертным боем.
Неждан нашел Даниила полумертвым в грязном притоне — убежище разных уродцев. Безъязыкого оберегала старуха, отгоняла явных воров, поила и в то же время ждала его смерти, надеясь на законном основании завладеть его армяком, сумой и другим тряпьем.
Неждан сообщил об исчезнувшем сыне Патрикову, и Даниил был спасен. При этом Неждан постарался остаться в тени.
Потом слыхал — отец женил сына на перезревшей боярышне... А вот увидеться довелось несколько лет спустя, и все вон как наперекосяк вышло!...
Когда товарищи собрались расходиться, Юрша произнес:
— Братцы, мне нужно с княжичем Слепневым поговорить.
— И как мыслишь? — спросил Демьян. — Кажись, он мужик строгий, ликовати с тобой не станет.
— И вои у него есть, — добавил Шатун, — побольше сотни, крепостцу ставят.
— Гостем пойду, — ответил Юрша. — Думаю, примет. — А Хлыста спросил: — Ты, Ефим, не откажешь с ребятами проводить меня?
— С радостью, князь. Погулять всегда готовы.
Посудили, порядили. Демьян высказал неодобрение:
— Вини меня, князь, но затея нелепая и опасная.
— Не сердись, свет Демьян! Вся наша жизнь — опасность сплошная. И лепоты в наших делах немного наберешь.
Когда все разошлись, Таисия обняла Юршу; заглядывая ему в глаза, спросила:
— Бедный! Тебя к старому тянет! Да?
— Ошибаешься, дорогая. У меня к Федору дело есть. Ведь кудеяровцы могут охранять украйны России не хуже казаков. И государевой казне расходов никаких. Лишь бы опалу уменьшили. На такое дело большинство ватажников пойдет.
Таисия еще теснее прижалась, головой качает:
— Не надо обманывать, мой милый. Я сердцем чую...
Много дорог Юрша измерил за свою жизнь, и каждый раз по чужой воле. Вначале повелевал государь, сломя голову мчался Юрша и думал только об одном — как лучше и быстрее достигнуть цели и вернуться обратно. Потом друга увезли от царской опалы, они думали, как уберечь его и обойти своры стражников: Юрша подчинялся им и шел по пути, который они указали. Теперь все изменилось: он сам выбирает пути-дороги, сам указывает другим. И оказалось это куда тяжелее, чем раньше!.. Одолевают сомнения, неуверенность, верно ли поступил? А может, по-другому лучше?! Товарищи-помощники каждый свое гнет, всех не переслушаешь. Однако он давно решил — никто не должен ведать про его сомнения и колебания. Только от Таисии не утаишь, открываются ей его сокровенные думы... Но все знают, в том числе и Таисия, — раз Кудеяр сказал — быть по тому!