– Я такого вроде не писал, – усмехнулся Иосиф Виссарионович.
– Ну, собирались написать… да какая разница! Не хотят они сейчас в колхозы да совхозы идти работать – пусть корячатся на своих хуторах. Но пару лет покорячатся – и захотят. У нас-то как было? В колхозы мужиков силой загоняли – а теперь две трети крестьян трудятся в совхозах НТК. Потому что сами убедились: в совхозах им гораздо лучше. Вон, зимой там одну-единственную ГЭС выстроили, энергетический гигант меньше чем на мегаватт мощности – а уже с десяток хуторов преимущества социализма на собственной шкуре почувствовали, да и городок соседний начал внезапно убежавшими в Швецию жителями пополняться.
– Что-то я про убежавших не слышал, – заметил именинник. – Если и вернулась пара десятков человек…
– Для городка с населением в районе тысячи и пара десятков – это уже заметно. Но это был всего лишь один крошечный городок, а когда мы таких электростанций понастроим, да под них всякие заводики запустим… Там-то просто перезапустили сыроваренный заводишко на пять человек рабочих, но так как с энергией стало совсем хорошо, то на заводике уже почти двадцать человек трудится. А это, кроме всего прочего, для сотни окрестных крестьян стабильный рынок сбыта и источник дохода…
– Вот опять ты, Старуха, все на деньги переводишь.
– Я знаю, потому что контра и по-другому думать не умею. Но я думаю, что деньги – это не капитал, про который карла так забавно писал, а мерило благосостояния народа. В руках трудового элемента, который деньги трудом своим зарабатывает, они именно это и есть. Это вообще единица измерения этого самого благосостояния, потому что кто-то из классиков писал, я просто забыла кто именно, что деньги – всего лишь мера овеществленного труда. Произвел мужик молочка, труд свой овеществил – и на молокоприемном пункте завода овеществленный свой труд измерил…
– Старуха, ты что, лишку выпила?
– Не то, чтобы лишку… но вы правы, я лучше пойду уже…
– А торт?
– Да, торт упускать никак нельзя. Тогда вы, Лаврентий Павлович, если я рот открою не для того, чтобы этот торт откусить, мне его просто заткните.
– Ага, тортом и заткну. А пока… Ты нам лучше сыграй что-нибудь. У меня рояль, конечно, твоему не чета… но Серго на той неделе настройщика приглашал…
Посевная тридцать девятого года прошла под знаком всеобщего энтузиазма. Причем энтузиастили не только колхозники и рабочие совхозов, но и единоличники из Саамо-Финской области: им (правда, в краткосрочную аренду) предоставили почти десять тысяч тракторов. Тракторишек: какие поля, такие и трактора – но платить за аренду предстояло потом, долей от урожая, а пахать на тракторе и быстрее, и дешевле, чем лошадками. Но, по мнению Валентина Ильича, будет хорошо если эти единоличники окажутся в состоянии хотя бы область нормально прокормить…
Зато с прокормом остальной страны ни у кого сомнений уже не было. В тридцать восьмом невысокие еще лесополосы в степной зоне доказали, что урожай с ними заметно повышается. А еще удобрения мужику продемонстрировали, что земелька с ними действительно становится «добрее» – и по крайней мере в совхозах поля удобрили неплохо. Все же меньше, чем хотелось, просто удобрений больше не было – но им они прибавку урожая обещали дать заметную.
А в ожидании урожаи и рабочие трудились на славу: в конце мая впервые в мебельных магазинах произошло хоть и небольшое, но затоваривание, после чего случилось «страшное», о чем народ вспоминал аж до середины июня: произошло снижение розничных цен на большинство видов мебели. А самым «страшным» было снижение цен на телевизоры: аппарат с экраном в тридцать сантиметров стал стоить не тысячу сто рублей, а всего шестьсот!
Телевидение, правда, пока существовало лишь в двух городах: Москве и Нижнем Новгороде. Но народ уже твердо знал, что скоро оно появится во всех городах страны, ведь в газетах даже постановление правительства специальное было опубликовано! Правда, мало кто вообще понимал, что такое «телевидение»…
Много чего интересного в СССР творилось, не очень понятного – но исключительно интересного! А двенадцатого июня товарищ Поскребышев и Иосифу Виссарионовичу сообщил интересную новость:
– Товарищ Кожемякин сообщил, что сегодня из Стокгольма в Москву рейсом Аэрофлота вылетела Марта Густафссон. По приглашению госпожи Фреи Аспи.
– А цель ее прилета известна?
– Да, тут все написано, – и с этими словами Александр Николаевич положил на стол Сталина тонкую папку с бумагами…
Глава 3
Небольшое совещание произошло у Веры дома, просто потому дома, что совещание было совершенно «неофициальное» и вообще существенного влияния на государственную работу рассматриваемый вопрос оказать не мог. А до Веры добраться всем участникам можно было минут за пятнадцать – что, вообще-то, было куда как быстрее, чем ее в Кремль вызывать. И вообще все было «быстрее»: собственно, само совещание отняло у участников минут пятнадцать:
– Я примерно такого и ожидала, – заметила Вера, выслушав сообщение Иосифа Виссарионовича, – и поэтому успела подумать, как нам с этим бороться. Валентин Ильич вон жаловался, что у нас средств на досрочный ввод в эксплуатацию завода в Новгороде не хватает…
– Я про Новгород вообще ничего не говорил! – возмутился тот.
– А я имею в виду то, что у нас не на что закупить станки для завода в Кургане, ведь пришлось приобретать станки для Новгорода. Так вот, станки эти у буржуев имеются, и они их с удовольствием продадут, той же Марте и продадут. Если мы наскребем денежек для такой покупки, однако с источниками зарубежных денежек у нас сейчас несколько грустно…
– Предлагаешь снова брать кредиты у буржуев? – поинтересовался Вячеслав Михайлович, – Но ведь не дадут, или дадут под такой конский процент… Сейчас политическая обстановка в Европе довольно сложная, банки рисковать не хотят.
– Я про политическую обстановку вообще не думаю, а думаю о том, что любой кредит – это плохо. То есть плохо, если мы кредит берем, а хорошо – если мы его даем.
– Чтобы кредиты выдавать, деньги нужны, а у нас лишних денег нет, – миролюбиво вставил свое веское слово Иосиф Виссарионович.
– У нас и нелишних денег нет, поэтому я предлагаю… хочу предложить кое-что другое. Ну а так как я – откровенная контра, то и предлагать буду что-то, коммунистической морали не соответствующее.
– Старуха, мы и так знаем, что ты контра, – в разговор вклинился Лаврентий Павлович, – так что давай без длинных предисловий. У нас и так много чего есть для того, чтобы дать тебе десять лет расстрелов по утрам и вечерам, хуже для тебя уже не будет.
– Ну что, вы сами просили. Итак, слушайте…
В Кремль Сталин и Молотов возвращались в одной машине, и Иосиф Виссарионович, немного подумав, спросил у попутчика:
– Вячеслав, а не кажется ли тебе, что она дело говорит?
– Не кажется. То есть говорит-то она вещи совершенно разумные, но вот в том, что госпожа Густафссон ее предложение примет, я что-то сильно сомневаюсь. И не потому, что ей это будет невыгодно, напротив, выгода для нее просто в глаза бросается. Однако у Лаврентия есть очень интересная информация, и если он прав, то станки эти мы просто физически получить не сможем. Не успеем, а ведь Марта-то – тетка исключительно умная, она просто не захочет брать на себя невыполнимые обязательства.
– Понятно, что портить себе репутацию ни один буржуй не захочет, но если предусмотреть и тщательно прописать условия форс-мажора… я думаю, что тебе стоит этим лично заняться. То есть продумать текст контракта, а Старуха, если все будет верно написано и она сама сможет в этом разобраться, шведку уговорить сумеет. Опять же, если все проделать достаточно быстро… А ведь быстро все проделать может и получится: товарищ Афанасьев подтвердил, что бельгийцы готовы эти станки отгрузить буквально в течение недели.
– Мне тогда одно непонятно: а почему они их заранее-то изготовили?
– А они их не для нас изготовили, а по австрийскому контракту. Но Австрии больше нет, а брать деньги у Гитлера бельгийцы не желают.
– Никогда не замечал у буржуев подобной щепетильности…
– Они хотят получить оплату золотом, а Германия предлагает свои бумажные марки.
– А что, у Марты золото завелось?
– Нет, но они согласны и на золотые сертификаты США, а Марта все излишки денег именно в них и хранит сейчас. Насчет того, что она очень умная баба, ты не ошибся – но и бельгийцы не дураки уж точно: они еще весной все свое золото за океан перевезли. Так что постарайся за завтра все детали контракта подготовить, причем так, чтобы завтра вечером Старуха все на шведский перевести успела. На самом-то деле от тебя нужна только часть, касающаяся форс-мажора…
– Сделаю. Но я остаюсь в убеждении, что такой подход в принципе неверен. Мы же столько сил потратили, чтобы все подобное у нас искоренить!
– Ты пропустил мимо ушей основное: это даже не попытка возврата к прошлому положению, а всего лишь попытка обойти некоторые шведские законы, причем так, что все о таком обходе будут знать, но никто там, в Швеции, возражать не будет. А относительно законов советских – ни один из них мы вроде и не нарушим.
– Кучу нарушим, просто по мелочи. Но – нарушим, и создадим прецедент: ведь и другие могут решить, что если так можно Старухе, то и другим…
– Так можно не Старухе, а НТК – это раз. Два – другие об этом вообще не узнают. Еще возражения есть?
– Пока нет, я еще не успел все продумать хорошо. Но когда продумаю…
– Когда завод в Кургане заработает, тогда мы и решим: навредила ли стране Вера Андреевна или все же помогла.
– Если он заработает, то и решать будет нечего.
– И как раз здесь ты не ошибся, – улыбнулся Сталин. – Но чтобы он заработал…
– Я же уже сказал: завтра контракт будет готов. Завтра в обед он ляжет на стол Вере Андреевне… а машинистки, шведский знающие, со среды будут в круглосуточной готовности номер один…
Вера пригласила Марту в гости на утро четверга, для чего специально договорилась о переносе традиционного заседания кафедры на вечер – то есть просто известила преподавателей, что «заседание переносится». К внезапным изменениям расписаний различных мероприятий на кафедре уже привыкли, так что это ее распоряжение вообще никого не удивило, хотя кое-кто и начал ворчать про себя: все же на вечер у людей бывают и другие планы. Но так как уже больше года в стране было введено практически «казарменное положение» в промышленности, то и в «науке» гайки были изрядно прикручены – а ворчание… Люди в любом случае особо не радуются, когда их планы внезапно нарушаются, но ведь все (почти все) понимали, что творящееся вокруг такого подхода просто требует.