– А Кате сказать…
– Катя из школы вернется в три, а пеленки уже заканчиваются. Ты вообще зачем отпуск брал? За женой и дочкой ухаживать, вот и ухаживай! Ты вообще сейчас о работе думать не должен! Хотя, если ты станок только через полгода построишь, что реактор они только через год сделают… ладно, сбегаешь за пеленками – и вали на работу. Но станок вы уж там постарайтесь пораньше сделать. Его куда, в Подольск ставить будут?
– Сказали, что для Нижнего заказ, на завод Орджоникидзе.
– Тогда я заказ уточняю: два станка, второй – на Гидропресс, в Подольск. И начальству скажи, что все вопросы по финансированию работ…
– Вер, а давай ты сама скажешь? Мне просто неудобно: ведь это ты у нас в больших начальниках ходишь, а я всего лишь инженер.
– Старший инженер. Но ты прав, я позвоню Валентину Ильичу и пусть он уже уточнения по заказу вам выдает. А ты – ты ничего не слышал и сам удивишься… ну-ка, сделай мне удивленную рожу… ладно, сойдет. Ну что стоишь, беги в магазин! И калачей купи, парочку. Мне и Кате, но можешь попробовать и себе один взять.
– Почему это только попробовать?
– А я не уверена, что когда ты их принесешь, я уже два калача не захочу. У Кати отнять калач я все же постесняюсь…
– Понял, купить пеленки и пять калачей… уже убежал!
Спустя неделю вечером (после предварительного звонка, Лаврентий Павлович теперь всегда сначала спрашивал у Веры, можно ли ему «зайти в гости» с очередной кучей вопросов), к ней пришел сосед с еще одним товарищем. И на этот раз вопрос, судя по всему, был действительно важный:
– Вера Андреевна, – начал Виталий Григорьевич, – я бы хотел уточнить кое-что…
– Да, и я хотел бы уточнить, – не дал договорить Хлопину Лаврентий Павлович, – Какого рожна ты запустила сразу две программы по получению какой-то редкой земли, да еще требуешь ее разделения по изотопам?
– Постараюсь ответить как химик, но так, чтобы и вы поняли. Вот, Виталий Григорьевич сейчас делает реактор для подводных лодок…
– А причем тут новый рудник в Монголии? Я уже не говорю о том, что с Чойбалсаном ты вообще в обход совнаркома про него договорилась!
– А при том, что мне нужен гадолиний… а в совнаркоме об этом никому даже знать не следует. Объясняю на пальцах: в реакторе у Виталия Григорьевича уран поступает обогащенным до двадцати пяти процентов…
– Ну, про необходимость обогащения я уже все понял…
– Ну так вот: когда уран в реакторе свежий, то он слишком уж шустро гореть начинает, так шустро, что и перегреться может. А чтобы он не перегрелся, приходится в воду пихать всякие гадости – но, что хуже всего, процент этих гадостей требуется постоянно, по мере выгорания урана, уменьшать.
– И что? Разве это так трудно?
– Это очень непросто: человек, который следит за концентрацией тех же солей бора или кадмия, должен знать абсолютно всё про то, как реактор работает вообще и, что гораздо сложнее, знать, как он работает в каждый текущий момент. Потому что если этот человек слегка напутает, то реактор или заглохнет, или взорвется.
– Я… мне уже обо все этом рассказали.
– Продолжу: у гадолиния один изотоп… точнее, все четные, кроме сто пятьдесят второго, для медленных нейтронов практически прозрачны. А нечетные, особенно сто пятьдесят седьмой, не прозрачнее печной заслонки и нейтроны активно поглощают. Так вот… все же дайте договорить: если непосредственно в топливо добавить этот сто пятьдесят седьмой, то поначалу он все лишние нейтроны мирно поглотит и не даст реактору излишне разогнаться. Но он, поглотив эти нейтроны, превратится в изотоп уже четный, который нейтроны поглощать уже не будет. И если правильно подобрать дозу нужного изотопа в топливе, то у нас реактор будет работать стабильно без необходимости вокруг него с бубном плясать!
– Ты хочешь сказать…
– Я хочу сказать, что уже не будет необходимости на каждую подлодку сажать по конструктору, который этот реактор проектировал.
– Я все же, с вашего позволения, хотел бы уточнить, – прервал беседу Веры с Берией Хлопин. – Мне сказали, что вы предложили полностью химический способ разделения изотопов, но я не понимаю, как это в принципе возможно. Но если это возможно, то не следует ли нам поменять способ обогащения урана, ведь на это тратится так много энергии…
– Немного энергии на центрифугах тратится, реакторы потом потраченное стократно окупят. А способ, который предложила, он, конечно, к химии как-то относится, например тем, что я использую трехуксуснокислый ацетамидостиролэтилендиамин и мембраны тоже синтетические. Но это примерно такое же разделение, как и разделение воды на простую и тяжелую: химическая активность изотопов все же немного разная. Поэтому у меня изотопы все же не разделяются, а происходит обогащение… примерно на три сотых процента за цикл. Но это уже хорошо, на циклотронах потом разделять остатки проще получится… а зачем разделять, я уже вроде объяснила.
– И очень понятно объяснили… но как вы вычислили сечение захвата для разных изотопов?
– Это уже чистая химия… точнее, все же физическая химия. И я не вычисляла, а просто на циклотроне гадолиний разделила и проверила, что получилось.
– Вот теперь понятно, а то я уже, откровенно говоря, решил было что в своей науке мало что понимаю… Спасибо за разъяснения!
– Да не за что, приходите еще, если новые вопросы возникнут. А теперь извините, мне дочку кормить пора…
Когда Берия и Хлопин уже ехали обратно (Лаврентий Павлович решил академика до аэропорта довезти), Виталий Григорьевич задал вопрос совершенно риторический, к Лаврентию Павловичу не обращаясь:
– Вроде все понятно… но почему из всех веществ она выбрала именно гадолиний?
– А на этот вопрос вам никто и никогда не ответит. Я, например, о таком металле только позавчера и узнал, из отчета НТК по новым проектам. А она мало что давно это знала, так еще и добычу его организовала… причем на территории, которую товарищу Чойбалсану именно она подсказала, как к Монголии присоединить и потом никому не отдать. И откуда она про все это… да вообще про разную химию знает, неизвестно никому. Я даже не удивлюсь, если она и сама об этом не знает…
– Как это «сама не знает»?
– Лично я… да и не только я, думаю, что она просто гений. А откуда гении черпают свои гениальные идеи, часто и им самим непонятно. Идеи у них просто возникают… на базе, конечно же, ранее накопленных знаний, но обычные люди большую часть таких знание пропускают мимо ушей, а она, похоже, помнит всё, что при ней кто-то кому-то когда-то говорил. Лет так пятнадцать назад два человека о чем-то разговаривали в ее присутствии, в харбинской гимназии, насколько нам известно. А она об этом разговоре вспомнила в прошлом году – а этим летом советские геологи нашли у нас в Сибири сразу две кимберлитовые трубки. Хотя в том разговоре люди вроде как обсуждали привычку сибирских шаманов разной глиной морды раскрашивать… а она сделала из этого очень интересные заключения. Я же говорю: гений… хотя и зануда редкая. У вас самолет где стоит?
Глава 5
Иосиф Виссарионович (да и все советское правительство) искренне считал Бессарабию оккупированной Румынией территорией Советского Союза – и решил оккупацию прекратить. По этому поводу было сделано предложение румынскому королю, и Кароль II – скорее всего попросив помощи у Гитлера и получив ответ о том, что в этом немцы помогать румынам не будут – согласился передать Бессарабию и Северную Буковину Советскому Союзу мирным путем. И – в отличие от Западной Украины с Западной Белоруссией – здесь СССР ввел на новую территорию не части Красной Армии, а всего лишь две дивизии КГБ.
То есть Красную Армию тоже туда ввели, но в основном стройбаты: по планам правительства строить там предстояло много, а местное население и не хотело, и не умело этим заниматься. В основном, конечно, не хотело: большая часть молдаван просто не понимало, что же «русские собираются тут строить». Потому что «русские» для начала захотели выстроить там много новых электростанций – а зачем электростанции вообще нужны, там мало кому было известно.
То есть в целом-то народ знал, что с помощью электричества можно дома освещать – но для освещения в городах хватало и старых, небольших электростанций – а вот зачем еще электричество нужно, людям было непонятно. А раз непонятно – то зачем надрываться, строить что-то ненужное. Это же не новый коровник или свинарник, и даже не дом: в огромном здании и скотину не развести, и жить в нем тоже нельзя…
Поэтому стройками там занялись как раз стройбаты. И стройки были очень, очень непростыми. То есть предполагалось, что они будут непростыми, потому что кое-кому Вера рассказала кое-что интересное. Настолько интересное, что этот кое-кто сначала лично зашел к товарищу Губкину, а затем уже – спустя две недели и с кучей разных бумажек – зашел к Иосифу Виссарионовичу:
– Мне тут Старуха понарассказывала разных страстей…
– Она это любит… страшные страсти-то были?
– Товарищ Губкин в целом ее страсти подтвердил… то есть по сведениям от специалистов Главного геолого-разведочного объединения вероятность исполнения ее предсказания является очень высокой.
– Лаврентий, не темни, мне некогда выслушивать твои длинные вступления.
– Старуха сказала, что в ближайшие пару лет в районе Кишинева может случиться сильное землетрясение. Очень сильное, до восьми баллов и даже еще сильнее. Геологи наши подтвердили… ну то, что район этот сейсмически довольно опасен, хотя про два года никто даже не заикнулся. Но если даже землетрясение произойдет не через два года, а через десять… а мы там собираемся всякого понастроить на сотни миллионов рублей…
– И что, из-за предсказания нашей Кассандры стройки отменить предлагаешь?
– Ни в коем случае. Опять же Старуха сказала, что выстроить, как она назвала, сейсмоустойчивые здания можно, и они станут разве что раза в два дороже обычных…
– То есть этих сотен миллионов она предлагает потратить вдвое больше?