«Красный путиловец» – после полной смены руководства завода – перестал, наконец, изготавливать откровенно плохие танки, а высвободившиеся мощности были направлены на производство узкоколейных дизельных локомотивов. Узкоколейки теперь по всей стране массово прокладывались, и возили по ним торф, лес, всякие ископаемые с «малотоннажных» шахт, а во многих местах узкоколейки стали и основным видом пассажирского транспорта. Поэтому на заводе кроме локомотивов делались и узкоколейные вагоны, правда в самом Ленинграде эти вагоны делались лишь двух видов: пассажирские и думпкары, востребованные на шахтах и карьерах. А основная масса таких вагонов (и все узкоколейные вагонные тележки) изготавливалась на заводе в Тихвине. Впрочем, в Тихвине производились и думпкары «нормальной колеи» (с гидроподъемниками, выпускаемыми все же в Ленинграде), очень востребованные для перевозки шведской и финской руды по «северному пути», проходящим от северных шведских рудников до Оулу и далее через Костомукшу, Беломорск, Онегу до Котласа, где из этой руды (только шведской железной, финские руды цветных металлов в другие места уходили) и угля Воркуты выплавлялась сталь на запущенном в конце ноября заводе.
Область под руководством товарища Жданова тоже очень сильно поучаствовала и в постройке самой дороги (два завода изготавливали бетонные шпалы для нее), и в строительстве металлургического комбината (в основном людьми), так что орден Трудового Красного знамени, полученный за это, Андрей Александрович носил с гордостью. Но даже орден не дал ему повода возгордиться, так что работал он еще больше, чем раньше, хотя казалось, что «еще больше» уже просто некуда…
Вера в начале зимы практически все свое время тратила на решение многочисленных «организационных вопросов», главным образом связанных с резким ростом численности работников химпрома, ведь свою идею «вытащить из демобилизуемого воинства сотню тысяч человек» она не оставила. Причем так не оставила, что на предприятия химпрома было переведено уже полторы сотни демобилизованных бойцов – а их хотя бы где-то расселить требовалось. Летом это вообще бы особой проблемы не составило, но основное «сокращение армии» началось лишь в октябре, а зимой строить жилье было крайне непросто.
Особенно непросто было это сделать и потому, что «летние» планы по строительству хотя бы фундаментов будущих домов оказались сорваны: предполагалось, что парни, демобилизованные летом, работу выполнить успеют, но выяснилось, что эти «отставные бойцы» в большинстве своем никаким инструментом, кроме граненого стакана, не владеют. Их, конечно, кое-как подучили, но фундаменты от этого не появились…
Вообще-то в России еще с царских времен умели строить что угодно даже зимой, закрывая строящиеся здания разнообразными шатрами, но именно эта зима отметилась довольно сильными морозами и такие шатры спасали не очень. Но все же кое-где стройки все же велись, благо угля страна для отопления подобных строек добывала достаточно. Вот только самих шатров не хватало, и Вера изо всех сил старалась увеличить производство толстого «каландрированного капрона», из которого инженеры наловчились делать шатры «пневматические», в которые компрессоры постоянно подкачивали горячий воздух. Но чтобы увеличить производство, нужно было на заводы по выпуску самого капрона, нитей из него и ткацких фабрик больше рабочих направить, а этих рабочих требовалось где-то расселить…
Станислав Густавович, к которому Вера обратилась за помощью в попытке разрывания этого заколдованного круга, был категоричен:
– Если к задаче подходить традиционными методами, то решить ее получается несложно. Вот только решение мы получим где-то к маю, когда она уже и сама собой решится, так что я даже не знаю, что вам и посоветовать…
Поэтому решать задачу пришлось методами очень нетрадиционными, и Вере пришлось очень сильно напрячься именно как химику. Пенопласт из полистирола в стране производился уже три с лишним года, но делалось его мало, причем исключительно потому, что используемый в качестве вспенивателя пентан почти не производился. То есть в крекинг-установках его получалось достаточно много, но весь он почти сразу отправлялся на переработку, даже без надлежащей очистки – однако такую проблему Вере удалось быстро решить буквально в «административном порядке». И к новому году пенопласта стали выпускать достаточно.
Достаточно для того, чтобы в котлованах собирать опалубки для бетонных литых фундаментов, а заливаемый в них бетон просто грели электричеством: все же жилье Вера строила возле химзаводов, а там электричества было много. Ну а где не было химзаводов и электричества, туда просто подгоняли «мобильные электростанции» – но вот распределять эти электростанции по стройкам, следить, чтобы на них вовремя поступал бетон, чтобы топлива там было всегда достаточно, приходилось чуть ли не круглосуточно. Но – приходилось.
Потому что на самом-то деле Вере все это новое жилье было не особенно и нужно, а волновалась она из-за совсем других строек. Например, на линии от Соснового Бора до Луги за лето было оборудовано почти полтора десятка полевых аэродромов, но ведь аэродром – это вовсе не ровная полоса, на которую самолеты приземлиться могут. И вот на этих аэродромах тоже велись стройки, причем весьма интересные. И как раз для этих строек каландрированного капрона для шатров хватало, но весь морозы-то стояли нешуточные, а фундаменты там нужны были качественные. Но с применением «правильной химии» порядка пары сотен нужных фундаментов удалось поставить уже в начале января, а за то, что осталось на них возвести, Вера уже не беспокоилась. Она беспокоилась лишь о том, чтобы стройки эти не особенно бросались в глаза летчикам случайно пролетающих над ними самолетов (вражеских самолетов), и поэтому сразу две фабрики начали массово производить нетканое полотно под названием «геотекстиль» из полиэтилентерефталата…
Лаврентий Павлович в гости к соседке зашел одиннадцатого января, в воскресенье – в надежде, что хоть в выходной день он Веру застанет дома. И в этом он не ошибся, и, взяв в руки предложенную чашку чая, сообщил о «цели визита»:
– А здорово ты с этими тряпками стеганными придумала! Я специально распорядился с самолетов посмотреть на то, что там творится, и оказалось, что даже с пары сотен метров вообще ничего не видно: ну снег и снег, все вокруг белое, куда ни глянь. Правда вот ночью…
– Что ночью? Строители фонарями слишком ярко светят? Так надо им по шапке надавать…
– Ну уж откровенных дураков вы все же в Стройуправление НТК не брали, и прожекторами сверкать они по ночам не стали. Однако в тепловизорах стройки очень хорошо видны: снаружи-то мороз лютый, а они, как ни крути, изрядно так подогреваются. И с этим мы точно ничего сделать не можем, но пока вроде немцы над нашей территорией с тепловизорами не летают. Так что все стройки, от Балтики и до примерно Винницы, потенциальному противнику остались неизвестными.
– А южнее?
– Там вообще все просто: сахарные заводы мы в Германии закупили, теперь открыто строим свеклохранилища рядом с ними… и да, ты была права: в Западной Белоруссии и Западной Украине народ гниловат, у абвера там агентуры много. Белостокскую, Брестсткую и Луцкую области мы зачищаем довольно успешно, а вот Львовскую… Лично меня удивляет лишь то, как много новых львовян стремятся стать «полезными евреями» для Рейха. Их родню Гитлер по концлагерям посажал, а они… Ну и черт бы с ними, но вот во Львовской у нас с этими стройками худо, ближайший базовый аэродром аж в Дубно выстроить получается.
– Ну и черт с ними, в целом вы меня успокоили… а как там с выполнением планов?
– Как-как… опаздывают слегка, но именно что слегка. В Керчи причем не успевают бронедвери для ангаров делать, но Валентин Ильич говорит, что к концу февраля всё уже наверстают. Но у тебя он отдельно спросить велел: как насчет маскировочных сетей дела продвигаются?
– Вот с ними я изначально ни малейших проблем и не предполагала. У нас же рыболовецких хозяйств хватает, а зимой рыбакам делать в море вообще нечего – вот они целыми семьями сидят и вяжут эти сети. И им дополнительный заработок в мертвый сезон, и стране польза.
– А он не по сами сети, а про машинки, которые будут эти сети поднимать и самолеты из ангаров выпускать. Их же фигова туча очень скоро потребуется!
– Ну кто так говорит?
– От тебя набрался. Так с машинами-то что?
– Мне муж сообщил одну важную новость: я – просто дура.
– А я что-то не заметил… а почему?
– Потому что он за пять минут нарисовал мне конструкцию из палок и веревок, которая сеть поднимает усилиями двух бойцов средней дистрофичности. И там самым сложным механизмом является дверная петля, а изготовить конструкцию могут и пионеры из кружка «Умелые руки». Между прочим, уже изготовили… примерно полторы сотни штук, и это только в Пушкинском Дворце пионеров!
– Я, конечно, формально буду против, но в душе с Виктором, пожалуй, соглашусь… Ты просто со своей «Химавтоматикой» стараешься все автоматизировать, вон, даже ворота Лабораторного завода охранник открывает нажатием кнопочки. А мог бы и просто руками открыть, не развалился бы!
– С Лабораторным заводом не все так просто: прежде чем кнопку нажать, охранник код набирает, и код этот каждый день разный – так что если враг будку охраны захватит, он ворота открыть не сможет.
– Да я не об этом, просто мы уже – не одна ты, а все мы – привыкли решать задачи, думая, как автоматику какую-то поставить. А Виктор здесь прав: автоматика может и сломаться, а солдатиков-дистрофиков любой человек подменить сможет, если солдатик сломается, супчику несвежего откушав… Проще надо быть, проще! Но – не тебе, тебя нужно с задач простейших вообще снять, их много кто и без тебя прекрасно решит. А завтра будет совещание по сельскому хозяйству, зайдешь? Там насчет удобрений что-то…
– А куда я денусь? Я уже извещение получила, сейчас думаю, с чем выступать буду.
– Ну думай… а дети-то твои как?