Система (изначально артельная) народу очень понравилась, и к ней очень быстро присоединились и государственные фабрики – зато теперь стул, допустим, изготовленный в Цхинвале (а там стулья делались просто шикарные из местного белого бука) можно было найти и в Москве, и в Мурманске, и во Владивостоке. Или найти его в каталоге мебельного магазина, заказать и просто подождать, пока его не привезут покупателю прямо домой – но только в «мебельной системе» работало около трехсот тысяч человек. А еще были системы «электрическая» (по производству главным образом разных осветительных приборов), «фарфоро-фаянсовая» (посуда и сантехника) и даже все более набирающая популярность «цветочная», обеспечивающая поставки экзотических комнатных растений – то есть поставляющие людям товары отнюдь не ежедневного спроса и требующие особых условий доставки. Однако эти «системы» тоже приносили стране изрядные доходы, а людям – дополнительный комфорт…
А чтобы было, куда людям этот комфорт доставлять, очень сильно развилась строительная отрасль: как собственно строительные предприятия, так и производство стройматериалов – и именно на строительство была сейчас направлена большая часть демобилизуемых бойцов РККА. По планам именно в строительство предстояло направить два миллиона человек из трех, на которые армии предстояло «сократиться». И уж пару сотен тысяч из них Вера решила задействовать в своих «химических» интересах – просто потому, что строить нужно было очень много всего.
Строить нужно было очень много всякого, в том числе и потому, что химия была наукой очень быстро развивающейся, а новые результаты научных исследований требовалось как можно быстрее внедрять в народное хозяйство. Тот же Николай Дмитриевич летом завершил очень интересное исследование по получению из горючих сланцев прекрасных масел и жидких топлив что называется «на любой вкус» – и тогда же, летом, началось строительство по сути дела нового сланцевого завода в Сызрани. Строительство это шло исключительно за счет ресурсов НТК и продвигалось главным образом из-за того, что Вера лично за ним следила и очень жестко наказывала тех, кто хоть немного этому строительству мешал. Так жестко, что даже Иосиф Виссарионович не смог не вмешаться:
– Вера Андреевна, вы, как мне доложили, довольно серьезные репрессии применяете к тем, кто срывает планы по постройке нового химзавода в Сызрани, но насколько мне известно, завод этот принесет нам гораздо меньше пользы, чем завод нефтеперерабатывающий, постройку которого вы же и замедляете…
– Не замедляю я постройку нефтеперерабатывающего завода, я ее просто остановила за ненадобностью. У нас сейчас таких заводов достаточно и тратить деньги на еще один просто нет необходимости.
– А тратить деньги на завод по производству топлива из сланцев, вы считаете, необходимость есть?
– Есть. Потому что сланцевый завод жидкое топливо будет выдавать в качестве отходов производства, а вот основная его продукция… Да, если измерять ее в тоннах, может показаться, что основной продукцией как раз бензин и является, а если измерять ее важность для народного хозяйства и брать измерение денежное…
– То есть прочая продукция будет гораздо дороже топлива, я правильно вас понял?
– Совершенно правильно, но если принять во внимание экономический эффект, который стране даст та же ихтиоловая мазь, то сразу станет понятно: бензин – это именно попутный отход основного производства. Если хотите, я вам принесу краткий списочек того, что завод выпускать будет. Совсем краткий, на пару тетрадок всего… общих тетрадок. Но, думаю, будет достаточно для начала всего парочки веществ: с эпоксидной смолой, производимой заводом, цена углепластика для, скажем, наших самолетов упадет почти что вдвое. А синтетические лаки мало что сделают покраску сельхозтехники и военных машин вдвое дешевле, так и краски на основе этих лаков на порядок более стойкие и прочные. И я уже не буду просто упоминать сотню тысяч тонн получающегося практически бесплатным столь нужного стране асфальта и даже про попутно возникающую мощность электрогенерации в две сотни мегаватт…
– Спасибо, я понял. Но вот производство того же бензина… товарищ Струмилин подсчитал, что бензин у вас получится втрое дороже получаемого из нефти.
– И что? В Забайкалье основным источником бензина вообще уголь является, и там бензин еще более дорогим получается – но если посчитать расходы на перевозку, то не очень-то он и дорогим становится. А товарищ Струмилин пусть еще подсчитает, какую экономия стране даст само отсутствие необходимости гонять туда-сюда десятки тысяч вагонов!
– Для Забайкалья согласен, экономический эффект… есть. Но ведь нефть-то буквально рядом с Сызранью теперь добывается, и ее как раз возить на нефтеперерабатывающие заводы приходится!
– Ну да, в основном танкерами по Волге, то есть почти бесплатно. Но повторю еще раз: переработка сланцев нашей химии дает очень много продуктов, которые можно, конечно, производить из нефти или газа, но раз в десять, а то и в сто дороже. Ладно, еще один, надеюсь последний аргумент. Для нефтеперерабатывающего завода нужна чертова прорва электроэнергии, которой уже сейчас в Сызрани просто не хватает. А вот когда сланцевый завод с ТЭС заработает, то электричество появится. Появится, но разве что года через два его будет достаточно для нефтепереработки – и вот тогда я первая скажу: стройте нефтеперерабатывающий завод! А до того – что толку, что мы там такой завод поставим? То есть запустить-то мы его сумеем, но при этом оставим без электричества и Куйбышев, и Вольск со всеми окрестностями – и будем с дешевым бензином, но без цемента и без кучи промышленных предприятий…
– Вы мне все это в письменном виде подготовьте, желательно до следующего понедельника, мы все ваши доводы на Комиссии Госплана внимательно рассмотрим… и, я думаю, ваше решение поддержим. Хотя, – Сталин довольно ехидно усмехнулся, – не потому, что вы безусловно правы, а потому, что средств на нефтеперерабатывающий у нас нет. Мне, конечно, интересно, каким образом вы финансируете строительств сланцевого завода… но я пока об этом спрашивать не стану. И по всем вопросам, не входящим в сферу деятельности ГКО, вы все же меня постарайтесь в курсе держать.
Когда Вера узнала о смерти товарища Куйбышева, а точнее – когда она пришла в себя после осознания того факта, что война все же не началась, у нее в голове внезапно всплыло «страшное химическое слово» «метилхлорфенилдигидротиенопиридинилацетат». То есть всплыло слово гораздо более страшное, там еще было внутри много разных циферок и уточнений вроде «цис», «транс» и прочего такого – но слово это в ее голове возникло со вполне ясными и скорее не химическими, а все же медицинскими ассоциациями. Ну возникло – и возникло, Вера даже слегка посмеялась над причудами своей памяти. Но вот когда она везла товарища Грабина в Подлипки, перед ее глазами внезапно всплыла очень подробная схема многостадийного синтеза этого «слова», и Вера даже не стала лично Василию Гавриловичу завод показывать и рассказывать, что она от него хочет получить, а доставив конструктора на завод и передав его в руки местных специалистов, она рванула обратно в Москву. Точнее, на Лабораторный завод, где в течение двух недель (с перерывами на сон и домашние дела, безусловно) проводила тот самый синтез. Провела, отправила полученные пару граммов вещества для «клинических исследований» в Медуправление НТК, а первого сентября в нарушение всех приказов на самолете рванула на строящийся завод в Сызрань.
Химический завод (даже скорее химический комбинат) там еще лишь строился, но небольшое опытное производство и прекрасно оборудованная химлаборатория, сама напоминавшая небольшой завод, там уже действовали. И были обеспечены очень квалифицированными кадрами, как химиками, так и технологами. Вера провела с ними совещание, затем еще одно – и, вернувшись в Москву поздно вечером третьего, «взяла Витю за хобот»:
– Вить, а у вас в институте есть хотя бы теоретическая возможность выделить десяток не самых тупых инженеров под новый проект?
– Теоретическая возможность всегда есть, а вот на практике я такой возможности что-то не вижу. А тебе что вдруг так срочно потребовалось? Что-то в Сызрани не так идет?
– Да всё в Сызрани так, завод даже с опережением плана строится. Но я тут подумала… есть мнение, что к комбинату нужно будет срочно пристройку приделать, небольшую. Там просто попутно сырье очень интересное пойдет… уже идет с опытного производства, но сырье это такое… его даже возить далеко не получится, оно за несколько часов превращается во всяку бяку, поскольку продукт уж очень нестабильный. А в эту пристройку нужно будет впихнуть кучу всякого не самого простого оборудования…
– Ты тогда к Ипатьеву зайди, поговори с ним, может он в план следующего года что-то дополнительное впихнуть и сможет. На следующее лето, когда новых специалистов из выпускников подберет.
– Мне до следующего лета ждать никак нельзя.
– Тогда не жди, давай завтра вместе в институт поедем, поговоришь с Владимиром Николаевичем и успокоишься: я вообще думаю, что даже на следующее лето он за новые проекты браться не будет. У него ведь по всяким пластмассам и без тебя куча проектов не запускается из-за нехватки людей, так что если еще и ты к нему придешь…
– Уговорил, завтра вместе к тебе едем. А теперь признавайся: ты мне хоть что-нибудь на ужин оставил?
Владимир Николаевич Ипатьев Веру очень уважал. И как выдающегося химика, и как просто человека. Как человека, который сильно заботится о сотрудниках огромного Управления химической промышленности НТК, как человека, всеми правдами и неправдами добивающегося верной оценки их труда в правительстве и буквально вымогающего у этого правительства высокие награды «своим» химикам. И не только своим, и не только химикам – но Владимиру Николаевичу было очень приятно, что именно Вера умеет правильно оценивать всю сложность проводимых химических исследований и почти всегда результаты этих исследований быстро внедряющую в производство – «со всеми вытекающими». Ему даже кто-то сказал, что и звание Героя Соцтруда ему именно Вера присвоила, причем лично, едва получив соответствующие полномочия. Но все же Звезда Героя была далеко не главным поводом его отношения к этой удивительной женщине.