– Вот тебе, гад, фашист!
Тут же и другие берутся за камни, всё тяжёлое, что валяется на земле. С нами не церемонятся – и мы не будем. Звенят разбиваемые стёкла автомобилей, водители громко ругаются, поворачивают… Держимся пока! Можно перевести дух… Останусь здесь или пойду к Белому Дому? Там сейчас, наверное, горячее всего…
А это кто едет? Тоже штурмовать собирается?
– Ребята, налетай – кухня приехала! Обеденный перерыв, бойцы!
Ещё несколько машин подъезжают к солдатам, подкармливают их. Позвонить бы сейчас тёте Лене, ведь наверняка волнуется…
– Ребята, не знаете, поблизости телефона нет?
– Ну, ты озадачил! Все здешние будки уже пошли воевать на баррикадах. Попробуй зайти куда-нибудь. В Белый Дом, к примеру, тут рядом.
– Слыхали – Ельцин выступил, забравшись на танк?
Я невольно улыбаюсь: намёк Ельцина понятен. Хоть бы у нас действительно получилось… Ну, что – может, правда, зайти в Белый Дом? Я здесь больше не нужен? Позвоню и вернусь.
Вот Краснопресненская Набережная. Красиво! Москва-река течёт медленно и задумчиво, безразличная к тому, что происходит на её берегах. Только заглядываться мне некогда. Пройду в здание. Ого, вот это баррикада!
– Вы куда, молодой человек?
– Мне бы позвонить!
– По-моему, телефоны отключены. Впрочем, попробуйте.
Кругом вооружённые люди – в бронежилетах, с автоматами. А телефоны где? Ого, кого я вижу! Ельцин собственной персоной! Хмурый, недовольный, разговаривает о чём-то.
– Парень, ты к кому?
– Я хочу позвонить домой, чтобы не волновались.
– Вон в ту комнату зайди. Кажется, оттуда можно звонить.
Захожу. Здесь трое парней в бронежилетах, курят. Автоматы под рукой.
– Позвонить от вас можно?
– Попробуй, – кивает один из них на телефон в углу. Беру трубку. Первая мысль: если не получится, просто домой съезжу – кажется, здесь всё успокоилось.
– Алло, тётя Лена, это я!
– Андрюшенька, милый! Я так волнуюсь! Как ты, мальчик мой хороший?
– У нас всё в порядке, держимся!
– Передай тёте – хорошо держимся! – ухмыляется один из парней.
– Андрюшенька, береги себя, пожалуйста! Возвращайся поскорее!
– Да, тётя Лена, обязательно!
Мне и самому хочется поскорее домой, только бросать товарищей нельзя. Немедленно – к ним. Надо же – говорю про них «товарищи», хотя был с ними рядом всего несколько минут, почти не разговаривал. И ведь понимаю, что никто меня не осудит, если сейчас уйду, да сам не могу. Куда теперь – на Тверскую улицу? Или на Манежную площадь? Здесь я, кажется, не нужен: народу много, все заняты, я скорее мешаю.
– Молодой человек, можно задать вам несколько вопросов?
Парень говорит с иностранным акцентом.
– А кто вы?
– Я из агентства Франс Пресс.
– Да, спрашивайте.
– Что происходит?
Мне бы самому это знать… Но ответить нужно:
– Горбачёва отстранили от власти мятежники. Мы все встаём на защиту Конституции.
– Правда ли, что все мятежники – его приближённые, назначенные им?
Я застываю, как вкопанный. В самом деле, как я об этом раньше не подумал? Крючков, Язов, Янаев, все остальные, кого упоминали в ГКЧП – до единого назначены Горбачёвым. Что же – он назначил сплошных предателей? Или… дело в чём-то другом? Подумаю об этом позже. А пока просто отвечу:
– Да, их всех назначил Горбачёв.
– Не означает ли это, что он же стоит негласно за путчистами и инструктирует их?
Вопрос страшный, о таком и думать не хочется.
– Простите, господин из Франс Пресс, будет правильнее, если вы об этом спросите кого-нибудь другого. Извините, мне пора идти.
Пользуясь замешательством собеседника, ускользаю от него. Где тут выход, а? Не помню, как я шёл сюда.
Эге… Кого я вижу?! Мой старый знакомый – капитан КГБ Иванов, который когда-то проверял нас с Ритой! Запомнился с той поры… Он-то что здесь делает? Защищает Белый Дом от своих коллег? Не нравится он мне. Так, в какой это комнате я разговаривал по телефону?
– Эй, ребята, там в коридоре мужик, который, я знаю, работает в КГБ!
Парни вскакивают с мест и хватают автоматы.
– Уверен? Где ты его видел?
– Пошли – покажу!
Ну, лишь бы товарищ капитан, или кто он теперь по званию, не смылся…
– Вот тот!
– Ага… Ну-ка, постой здесь…
Я остаюсь на месте и злюсь, что у меня никакого оружия. Непременно нужно научиться стрелять, и чем метче, тем лучше.
– Эй, товарищ, вы кто?
– Я пришёл защищать Белый Дом.
– А документы ваши посмотреть можно?
Как на иголках – жду, чем закончится беседа.
– Вот мой паспорт.
– Очень хорошо, товарищ Иванов. А где вы работаете?
– Какое это имеет значение?
– Вы случайно не из КГБ?
– С чего вы взяли?
Меня так и подмывает подойти ближе… Не надо, сказано же – подождать здесь.
– Пройдёмте, гражданин. Тут есть кому разобраться с вами.
Уводят его куда-то. А я? Я же свидетель! Как мне быть: идти за ними? Наверное, да…
Внезапно Иванов делает резкое движение. Опрокидывает того из парней, который ближе, и бежит назад – ко мне… Я прижимаюсь к стене и в нужный момент ставлю подножку. Иванов перепрыгивает, но я успеваю толкнуть его сзади – и он валится. Тут же подбегают двое с автоматами:
– Ах ты, гад! Парень, а ты молодец!
Они начинают пинать лежащего Иванова, и тут я не могу сдержаться:
– Не бейте его! Отведите куда следует, пусть там решат, виноват он или нет, и что с ним делать!
Защитники Белого Дома успокаиваются, выворачивают Иванову руки за спину и тащат его куда-то.
– Мы ещё встретимся, щенок! – бормочет он зло.
– Напугал ежа обнажённой натурой, – отвечаю я ему и с удивлением понимаю, что больше не боюсь – ни Иванова, ни организации, которая его прислала. Однако пора решить, что мне делать. Командира надо мной никакого нет, это и хорошо, и плохо. Где я сейчас нужнее – у Моссовета, на Манежной, здесь? Или дома?
Подхожу к окну, смотрю, как растёт баррикада. В голову приходит мысль: а ведь от воздушного десанта она не защитит, если придётся… Вообще, за нас ещё толком не взялись. Военные не стреляли, водомёты уехали, испугавшись нескольких камней, а зловещий КГБ прислал сюда Иванова и, наверное, ещё несколько шпионов, которых тоже нетрудно выловить.
Почему-то становится тоскливо. Если бы хоть знать, где я нужен… Впрочем, знаю – меня ждут дома. Пойду, пожалуй. Но если по дороге где-то выяснится, что могу чем-нибудь помочь…
Прохожу мимо охраны, на меня даже не смотрят. В одном из коридоров ребята странного вида – казаки, что ли? Очень приятно, что они пришли на выручку к нашей демократии, но что они могут сделать? А я? А ведь уже кое-что сделал. Но сейчас я здесь не нужен, пойду, а завтра вернусь.
Выхожу на улицу, миную баррикаду, иду знакомым путём. Вокруг толпы народу, баррикады. Люди возбуждены. Несколько танков, бронетранспортёров, солдаты – разговаривают с нашими ребятами, девушками, совсем нестрашные, свои, родные. Если бы не военная техника, которой нет места среди городской зелени и щебечущих птиц, ничто бы и не говорило о злополучном путче. Чувствую себя глупо: ведь и сделал сегодня кое-что, может, даже не так мало, а никому не нужен. Не ходить же туда-сюда, выясняя, где могу пригодиться. Так что сейчас, наверное, лучше вернуться домой, а завтра – снова сюда.
Вот и метро. Десятки людей выходят, наверное, направляются туда, где я только что находился. Немного неудобно перед ними, но действительно – не знаю, куда идти и что делать.
Вот я и приехал. Подхожу к нашей двери…
Прежде чем успеваю вынуть ключ, дверь распахивается:
– Андрюшенька, миленький! Ты жив, какое счастье! – тётя Лена бросается целовать меня. В коридоре стоит дядя Вова и неодобрительно качает головой:
– Эх, революционер… А если бы с тобой что-нибудь случилось, а? Лена чуть с ума не сошла.
Из комнаты появляется Валечка:
– Ура, дядя Андрюша – революционер!
Я чувствую себя совсем глупо: меньше всего собирался быть революционером. Дядя Вова берёт меня за руку и уводит в комнату:
– Сейчас поешь, а потом мы с тобой потолкуем.
– Пороть не будешь? – полушутя, спрашиваю его.
– Не буду. Иди, ешь и не болтай зря.
Я хочу ответить, что нас недавно кормили на баррикаде, но в комнату заходит улыбающаяся тётя Лена, а в ноздри вторгается гипнотизирующий запах борща. Я подхожу к своей приёмной маме и целую её.
– Иди, мой мальчик, кушай. Остальное потом.
Покорно сажусь за стол, и тут же рядом оказывается улыбающаяся Валечка, болтает ножками:
– Дядя Андрюша, а революция – это страшно?
Вот это вопрос… А я и сам не знаю. Наверное, со стороны было страшно, когда мы, взявшись за руки, останавливали бронетранспортёры, а потом сражались с водомётами. А захват Иванова? Но в те секунды страшно не было.
– Валечка, наверное, страшно, только мне трудно сказать. Я и сам ещё не знаю.
– Ты завтра опять пойдёшь на революцию? Возьми меня с собой!
– Нет, миленькая, ты должна остаться дома, с мамой, чтобы она не волновалась.
В голову вторгается мысль: а как наша Рита? Вышла замуж за француза, друга дяди Сержа, сейчас живёт в Париже, писать в Москву не рискует, чтобы не навредить… Звонила несколько раз – на праздники, дни рожденья… Намекнула, что молодая семья ждёт пополнения… О том, что у нас давно родственники во Франции, под большим секретом сообщил два года назад дядя Вова. Оказывается, его брат, о котором мне раньше даже не рассказывали, в молодости женился на француженке и уехал. Из-за этого у дяди Вовы начались проблемы на службе, ему пришлось уйти из армии. Недавно мой кузен, родившийся и выросший во Франции, приехал с другом Жаном посмотреть, как идут у нас дела, и другу приглянулась Рита – ещё бы, такая красавица.
– Дядя Андрюша, а ты танки видел?
Невольно улыбаюсь:
– Видел, моя хорошая сестричка!
– А почему домой не привёз?
Меня разбирает смех: маленькая кузина, похоже, считает, что все танки такие же, как в магазине игрушек. Ну и хорошо, незачем ей спешить знакомиться с другими.