ик». А мы пригрозили ему бойкотом!
М и х а й л о в. Кто же победил?
В с. К о с т о м а р о в. Сдался!
М и х а й л о в. Простите за нескромность — как относится молодежь к моим стихам?
В с. К о с т о м а р о в. О вас говорят с уважением.
М и х а й л о в (улыбнувшись). Но без восхищения?!
В с. К о с т о м а р о в. Восхищаются Некрасовым! Тяжело вам тягаться с такой махиной!
Входит О л ь г а С о к р а т о в н а.
О л ь г а С о к р а т о в н а. Извините, Михаил Илларионович, я одевалась. Но, кажется, пустые хлопоты. В кои-то веки собрались с Николаем Гавриловичем в театр, а он пропал.
М и х а й л о в. Познакомьтесь — Всеволод Дмитриевич Костомаров.
О л ь г а С о к р а т о в н а. Очень приятно. Вы не родственник нашему приятелю Николаю Ивановичу Костомарову?
В с. К о с т о м а р о в (улыбаясь). Я — московский Костомаров. Мне польстило бы, конечно, родство с профессором Петербургского университета! Увы, я только однофамилец!
О л ь г а С о к р а т о в н а (улыбнувшись). И вы не историк?
В с. К о с т о м а р о в. Я пока еще никто. Студент.
Пауза.
О л ь г а С о к р а т о в н а. Понравился вам Петербург?
В с. К о с т о м а р о в. Меня интересует только одна петербургская, достопримечательность — Чернышевский.
М и х а й л о в. Всеволод Дмитриевич специально приехал познакомиться с Николаем Гавриловичем.
О л ь г а С о к р а т о в н а. А удалось познакомиться только с его супругой. Полное разочарование! Вы были в редакции?
М и х а й л о в. Были, но никого не застали.
О л ь г а С о к р а т о в н а. Где же Николай Гаврилович?
М и х а й л о в. Уехал, а куда — никто не знает. Да вы не беспокойтесь…
О л ь г а С о к р а т о в н а (взволнованно). Я не могу не беспокоиться. Вы сами знаете — он нигде не бывает, только дома и в редакции. Где же он может быть? (Пауза.) Как обнародовали этот злосчастный манифест об отмене крепостного права, я не знаю ни одного спокойного дня. В доме появляются незнакомые люди… простите, Всеволод Дмитриевич… какая-то таинственность в разговорах, вечно что-то недоговаривают.
Бой часов.
Как я могу не беспокоиться! Николай Гаврилович не сдает статьи вовремя. А занят с утра до глубокой ночи, даже поесть некогда. Меня он просто не замечает…
М и х а й л о в. Не гневите бога! Вам все петербургские дамы завидуют — он вас так любит…
О л ь г а С о к р а т о в н а. Любит до той поры, пока не подвернется какая-нибудь рукопись!
М и х а й л о в. Тяжелый крест быть женой крупного литератора!
О л ь г а С о к р а т о в н а. Откуда знать это вам — старому холостяку?..
М и х а й л о в (улыбаясь). И мелкому литератору! Я холост, и это уже навсегда, поскольку вы замужем. Посудите сами — все требуют, чтобы жена стояла вровень со своим мужем! А много ли найдется людей, равных по таланту и уму Чернышевскому?! Трудно, Ольга Сократовна, признайтесь!
О л ь г а С о к р а т о в н а. А я и не пытаюсь интересоваться его учеными занятиями! Не пойму, кого вы любите больше — меня или Николая Гавриловича?
М и х а й л о в. То-то и беда, что не знаю, кого люблю больше? Чернышевского я полюбил смолоду, с университета.
О л ь г а С о к р а т о в н а. С ним вам всегда интереснее, чем со мной. Обещали научить меня верховой езде. Съездили два раза в манеж и восвояси, я вам наскучила. Зачем я шила себе амазонку?
М и х а й л о в. Сейчас, признаться, не до верховой езды.
О л ь г а С о к р а т о в н а. Вы заняты высшими проблемами. Но надо хоть изредка вспоминать и о несчастных женщинах. Всеволоду Дмитриевичу скучно. Хоть бы почитали стихи.
М и х а й л о в (улыбаясь). Прежде чем что-нибудь читать, надо написать.
О л ь г а С о к р а т о в н а. Чуть ли не полгода слонялись по башкирским степям и ничего не написали! Лодырь!
М и х а й л о в. Я хотел вернуться с кошелкой лирических стихов. Но увидел голод, трахому и сифилис и понял: описывать красивые степные закаты — безнравственно. И вообще — кто из порядочных людей пишет сейчас стихи?!
О л ь г а С о к р а т о в н а. Странная пошла жизнь, беспокойная. Смутное время! Никто ничего не пишет, только спорят, обсуждают, произносят речи. И раньше спорили, даже ссорились, но мирились и снова встречались. А теперь расходятся в разные стороны люди, дружившие много лет. Отменили крепостное право — я понимаю, шум в деревнях… Но в Петербурге?!
Входит Ч е р н ы ш е в с к и й. Он целует Ольгу Сократовну, здоровается с Михайловым и Вс. Костомаровым.
В с. К о с т о м а р о в. Костомаров.
Ч е р н ы ш е в с к и й. Михаил Илларионович мне говорил о вас.
О л ь г а С о к р а т о в н а. Где ты пропадаешь? Я так волнуюсь…
Ч е р н ы ш е в с к и й. Извини, Оленька, дела. Какая ты сегодня нарядная! Ждешь гостей?
О л ь г а С о к р а т о в н а. Мы же сегодня утром условились поехать в театр. Я послала Глашу за ложей. Ты уже забыл?
Ч е р н ы ш е в с к и й. Извини, Оленька. Сегодня был такой трудный день! Да и сейчас мне, признаться, не до театра! Какой я легкомысленный человек, как я мог тебе обещать. (Подумав.) Всеволод Дмитриевич! Вы человек молодой, и вам, наверное, хочется поразвлечься. Почему бы вам не познакомиться с петербургской оперой?!..
В с. К о с т о м а р о в. Я, признаться, мечтал поговорить с вами. Для меня встреча с вами — это такое событие. Я готовился к ней как к празднику.
Ч е р н ы ш е в с к и й. Я никуда не денусь, еще попразднуем. А пропустить оперу, да еще в обществе такой дамы, было бы непростительной глупостью.
В с. К о с т о м а р о в. Если Ольга Сократовна согласится быть моей дамой, я буду счастлив…
О л ь г а С о к р а т о в н а (не без иронии). Все будут счастливы — и вы и я. А больше всего Николай Гаврилович!
Ч е р н ы ш е в с к и й. Оленька!
О л ь г а С о к р а т о в н а. Я шучу. Прикажу подать вам чай и закуску, и мы поедем! (Уходит.)
М и х а й л о в. Всеволод Дмитриевич, как и мы, грешные, бредит литературой.
В с. К о с т о м а р о в. Мне очень хочется напечататься в «Современнике»! Я понимаю, это слишком смело с моей стороны.
Ч е р н ы ш е в с к и й. Что вы можете предложить?
М и х а й л о в. У Костомарова есть революционное стихотворение.
Ч е р н ы ш е в с к и й. Этот жанр нам не подойдет. Не пропустит цензура!
М и х а й л о в. Оно уже напечатано.
Ч е р н ы ш е в с к и й (удивленно). Где? В каком журнале?
В с. К о с т о м а р о в. Отдельным оттиском. Тайная печать!
М и х а й л о в. Всеволод Дмитриевич напечатал революционное стихотворение за полной подписью — Костомаров.
Ч е р н ы ш е в с к и й. Я уважаю вас за смелость! Но не рискованно ли подписывать такие вещи?! Печатали в Лондоне, у Герцена?
В с. К о с т о м а р о в (гордо). В Москве! Мы — московские студенты — организовали первую вольную русскую типографию.
М и х а й л о в. Здорово!
Ч е р н ы ш е в с к и й. Здорово! (Костомарову.) Что печатаете?
В с. К о с т о м а р о в. Герцена и Огарева. Многое и переводим. Ждем ваш заказ, Николай Гаврилович! Сделаем быстро — наша типография поставлена солидно, привлечены десятки студентов.
Ч е р н ы ш е в с к и й (удивленно). Десятки?!
В с. К о с т о м а р о в (с гордостью). Мы придаем делу широкий размах!
Входит О л ь г а С о к р а т о в н а.
О л ь г а С о к р а т о в н а (Вс. Костомарову). Нам пора!
В с. К о с т о м а р о в (Чернышевскому). Готовьте материалы, я повезу их с собой. Первая вольная…
Ч е р н ы ш е в с к и й (перебивает). Мы об этом поговорим не на ходу. Вы поосторожнее рекламируйте ваше предприятие.
Ольга Сократовна и Вс. Костомаров уходят.
М и х а й л о в. Понравился вам Костомаров?
Ч е р н ы ш е в с к и й. Про девицу можно сказать, понравилась или не понравилась. Мужчин мы, слава богу, не судим по внешности.
М и х а й л о в. На меня он произвел прекрасное впечатление!
Ч е р н ы ш е в с к и й. Если бы мы могли полагаться на впечатления! (Раскрывает портфель.) Прибыл «Колокол».
М и х а й л о в. Есть что-нибудь о манифесте?
Ч е р н ы ш е в с к и й (достает газету). Есть. Статья Огарева. Знаете, как она озаглавлена?
Входит Г л а ш а с подносом. Чернышевский поспешно прячет газету в портфель.
Глаша! Сколько вас учить — не входите без стука!
Г л а ш а. Забываю. (Уходит.)
Чернышевский подходит, приоткрывает дверь, смотрит в коридор.
М и х а й л о в. Вы ее подозреваете? Такая милая девушка!
Ч е р н ы ш е в с к и й. Милая-то милая, но уж очень любопытная.
М и х а й л о в. Кто из женщин лишен этой слабости?!
Ч е р н ы ш е в с к и й. Боюсь, что это не слабость. Просто она выполняет свои прямые обязанности. И добросовестнее, чем убирает квартиру!
М и х а й л о в. Почему же вы не уволите ее?
Ч е р н ы ш е в с к и й. Зачем? С нею я осторожен. А они пусть думают, что я ни о чем не догадываюсь!
М и х а й л о в (улыбнувшись). Вы не заболели мнительностью? Сознайтесь, вы не случайно оборвали Костомарова, когда вошла Ольга Сократовна?
Ч е р н ы ш е в с к и й. Зачем Ольге Сократовне знать о тайной типографии? Трудно удержать при себе интересную новость.
М и х а й л о в. Как же называется статья Огарева?
Ч е р н ы ш е в с к и й. «Разбор нового крепостного права». (Дает Михайлову газету.) Молодцы! Не дадут нам сказать свое слово в «Современнике»! Но ничего, мы найдем обходные дороги и расскажем народу правду об этом обмане. Вы написали прокламацию?
Входит Г л а ш а.
Глаша! Опять вы без стука!
Г л а ш а. Пустая голова — забываю! Типографщик!