— Они предлагали вам вступить в дело?
— Послушайте, — промолвил Робин, — не хочу обижать вас, но скажу… Я ведь и вас плохо знаю, сэр. То есть откуда мне знать, не… — Он повернул голову, пристально разглядывая Аллейна.
— Не сообщу ли я в полицию? — закончил Аллейн.
— Ну… почему бы и нет?
— Так вы говорите, что не знаете меня. Тем не менее, когда заходит речь о спасении этой несчастной девочки из лап ваших приятелей, ваш выбор падает именно на меня. Что-то тут не сходится.
— Вы не понимаете, — возразил Робин. — Не понимаете, как это опасно. Если они вообразят, что я рассказал вам!
— То что они сделают?
— Ничего! — поспешно воскликнул Робин. — Ничего! Только я ведь пользуюсь их гостеприимством.
— У вас странные представления о приличиях, вам не кажется?
— Странные? Пожалуй.
— Скажите-ка, не случилось ли недавно какое-нибудь событие — я имею в виду последние сутки, — усугубившее ситуацию?
— Кто вы? — внезапно спросил Робин.
— Послушай, парень, не нужно уметь читать мысли на расстоянии, чтобы догадаться, что ты оказался в тупике и тебе необходимо срочно что-то предпринять.
— Да, наверное. Мне очень жаль, сэр, но боюсь, я не могу больше отвечать на ваши вопросы. Только… только, ради бога, сделайте что-нибудь для Джинни!
— Мы заключим с вами сделку. Как я понял, вы хотите увезти девушку, не поставив в известность остальную компанию.
— Да, сэр. Да.
— Хорошо. Сможете ли вы убедить ее поехать в Роквиль в шесть часов?
— Не знаю. Я рассчитываю на это. Если его не будет поблизости, то смогу. Она… Мне кажется, она проявляет ко мне симпатию, — робко сказал Робин, — когда он не появляется, чтобы все изгадить.
— Если она не поедет, сможете ли вы уговорить ее прогуляться на стоянку?
— Наверное. Она хочет купить серебряную козу у старушки Мари.
— Тогда, возможно, стоит сказать ей, что мы звонили и просили ее выбрать для Рики какую-нибудь статуэтку. К примеру, рождественскую сценку.
— Хорошая мысль. Ей это понравится.
— Отлично. Держите машину наготове и уговорите Джинни пройтись к стоянке. А потом предложите проехать до гостиницы, чтобы отвезти статуэтку.
— Знаете, сэр, я думаю, мне это удастся.
— Хорошо. Как только она окажется у вас в машине, делайте что хотите, но держите ее подальше от замка. В любом случае привезите ее к нам. Сомневаюсь, что она согласится остаться пообедать. Можете сымитировать поломку на пустынной дороге. Ну не знаю, проявите инициативу. Забейте выхлопную трубу. И вот еще что. Баради — или кто другой — говорил мне, что для своих вечеринок вы наряжаетесь в некую униформу.
— Точно. Она называется мантией солнца. Мы носим ее дома и… и обязательно вечером по четвергам.
— Не та ли это белая хламида, в которую был одет Оберон сегодня утром?
— Да. Нечто вроде роскошной монашеской рясы с капюшоном.
— Не захватите ли с собой парочку?
Робин повернул голову и в изумлении уставился на Аллейна.
— Как хотите…
— В течение дня улучите момент и положите их в машину.
— Я не понимаю…
— Разумеется, не понимаете. Принесите две, если у вас есть две. Вовсе не обязательно тащить одеяние мисс Тейлор.
— Ее одеяние! — воскликнул Робин. — Притащить! Да в этом все и дело! Завтра вечером они заставят Джинни надеть Черную Рясу.
— В таком случае принесите одну белую, одну черную, — спокойно сказал Аллейн.
В четверг вечером на Лазурном Берегу, где и так всегда царит театрализованная атмосфера, разразилось поистине потрясающее действо: в оправдание прогноза погоды была срежиссирована гроза.
— Дождь собирается, — послышался хриплый голос с балюстрады замка Серебряной Козы. — Слышите? Гром!
Далеко на юге небеса откликнулись невнятным бурчанием.
Карбэри Гленд взглянул на разодетую фигуру, примостившуюся на балюстраде. Фигура сливалась с гирляндой бугенвиллей.
— Скорее видишь голос, а не человека, — сказал Гленд. — Вы похожи на сказочную птицу, дорогая Сати. Если бы я себя так погано не чувствовал, то непременно написал бы вас.
— Шорох, бормотанье, взрыв и дробь, — продолжала Сати в радостном предвкушении. — А потом дождь. Так оно всегда бывает. — Она вытянула губы и глубоко затянулась длинной сигаретой.
Баради подошел к ней и отнял сигарету.
— Это против правил, — сказал он. — Всему свое время. Вы чересчур возбуждены. — Он выбросил сигарету и вернулся на свое место.
Горизонт осветился белым сполохом, и после паузы послышался отдаленный грохот.
— В «Комеди Франсэз» это получалось гораздо лучше, — заметила Аннабелла Уэллс, презрительно поджав губы.
Баради так низко нагнулся к ней, что его нос и ее ухо образовали некое сюрреалистическое единство. Под носом Баради шевелились усы, словно жившие своей собственной жизнью, под усами пухлые губы кривились в почти беззвучной артикуляции. Выражение лица Аннабеллы Уэллс не изменилось. Она слегка кивнула головой. Лицо Баради еще ненадолго задержалось над ее шеей, а затем доктор вновь откинулся в кресле.
Над почерневшим морем вспыхнула молния и надвое расколола небо.
— Раз, два, три, четыре, — считал хриплый голос под аккомпанемент хлопков в ладоши. Возгласы других гостей покрыл раскат грома.
— Всегда надо считать, — пояснил голос, когда вновь стало тихо.
— Больше всего я ненавижу, — быстро заговорила Джинни Тейлор, — не гром и не молнию, а вот эти промежутки между раскатами. Как сейчас.
— Пойдем в дом, — предложил Робин Херрингтон. — Необязательно торчать здесь.
— Я хочу как бы испытать себя.
— Учитесь быть храброй? — со странной интонацией спросила Аннабелла Уэллс.
— Джинни явит нам отвагу львицы и пылкость феникса, — сказал Баради.
Аннабелла резко поднялась и эффектной походкой двинулась к балюстраде. Баради последовал за ней. Джинни отбросила волосы со лба, взглянула на Робина и тут же отвела глаза. Робин приблизился к ней. Джинни упорно смотрела в сторону. Робин неуверенно топтался на месте. Карбэри Гленд, полуприкрыв глаза, вглядывался в затянутое тучами небо и помутневшее море.
— Зловещее великолепие, — испуганно пробормотал он. — Которое, впрочем, совершенно невозможно нарисовать. Что радует.
Тишина на самом деле не была полной. Ее озвучивали привычные шумы, приобретавшие тем не менее странную значимость. Например, цокот канарейки мистера Оберона, прыгающей в клетке с пола на жердочку и обратно. Стрекот забывшей умолкнуть цикады на склонах, которые мистер Оберон величал своими «экзотическими садами». Смех женщины на служебной половине замка и где-то далеко, за много километров от Дусвиля, жалобный гудок поезда. Но в преддверии грозного взрыва все эти разрозненные звуки скорее сливались с тишиной, нежели нарушали ее.
— Черт возьми, — пробормотал Гленд, косясь на Джинни, — нам все-таки необходимо… В конце концов… — Он сглотнул слюну. — …после всего. Трудно дождаться. — Его голос взвился фальцетом. — Я никогда не прикидывался флегматиком. Я художник, черт побери!
— Не надо повышать голос, — сказал Баради. — Вы прямо-таки обожаете сильные выражения. — И он мягко рассмеялся.
Гленд прижал пальцы к губам и уставился на Баради.
— Как вы можете! — прошептал он.
— Ройте землю, Карбэри, дорогой, — произнесла Аннабелла, глядя на море, — раз уж начали. Не сдавайтесь, глядишь, что-нибудь обломится.
— Я на вашей стороне, — объявил голос с балюстрады. — Следовало бы учесть мои заслуги перед компанией.
Стоявшая в отдалении Джинни прошептала: «Это невыносимо».
— Тогда пойдем отсюда, — тихо сказал Робин. — Старушка Мари велела передать, что у нее осталась всего одна серебряная козочка. Почему бы нам не сбегать к ней, пока дождь не начался. В проходе не видно молний. Идем.
Джинни взглянула на Баради. Тот поймал ее взгляд и подошел к ней.
— Что случилось? — спросил он.
— Я подумала, не спуститься ли мне в лавку Мари, — сказала Джинни. — Там не слышно грома.
— Почему бы нет? — сказал Баради. — Хорошая идея.
— Наверное, можно, — неуверенно произнесла Джинни.
Молния в мгновение ока исчертила небо угрожающими письменами. Голос на балюстраде досчитал до двух, и черные тучи сшиблись с чудовищным грохотом. Джинни широко открыла рот и бросилась бежать к башне. Робин за ней.
За ударом последовал продолжительный грохот, а затем зловещая дробь. На фоне грозных переборов выделился голос Гленда.
— Что я хочу сказать: можем ли мы им доверять? В конце концов, они для нас практически чужаки, и, должен заметить, мне не нравится поведение парня.
— Не стоит расстраиваться по пустякам, — сказал Баради, не сводивший глаз с Аннабеллы Уэллс. — Робин достаточно замешан, а что до Джинни, предоставим ее заботам Ра. В любом случае она ничего не знает.
— Парень знает. Он может проболтаться этим двоим: Трой и ее чертову умнику-мужу.
— Если мистер Аллейн и Трой появятся здесь, нет нужды созывать всех, чтобы поприветствовать их.
— А вдруг они уже что-нибудь подозревают?
— Я же говорил, горничная Тереза утверждает, что, найдя мальчика, они от счастья забыли обо всем на свете и уехали в гостиницу.
— С ребенком уже вышла промашка, может случиться и другая. А что, если Аллейн опять начнет здесь ошиваться и задавать свои идиотские эзотерические вопросы?
— Вопросы были вовсе не так глупы, как вам показалось, дорогой Карбэри. Аллейн умный человек. Во время операций он показал себя с лучшей стороны. Из него вышел был неплохой анестезиолог.
— Вот, вы сами сказали: умный!
— Не впадайте в панику. Да, он умен и любопытен. Поэтому мы и решили отправить его подальше, например, в Сен-Селесту, пока не избавимся от нашей старой девы. — Под усами Баради сверкнул белый ряд зубов.
— Не вижу повода для веселья.
— Разве? Вам следует воспитывать в себе вкус к иронии. Аннабелла, — продолжал Баради, глядя на неподвижную фигуру на фоне стального неба, — Аннабелла говорит, что мистер Аллейн, насколько ей известно, тот человек, за которого себя выдает: дилетант со склонностью к мистицизму, литературе особого рода и охоте на крупную дичь. Последнее следует понимать в прямом смысле.