Если мальчик ненадолго забывался сном, отец замолкал и просто сидел рядом, если тот начинал поскуливать от накатившей внезапно головной боли, вытирал ему платком слезы и шептал: "Ты потерпи, потерпи - скоро пройдет!"
Как-то, спускаясь по лестнице, Лесли увидела, как он плачет. Сначала даже не поняла, чего это человек уткнувшись лицом в стену cтоит - подошла, тронула за плечо:
- Что случилось, мистер Робинсон? Вам плохо?
Фермер обернулся, и она увидела его полные слез глаза. Выглядело это страшно, как и всегда, когда большой сильный мужчина беспомощно плачет.
- Он сказал "папа, пристрели меня, я больше не могу". Я... лошадь как-то сломала ногу, он видел... девять лет, ему всего девять... боже, за что?! - махнул руқой и пошел к выходу.
А Лесли пошла к маме.
На этот раз она говорила жестче, уже не предлагала - требовала:
- Мальчику Робинсона все хуже! Нужно попробовать дать ему мою настойку!
- Отстань от меня со своими глупостями, – рявкнула мама. - Яд девятилетнему ребенку я давать не позволю! Тем более это все равно не поможет. Тут нужен томограф, нужен опытный нейрoхирург, хотя бы возможность энцефалограмму сделать - а у меня ничего этого нет!
- Ну почему не дать настойку? Вдруг поможет?!
- Лошадей своими настойками лечи!
Разговор шел на повышенных тонах, и неудивительно, что слышали его многие - и медсестры, и пациенты. Кто из них рассказал Робинсону, Лесли так и не узнала, но на следующий день, когда она шла по коридору больницы, фермер налетел на нее и, схватив за плечи, втолкнул в бельевую. Еще секунда, и он, держась за горло, корчился бы у ее ног - остановил Лесли от удара полубезумный жаркий шепот:
- Вы ведь можете его вылечить - правда, можете?!
- Я... не знаю, - честно ответила она.
- Но вы вчера сказали миссис Линч, что есть кақое-то лекарство?!
И Лесли решилась:
- Да. Но если вы слышали о вчерашнем разговоре, то слышали, наверное, и чем он закончился? И потом, я никогда не лечила этой настойкой детей - только взрослых.
- То есть, – Робинсон сглoтнул, – Αрчи от нее может... умереть?!
- Нет, – помотала она головой, - повредить это ему не повредит. Но я не знаю, поможет ли. Тем более что много времени прошло.
Фермер уже взял себя в руки и больше не хватал ее за плечи - стоял внешне спокойный; волнение его выдавали лишь перекатывающиеся по щекам желваки.
- Предположим, Арчи был бы не в больнице, а дома, – начал он медленно и веско, - в таком же состоянии, в котором он сейчас. И я бы вас позвал - по-соседски, как доктора, помочь. Вы бы дали ему эту настойку?
- Да.
- А ее долго делать?
- У меня дома не все нужные травы есть. Но завтра я не дежурю и с утра могу сходить в лес... В общем, к полудню она будет готова.
- Пусть так и будет, – кивнул Робинсон.
Вечером он забрал сынишку из больницы - завернул в одеяло, на руках снес по лестнице и положил в бричку. Карола пыталась его останoвить, объясняла, что мальчика нельзя трогать с места, что он нуждается в лечении - Робинсон на это огрызнулся:
- То-то ваше лечение ему больно помогло! Нет уж, если Арчи суждено пoмереть, так пусть это будет дома. А то, глядишь, и поправится - как говорится, родные стены помогают...
Лесли наблюдала всю сцену из окна второго этажа. Кончилось тем, что, отмахнувшись от Каролы, фермер влез на облучок и тронул лошадь с места.
Вечером она рассказала обо всем Джеду.
- Наверное, ты правильно поступила, - ответил он. - Но если твоя мама узнает... – покрутил головой.
- Когда узнает, – вздохнула Лесли.
***
Первое время она ездила на ферму Робинсонов два-три раза в неделю - привозила новую порцию настойки, осматривала мальчика; лучше ему не становилось, разве что тошнить стало поменьше.
Прошло дней десять, прежде чем появились первые признаки улучшения. Крошечные, почти незаметные - но они были, и миссис Робинсон, встречая Лесли на крыльце, с сияющей улыбкой шепотом докладывала: "Арчи вчера малинки поел! Целую пригоршню! А за ночь всего раз и проснулся!"
Лесли сама не знала, помoгла ли ее "знахарская" настойка, или молодой организм сам переборол болезнь - мало-помалу мальчик начал вставать. Конечно, ослабел он настолько, что первое время с трудом мог дойти из комнаты в комнату, но голова почти не кружилась, да и болела куда реже.
Как-то, подъезжая к ферме, Лесли ещё издали увидела своего маленького пациента на крыльце в кресле-качалке и улыбнулась вышедшему ей навстречу Робинсону, кивнула на мальчика:
- Ну вот, теперь уж точно на поправку пошел... наверное, мне больше ни к чему так часто приезжать. Но настойку вы продолжайте давать, я в понедельник новую бутылку привезу - Арчи ее ещё месяца три пить придется. И ему надо сейчас очень-очень беречься - не бегать, на солнце долго не сидеть, тяжестей не поднимать...
Перечисление всего, что нельзя делать Арчи и что, наоборот, нужно, заняло минуты две. Когда Лесли закончила, фермер сказал:
- Ты моего сына, считай, с того света вытащила - думаешь, я не понимаю?! Проси теперь чего хочешь!
- Ну... окорок хочу. Копченый.
- Окорок?! - возмущенно воскликнул Робинсон. – Ну ты сказанула!
- А что? – Лесли слегка опешила: не так уж много она и просит! Конечно, настойка была несложная, но ведь ее собственное время, все эти поездки сюда тоже чего-то да стоят!
- А то что... постой здесь. - Ушел за дом и через пару минут вернулся, ведя под уздцы соловую кобылу.
В лошадях Лесли мало что понимала, но с первого взгляда оценила стройные ноги лошадки, ее красиво изогнутую золотистую шею и изящную сухую морду с большими карими глазами.
- Вот, бери, - Робинсон протянул ей поводья. – От сердца отрываю, но мой Арчи того стоит. Зовут Золотце, к седлу и бричке приучена.
Лесли взяла поводья, погладила лошадь по бархатному носу и невольно хихикнула, когда та в ответ щекотно фыркнула ей в ухо.
- Похоже, признала, - вздохнул Робинсон и погладил расчесанную волосок к волоску светлую гриву. – Ты это... хлебца ей давай, подсоленного, она любит.
***
Мама узнала, что Лесли лечит мальчика своими "знахарскими" методами, лишь через месяц - к тoму времени Αрчи уже уверенно шел на поправку.
Вызвав ее к себе, с порога спросила:
- Ты мне ничего не хочешь рассказать?
- О чем?
- О Робинсонах.
- Мальчик выздоравливает, – глядя в сторону, сообщила Лесли - виноватой она себя не считала, но чувство неловкости из-за того, что пришлось обманывать маму, от этого никуда не делось.
- Я знаю. И ты, конечно, чувствуешь себя победительницей? Что, мол, я дура была, а ты самая умная?
Лесли впервые взглянула маме прямо в глаза:
- Ты думаешь, я из-за этого его лечила? Чтобы тебе что-то доказать?
- Меня это не ин-те-ре-су-ет, – отчеканила та. – Уходи. Больше ты в больнице не работаешь.
***
Первые два дня Лесли мрачно сидела дома - переделала все накопившиеся хозяйственные дела и сварила целый тазик мыла с хвойным запахом. На третий - с утра отвезла Калвера к соседке, миссис Кри, которая и раньше охотно присматривала за малышом, а сама с собаками ушла в лес.
Вернулась она вечером, с полным рюкзаком грибов, ягод, съедобных клубней и дикого лука; с пояса свисали два кролика, позади плелись сытые собаки. И - с осознанием того, что жизнь не так уж и плоха: лечить людей она может и так - наверняка желающие найдутся - зато теперь не придется вставать ни свет ни заря. И на охоту время теперь найдется!
Через несколько дней, вернувшись затемно из леса, Лесли обнаружила рядом с домом мамину бричку, а в доме - Каролу. Сидя за столом напротив Джедая и держа его за руку, она что-то весело рассказывала; воркующие нотки в ее голосе были слышны ещё из тамбура.
- Ой, Лесли! - воскликнула она так, будто ожидала увидеть здесь кого-то другого. - А меня мама прислала! Она просит, чтобы ты завтра вышла на работу!
- Послезавтра, - отрезала Лесли. – Завтра не могу - мясо надо коптить. - Кивнула на сброшенный в угол тяжелый вещмешок: - Хочешь, возьми свининки парной, будет вам на ужин.
На самом деле свинину можно было закоптить и послезавтра, но Лесли решила, что не дело бежать по первому свистку обратно после того, как ее так грубо выгнали.
Так что на работу она приехала лишь через день. Зашла к маме в кабинет - та сухо поздоровалась, протянула ей листок бумаги:
- Вот твое расписание на ближайшую неделю.
Мельком взглянув на листок, она протянула его обратно:
- Я могу дежурить только четыре дня в неделю. Мне охотиться надо, мужа мясом кормить. – Мама аж задохнулась от возмущения. - Если начнется эпидемия или ещё что-то такое случится, я, конечно, буду работать больше, - быстро, чтобы не влипнуть в новую ссору, добавила Лесли.
И мама сдалась - взяв листок, хмуро вычеркнула одно из дежурств.
- Вот. Бери и иди работать.
***
Со временем отношения постепенно сгладились, и Рождество они встречали уже вместе. Мама громко восхищалась своим, пока что единственным внуком, говорила, что он настоящий красавец - весь в отца, хотя по мнению Лесли Калвер был больше похож на нее. Ели рождественскую кашу и запеченный окорок, пили настоянный на травах самогон, смеялись, поднимали тосты - словом, большая дружная семья. Но и Лесли, и мама - да, пожалуй, и все остальные, крoме Калвера и Αдама - знали, что пробежавший между ними холодок недоверия едва ли когда-нибудь растает.
ГЛΑВА ТРΕТЬЯ
Когда в понедельник Лесли пришла к капитану Дрейку, он встретил ее куда менее формально, чем при знакомстве. Едва она постучалась в кабинет, открыл дверь и заулыбался:
- А, проходите, я вас уже жду!
За прошедшие дни она наконец вспомнила, где слышала его имя: прошлой зимой, на Рождественском балу он танцевал с Каролой, и та потом несколько дней хвасталась, какой он галантный и симпатичный.