– Хорошо, давайте на сегодня закончим. Валентин Ильич, с вас новые планы по электрификации важнейших производств, с Глебом Максимилиановичем я тоже поговорю. А Вячеслав Мизайлович проработает вопросы международного признания новой Маньчжурии и Кореи.
– И Саамо-финской автономной области…
– Нет, этим пусть все же Вера Андреевна займется.
– Почему она? – возмутился было Молотов.
– Потому что она получит признание от Швеции, а остальные страны и сами подтянутся…
С новой автономной областью все было не очень просто: партия и советское правительство после серьезных споров приняли – за мелкими поправками – предложение Веры о том, что «нам Финляндия не нужна, но…» – и независимая Финляндия на карте мира осталась, правда, немного уменьшившись в размерах. А в новую область перешли Лапландия, вся центральная Финляндия, включая две «приботнических» провинции и еще кое-какие территории по мелочи. А вот бывшая Выборгская губерния стала теперь Выборгской областью, включающей, естественно, и Котку. «Независимая» Финляндия, сократившись по площади практически вчетверо, получила новое правительство, которое возглавил «этнический финн» еврейской национальности Куусинен, а на территориях, отошедших к СССР, финном в руководстве уже не было. Да и с финским населением там интересно было: из Выборгской области им предложили убраться – в Финляндию или в Саамскую область, причем всех предупредили, что из Финлянлии обратно уже через год пускать никого не будут. И большая часть народа рванула именно в Финляндию, но Вера в частном разговоре с Лаврентием Павловичем заметила, что «скоро все назад побегут». И предупредила, что назад пускать стоит исключительно хуторян:
– Фашизм у них из мозгов еще не выветрился, гадостей они нам много сделать смогут если им разрешить вернуться.
– А так они фашистить будут рядом с нашей границей, это, по-твоему, лучше будет?
– Не будут, этот Куусинен из перефашистит очень быстро. Ведь всех солдат и офицеров пленных мы к работе в Саамской области пристроили, а у него сорок тысяч «красных финнов» с собой – звери те еще. Недаром в революцию белофинны сотню тысяч красных перебили… так-то финны – народ спокойный, но что из себя представляют финны красные, они еще тогда поняли… и меры предприняли.
– А что же ты не сказала об этом раньше?
– А зачем? Лично меня там интересуют только месторождения всякого полезного, у нас теперь цинка будет вволю чтобы трубы оцинкованные для разных трубопроводов делать, ну и на много еще чего цинк пригодится. А думать о финнах разной расцветки – это в мои обязанности не входит.
– Все же ты контра.
– Ну да, и вы это давно уже знаете. Мне тут ребята с Байкала рыбку вкусную прислали, будете?
Насчет товарища Куусинена Вера если и ошиблась, то самую малость. Он быстренько начал «приводить в порядок страну», причем начал с репрессий по отношению к предыдущему ее руководству – и первым делом повесил Маннергейма. А спустя пару дней какие-то недовольные этим финны его просто взорвали в машине. Когда Лаврентий Павлович рассказал об этом Вере, у нее – причем неожиданно для нее самой – вырвалось:
– Ну и слава богу!
– Так… и как мне понимать это?
– Ну, я даже не знаю… – Вера на несколько секунд задумалась, пытаясь понять, почему у нее такая мысль вообще возникла. – Думаю, как есть, так и понимать. Ведь если копнуть в глубь, то этот бывший товарищ – верный последователь Троцкого, а в действиях своих как бы не хуже: он ведь под приличного человека весьма искусно маскировался и гадил наше стране исподтишка. Вы его с поводка спустили, он решил, что теперь можно уже себя во всей красе показать – ну и показал. И что нам, плакать по поводу смерти подонка нужно?
– Я вот все же тебя не понимаю: если ты знала, что он троцкист…
– Не знала, а так думала, доказательств-то у меня не было. А сейчас вы сами доказательства увидели… еще раз: я химией занимаюсь, а не политикой.
– Ну да, ну да… только химией она и занимается! А если все же к химии вернуться: что у нас на научно-химических фронтах новенького?
– Насколько я знаю, то особо ничего. Я сейчас работаю над получением особо чистого керосина для новых авиадвигателей, там собственно по химии ничего нового вообще, а вот по технологиям очистки повозиться еще придется.
– Ну валяй… кстати, ты, мне помнится, самолетами интересовалась сильно…
– Меня самолеты интересуют только с точки зрения пассажира: чтобы кресла были удобные и еду в полете вкусную давали.
– Вот я как раз об этом. Тут нам пришло предложение от одного авиаконструктора, ты его не знаешь, он вообще итальянец по фамилии Бартини…
– Роберт Людвигович? Да, вспоминаю, мне про него Бруно много интересного рассказывал…
– Я даже не собираюсь спрашивать, кто такой этот Бруно…
– А вопрос-то в чем? Нужно ли Бартини давать средства на изготовление того, что он придумал? Деньги-то я найду, а вот производственные мощности… в принципе, я могу попробовать опять через Марту для него авиазавод купить. Если завод поставить в Усть-Каменогорске или в Семипалатинске…
– Мне уже интересно, кто же такой этот Бруно… но все равно спрашивать не буду. Ты же даже не выслушала, о каком самолете я говорить собрался!
– Бартини – психованный гений, любой самолет, который он придумает, делать нужно просто потому что он придумывает лучшие в мире самолеты.
– А почему психованный?
– А потому что он не понимает, почему другие не понимают того, что его самолеты превосходят вообще все, что в мире делается. И не может этого объяснить…
– То есть такой же, как и ты, я правильно тебя понял?
– Неправильно. Я объяснить могу, но не хочу исключительно из соображений секретности. А он – он именно что не может. Но это неважно, важно то, что самолеты у него – действительно лучшие в мире. Так что он теперь предлагает?
– Ну, наконец-то! Самолет, который сможет перевезти по воздуху тонн десять-двенадцать на пару тысяч километров со скоростью свыше четырехсот…
– Выбирайте, где завод ставить. Я голосую за Усть-Каменогорск, там скоро электричества много будет.
– Года через три много будет.
– Пока пару угольных станций поставим, авиазаводу хватит… для начала.
– Ты собираешься там же и алюминий для самолетов выплавлять? Зачем авиазаводу… какие электростанции?
– Шведские. А алюминий я там выплавлять не собираюсь, там же три полиметаллических рудника, Саша Новоселова на них такой зуб точит! Там же одного бериллия… а товарищу Хлопину бериллий очень нужен. И, кстати, литий тоже – но об этом потом.
– Могу объяснить, но не буду из-за секретности, так?
– Не так, но вот электричества там потребуется вагон и маленькая тележка. Две тележки, в виде угольных станций, а вагон – ну да, через три года.
– Ты не знаешь, почему мне так хочется тебя стукнуть больно?
– Знаю.
– А знаешь, почему я все же не стучу тебе по башке?
– Потому что мы с Витей Сережу к институту подготовили? Кстати, как у него с учебой-то, что-то он вообще в гости заходить перестал…
– Весь в учебе, с тебя, заразы такой, пример берет. Говорит, что раз уж Вера смогла стать лучшим химиком, то уж ему не стать лучшим инженером просто стыдно будет. Надеюсь, станет, может и не лучшим, то уж наверняка хорошим. А что?
– Да он грозился помочь мне с музыкой, оркестровку обещал сделать. Но это вообще не к спеху.
– И с музыкой ты его… Но Нино все же волнуется: парню-то всего четырнадцать, а уже в институте…
– И что? Я вообще в двенадцать поступила.
– Но ты-то – гений, а он – простой мальчишка!
– Ну давайте, хвалите меня посильнее! Я – не гений, просто… так получилось. И у него получится. Но если хотите, то я за ним еще послежу, помогу в чем-то.
– Ты же химик, а он по радио…
– Я помогу ему просто не переутомляться. Я же знаю, как это проделать.
– Ладно, согласен. То есть приму твою помощь с благодарностью. И я, и Нино… но если ты накосячишь – по работе, имей в виду…
– Пока вроде не случалось.
– И, надеюсь, и не получится. Извини, я все же немного переволновался… за Серго.
Страна работала не покладая рук, предприятия НТК вообще почти все перешли на трехсменную работу, а вот у Веры режим стал гораздо более спокойным. Вера Андреевна уже сделала практически все, что хотела и могла, Старуха пришла к выводу, что и армия к внезапной войне готова, и промышленность – так что можно немного и расслабиться. В конце концов, заняться простыми семейными делами…
Перед Новым годом Вера с мужем и сыном на недельку поехали в подмосковный санаторий – в университете зачетная сессия не требовала постоянного ее присутствия, в Витя, вот уже два года проработавший без отпуска, наконец тоже решил отдохнуть… Вообще-то они собирались отдыхать две недели – но не получилось, и не получилось не из-за Веры: на «Химавтоматике» совершенно внезапно (как, впрочем, и всегда) возникла проблема со специальными станками и Витю просто выдернули обратно в Москву, а сидеть в санатории без мужа… Вера решила, что это будет неправильно, тем более «внезапность» она и обеспечила.
Предложив обеспечить солдат «качественным рационами», упакованными не в традиционные консервные банки, и даже не в банки из алюминия, а в пластиковые пакеты. Два слоя полиэтилентерефталатной пленки с проложенной между ними тонкой алюминиевой фольгой прекрасно защищала продукты от порчи, а для дополнительной стерилизации пиши после упаковки использовалась мощная установка с кобальтом-шестьдесят, убивающая гамма-излучением всех микробов. С кобальтом проблем не было, его на первом реакторе Хлопина производили сколько угодно, а вот с пленкой… Стограммовые пакеты с тушенкой армия сочла идеальными для сухих пайков – но армии-то не штуки, а миллионы штук требовались, причем «еще вчера». Так что Виктору пришлось заняться разработкой автоматов, которые должны были продукты по пакетикам распределять…
– Я что-то вообще не понимаю, – пожаловался жене Виктор, – столько лет армия без этих пластиковых консервов существовала, а теперь лишнюю неделю подождать не может. Брей какой-то!