— Кто? Я? — вспылил вожак.
И всё! Ничего вокруг: ни холода, ни вьюги — одна лишь слепая ярость.
— Опомнитесь! — кричит Асен.
— Нашли время скандалить! — Дара машет рукой, но и ее голос звучит бранчливо.
Вожак грозно обращается к Асену:
— Ну разве я не прав?!
— Знаешь, у меня сознание отключается при скандалах! — откровенничает Асен.
И вожак внезапно трезвеет. Слово «скандал» — пугало для начальства во всех его видах. Скандалы дискредитируют всех на свете вожаков и начальников как неспособных установить единомыслие.
Найден превозмогает гордость и серьезно спрашивает Никифора:
— Так что, возвращаемся?
— Поздно! — рубит тот, наслаждаясь унижением соперника.
Скульптор бросает короткий взгляд на Мерзляка. Теперь нам не до насмешек! Соперничество вожаков грозит нашей жизни!
Но Найден уже готов проглотить все обиды. Он снова обращается к Никифору:
— Так что же ты посоветуешь?
— Пусть группа решает! — отвечает тот.
Вожак оборачивается к нам:
— Назад или вперед?
Напряженное молчание. Как нам сейчас не хватает Деяна!
— И не в такие передряги попадали! — напоминает Бранко.
— Да, но с нами был Деян! — вставляет Суеверный.
Дара ударяет себя кулаком по голове:
— И почему только я его насильно не приволокла?! Вот так бы схватила за волосы — сколько у него их там осталось! — и приволокла бы!
И тут мы обнаруживаем, что опорной точкой у нас остается Деян. Его нет, но все равно он может воспрепятствовать окончательному развалу. Ведь он видел не только факты, он предвидел их последствия.
— Спросить совета по рации? — предлагает Насмешник.
Несколько голосов самолюбиво возражают:
— Что спрашивать? Не маленькие!
Никифор наконец-то дождался своего звездного часа и подбрасывает нам спасительную идею:
— Если уж пустились, надо идти!
Это звучит как открытие. Но нас убеждает не само предложение, а уверенный голос бывшего вожака.
Мы вздыхаем с облегчением. Решение найдено. Теперь у нас есть лозунг, которому можно следовать.
Это согревает Мерзляка, и он присоединяет и свой голос:
— Пошли. А то я потный был, на мне сейчас одежда ледяная!
Кто-то припоминает для бодрости:
— А помните, прошлой зимой, на Злом гребне…
Оживляется и Дара:
— У меня тоже шарф замерз! Шею режет, как гильотина!
Вожак пытается встать спиной к ветру, но для того, чтобы это удалось хотя бы отчасти, приходится повертеться! Теперь надо раскрыть карту. Ветер мнет ее, захлопывает прямо под носом! Суеверный и Мерзляк хватают карту и пытаются удержать и не порвать одновременно. Никифор вынимает компас.
— Где мы? — спрашивает кто-то.
— Здесь где-то. — Палец вожака описывает нечеткий круг.
Но вот Найден сообразил. Он выходит вперед и что-то кричит, но вой метели заглушает его голос. Вместо того чтобы оглядеться кругом, испытать на себе силу бури, он снова взглядом испытывает своих людей. Новый порыв валит его с ног. Он поднимается, отряхивает волосы, словно приходит в себя после дурного сна. Он поднимает руку. Он принял решение.
Мы ждем, что он остановит, вернет нас. Еще есть возможность найти дорогу назад. Но вся группа в целом мыслит и чувствует совсем не так, как каждый в отдельности. И вожак точно схватывает это. Что-то выкрикивает изо всех сил. Те, что поблизости, читают по губам:
— Ускорить шаг!
И вот уже несется, словно эхо, от одного к другому:
— Ускорить! Ус-ко-рить!
От силуэта к силуэту пробегает, как по проводу, дрожь и пронизывает нас новыми силами.
Насмешник, снежным комом пригнувшийся над рацией, передает:
— Эль-Зет 23, Эль-Зет 23! Как слышно? Это Орловец! Продолжаем к Гребню! Про-дол-жа-ем!
Эх, куда легче передать на базу «продолжаем», чем «возвращаемся»!
— Мы выполним задание любой ценой! — заключает радист.
И мы ускоряем шаг.
Словно из паровозной топки, вырываются искры, целые снопы искр мчатся прямо на нас, жгут лицо. Мы шагаем с закрытыми глазами. И представляем себе:
Деян уже на базе. Узнал от радиста, в какую сторону мы пошли. Услышал голос Насмешника. Всё в порядке. И вдруг в конце это: «Мы выполним поставленную задачу любой ценой!» Опытный Деян задумался. Этот лозунг говорит о том, что все не так уж хорошо. Ведь когда действительно все в порядке, декларации не нужны.
Мы видим его: он остановился у окна. Лицо его ясно отражает скверную погоду. Снегопад усиливается, рои слепых белых мушек бьются в оконное стекло. И мысли его, как эти слепые снежинки, роятся и бьются о его разгоряченный лоб и мгновенно тают:
— Почему я бросил их?
Любой ценой! Значит, что-то делает задачу невыполнимой или, по крайней мере, трудновыполнимой.
Еще не поздно. Могу ли я нагнать их?
Да нет, не маленькие, сами сообразят.
Барометр падает с головокружительной скоростью.
Отчаянные! Как их остановишь?
Я должен был идти с ними. Что бы там ни было, а с ними…
Любой ценой!
Мы шагаем навстречу ледяным искрам.
Деян догонит нас, обязательно догонит.
Если не сам, то хотя бы голосом, советом, криком в пространство он догонит нас. Любой ценой…
Сомнения страшнее бури.
Каждая остановка теперь превращается в оценку пройденного пути. Лучше уж не останавливаться!
Связываемся четверками. Руки совсем закоченели. Но по навыку могут вслепую завязать и развязать любой узел, самый сложный.
Связки — защита от ветра. В правой руке — альпеншток, в левой — веревочные кольца. Первый в четверке нижет петли, следующий за ним собирает их. Если кто-то поскользнется и упадет, другой бросает веревочные кольца и упирается в снег альпенштоком. Действуем автоматически.
Идем по самой кромке. С обеих сторон — пропасть, пропасть в снежной сети. Здесь, если кто-нибудь поскользнется, приходится выступать в роли гири: двое с обратной стороны повисают, уравновешивая тяжесть упавших. Но пока еще в этом нет нужды! Знаешь, что такой способ — единственное спасение, но все равно — как одолеть инстинктивный страх перед пропастью, как повиснешь прямо над ней?!
И откуда только силы взялись — мы бесстрашно погружаемся в белые круговороты. Ветер свистит в ушах, пространство пугающе шипит, снег вздымается и слепит глаза.
Оператор пытается запустить камеру, но на этот раз не удается. Он зубами стягивает рукавицу, подкручивает что-то.
— Не замерз еще с этой камерой?! — кричит Мерзляк.
— Она меня греет, потому что много возиться с ней приходится! — отвечает Слав.
— Как с женой! — добавляет Насмешник, но ветер унес его голос.
Вообще в горах много мгновенных блесток его остроумия пропадают напрасно, гаснут на ветру, и никто их не слышит. И больше уж он их не повторяет. Он знает, что повторяться не следует. Только неожиданность порождает приступы смеха. А повторение убивает само воспоминание о нем.
Мы в группе самым серьезным образом изучаем загадочную природу смеха. Каждый талантливый насмешник немыслим без своей группы. И нигде нет такой нужды в смехе, как в человеческой группе. Насколько постояннее состав группы, настолько выраженней становится эта потребность в смехе. Смех — как воздух! И чем труднее дороги, по которым группа следует, тем чаще вспыхивают животворные взрывы смеха.
— Держать расстояние! — Голос вожака не может прорваться сквозь вихрь.
Буря не разъединяет нас, а, наоборот, сближает, расстояние между нами сокращается. Мы передаем друг другу брусочки сахара: поддержать силы, сосем.
Сейчас те, что прокладывают первопуток, меняются каждые два-три шага. Не дождавшись своей очереди, Найден, вожак, снова занимает место впереди, первопуток требует неимоверных усилий. Приходится грудью сшибаться с ветром.
— Расстояние! — передается от одного к другому.
Зорка припала к своему широкоплечему другу. Он для нее словно утес. Нужного интервала между ними нет.
А Никифор, ответственный за технику восхождения, и не стремится ничего поправить, наоборот — велит нам ускорить шаг. Горазд и Зорка совсем рядом. И вожак невольно содействует этому: увлекает нас в быстрый шаг, чтобы разогрелись.
Мысль ищет свои пути в бездорожье.
Мысль философа Асена всегда бодрствует. И пусть мы потеряли путь, в мыслях он куда-нибудь да доберется! А если и никуда, все равно, мышление само по себе — открытая дорога, и он неуклонно следует по ней. Мысли его видны издалека, как ребра исхудалого коня.
Он, теоретик наш, продолжает рассуждать:
Мы поступаем совсем не так, как следует при подобных обстоятельствах. Можно подумать: безоглядность. Словно перестали существовать для нас законы природы, правила безопасности, самозащита. Но если вникнуть повнимательнее, то обнаружишь, что мы и пошли-то в горы для того, чтобы преодолеть себя, затоптать страх, утвердить свое человеческое достоинство.
Каждый из нас ответил на какую-то обиду, поднялся над каким-то унижением. Мы хотим соразмерить свой внутренний рост с этими реальными высотами гор.
И, борясь с ветром, Асен продолжает:
Мы шагаем лицом к лицу с бурей, мы хотим ее. Мы возненавидели эту повседневную опаску, перестраховку, боязнь риска. Мы хотим доказать — кому? — самим себе, что мы не боимся.
Летит вперед непослушная мысль, но Асен догоняет ее.
Почему мы ищем трудностей? Мы как будто непременно должны очиститься от всех наших мелких подлостей, совершенных там, внизу. Мы хотим снова уважать себя.
Для того чтобы подняться над самим собой хотя бы на сантиметр, надо покорить самую крутую вершину. И чтобы тебя никто не видел, чтобы никто ничего не знал. Это самое прекрасное в альпинизме. Чтобы ты хорошо чувствовал себя наедине с самим собой.
Мысль подводит Асена к опасной пропасти. Надо бы остановиться. Но он продолжает и смело вглядывается в открывшуюся ему истину:
Но зачем мы рискуем сейчас? У нас не первое восхождение, мы не открыватели нового маршрута. Много групп здесь прошло. Нет здесь непокоренных вершин. Все пройдено до нас. Но мы вышли в плохую погоду. Мы испытываем затруднения. И дело не в том, что мы хотим прославить свои имена или открыть что-то новое… А вот просто так! Испытать себя!