(Пауза.) По коням!
С е н я. Пошли, пошли!
Л е ш а. И ты, Тамара, с нами. А то еще попадешь в историю.
Т а м а р а. Дайте мне с Елизаветой Ивановной повидаться. Не на вас же я пришла смотреть.
Ш у р а. Грубо, мой друг.
Т а м а р а (кричит). Елизавета Ивановна!
Входит Е л и з а в е т а И в а н о в н а.
Е л и з а в е т а И в а н о в н а. Кто меня зовет? Тамара! Я все-таки попробую организовать чай.
Т а м а р а. Елизавета Ивановна! Здравствуйте и прощайте! Поздравляю и ухожу. Я в самовольной отлучке.
Е л и з а в е т а И в а н о в н а. Без чаю не отпущу.
Л е ш а. Чай для нас, военных, не напиток. Верно, Тамара?
Т а м а р а. Елизавета Ивановна! Только не обижайтесь. Вот каша в концентрате. Вы не обижайтесь, она вкусная, с маслом.
Е л и з а в е т а И в а н о в н а. Ребята, у вас совести нет. Завалили меня подарками. Тонин день, а я за нее отдувайся.
Т а м а р а (у пианино, напевает).
Наверх вы, товарищи, все по местам,
Последний урок наступает…
Л е ш а. Тамара! Была команда — на выход.
С е н я. Побежали, ребята, я опаздываю.
Е л и з а в е т а И в а н о в н а. Шура! Хоть ты оставайся. До десяти еще далеко.
Л е ш а. Верно, Шурка, оставайся. Куда тебе спешить?
Ш у р а. Мне спешить некуда.
Л е ш а. Елизавета Ивановна! Зайдем в будущем году в это же время. Антон чтоб был в полном параде — в белом платье. (Тамаре.) Концентраты в подарок приниматься не будут. Запомни.
Тамара, Леша и Сеня уходят.
Е л и з а в е т а И в а н о в н а. Раньше, когда я читала про осаду в книгах, мне казалось, что люди сидят и ждут. А тут все спешат. И гражданские и военные. Вот твоя пепельница. Кури. (Пауза.) Что не куришь — не хочется?
Ш у р а. Табаку нет. А вы тоже спешите?
Е л и з а в е т а И в а н о в н а. Начинаю. С осени у нас будут нормальные занятия.
Ш у р а. Если бы Антон был, все же подольше бы посидели. Ее все любят. Когда она нас с Володей провожала — мы и были-то вместе на вокзале каких-нибудь полчаса, — к ней некоторые ребята привязаться успели и потом вспоминали. Она была ласковая, веселая…
Е л и з а в е т а И в а н о в н а. Она ведь девочка хорошая, только взбалмошная. Я с ней не попрощалась. Я на оборонных работах была, когда их госпиталь эвакуировали.
Ш у р а. Она мне писала.
Е л и з а в е т а И в а н о в н а. Она тебе часто пишет?
Ш у р а. Я ей часто пишу. Одно время не писал, когда правая вышла из строя, а левой еще не научился. Тогда она часто писала.
Е л и з а в е т а И в а н о в н а. Про руку-то писал?
Ш у р а. Нет.
Е л и з а в е т а И в а н о в н а. Так я и знала. (Пауза.) Думаешь, поправится рука-то?
Ш у р а. Не поправится.
Е л и з а в е т а И в а н о в н а. Врачи-то хорошие ли? Может, ошибаются…
Ш у р а. Не ошибаются. Я смотрел по учебникам. Не поправится.
Пауза.
Е л и з а в е т а И в а н о в н а. Посылку-то я раскрыла, а письмо напоследок оставила. Садись, будем читать. Читай, а то не справляюсь я с ее иероглифами.
Ш у р а (читает). «Мамочка. Подружка моя. Пишу, стоя на одной ноге. Сейчас выяснилось, что будет оказия в Ленинград. Посылаю тебе десять луковиц и десять самых нежных поцелуев…»
Е л и з а в е т а И в а н о в н а. Не торопись.
Ш у р а (читает). «Все это может попасть к двадцать первому, к моему дню. Лишь бы не опоздало… Я в этот вечер буду думать о тебе, мамочка! А ты обо мне. Вот мы и вместе. Только ты не вздумай плакать без меня. Мы встретимся и поплачем всласть вместе. Я только сейчас поняла, какая ты моя подружка. Главнее Милочки. Кстати, что с ней — она не пишет мне тысячу лет. Разыщи ее и покорми, если есть возможность. К будущему Антонову дню я буду на месте, без опоздания. Ты приготовь мне белое платье. Мне еще можно будет в нем ходить, я еще не буду пожилая? Интересно, придет ли кто-нибудь в этот вечер? Помнишь, Леша Субботин в прошлом году отдавал приказания. Хоть бы Тамара пришла — чем только ты ее кормить будешь?! Вот Шурка, если свободен, придет обязательно, он аккуратный. Очень беспокоюсь я за Володю. Я и за вас беспокоюсь, я знаю: у вас очень тревожно. Но вы как-то все вместе. А Володя неизвестно где, и неизвестно, что с ним… Меня зовут. Целую. Твой Антон. (Пауза.) Постскриптум: у нас формируется медсанбат на Волховский фронт. Меня приняли. Надеюсь, что ты не будешь меня отговаривать, тем более что уже поздно». (Пауза.) Самое важное в постскриптуме.
Е л и з а в е т а И в а н о в н а. За здоровье тех, кто в пути!
Пауза.
Ш у р а. Любит она Володю.
Е л и з а в е т а И в а н о в н а. Она тебя тоже любит.
Ш у р а. Его любит, а меня тоже. (Пауза.) Я у нее каждую интонацию знаю. Я ее люблю и потому все про нее знаю. Я про нее поэму написал. И про него.
Е л и з а в е т а И в а н о в н а. И про себя?
Ш у р а. И про себя. Старая коллизия — любовь и дружба. Стихи, конечно, слабоватые, но на фронте бывает такое настроение.
Е л и з а в е т а И в а н о в н а. Почитай.
Ш у р а. Я ее сжег. Вернее, раскурили — бумаги не было.
Е л и з а в е т а И в а н о в н а. Наизусть почитай.
Ш у р а. Забыл.
Е л и з а в е т а И в а н о в н а. Нехорошо. Свои стихи надо помнить. (Пауза.) Ты зря сказал, что забыл.
Ш у р а. Зря. Вспомню. В следующий раз. Я пошел.
Е л и з а в е т а И в а н о в н а. Рано еще.
Ш у р а. Нет, надо идти.
Е л и з а в е т а И в а н о в н а. Ты мне скажи, что делать собираешься? Как жить?
Ш у р а. Прошлогодние вопросы. Не рано ли?.. Война идет.
Е л и з а в е т а И в а н о в н а. Ты свое отвоевал. Что же, будешь сидеть, думать и ждать конца войны?
Ш у р а. Что мне думать — я безрукий.
Е л и з а в е т а И в а н о в н а. Припадок черной меланхолии?
Пауза.
Ш у р а. Плохое настроение — это эгоизм. Елизавета Ивановна! Я год назад, в это же самое время, на этом самом месте, одной нашей общей знакомой объяснял, что мне в жизни ничего, кроме нее, не нужно. Лежа в госпитале, я подумал — у меня время было. Я неправильно говорил. Мне многое нужно в жизни.
Е л и з а в е т а И в а н о в н а. Вот это разговор!
Ш у р а. Но она для меня все-таки… первая величина… Я не хочу прожить жизнь даром. Но жениться я не женюсь… Такой мне не найти, я и искать не буду. Вам этого не понять…
Е л и з а в е т а И в а н о в н а. Мне не понять…
Ш у р а. Это я глупость сказал. Вообще все глупость. Женюсь — не женюсь… Припадок черной меланхолии. Елизавета Ивановна! Я вам это рассказал не как матери ее, а как учителю и другу. И забудем об этом разговоре.
Грохот.
Е л и з а в е т а И в а н о в н а. Что это? Опять обстрел?
Ш у р а. Что вы, Елизавета Ивановна, это гроза.
Е л и з а в е т а И в а н о в н а. Уговаривай. В прошлом году я тоже думала, что гроза.
Ш у р а. Смотрите — дождь!
Шум дождя.
Е л и з а в е т а И в а н о в н а (подходит к окну). Дождь-то дождь, но это не гроза.
Голос диктора: «Район подвергается артиллерийскому обстрелу. Движение транспорта прекратить. Населению укрыться!»
Разрыв снаряда.
В комнату вбегает полуодетая С и м а.
С и м а. Что это — обстрел? Бомбежка?
Е л и з а в е т а И в а н о в н а. Спи, девочка. Это гроза!
З а н а в е с.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Та же комната. В о л о д я Д о р о х и н — перед зеркалом. Он переодевается в парадный военный китель, убирает свои вещи, разбросанные по стульям. Стук в дверь.
В о л о д я. Одну минуту. Входите.
Входит Ш у р а З а й ц е в. Он обрадован и вместе с тем несколько растерян — и от неожиданной встречи и оттого, что Володя здесь расположился как дома.
Ш у р а. Володя!
Они долго жмут руки друг другу, хотят поцеловаться и не решаются, а потом все же целуются.
Я думал, ты скажешь: «Пошел вон!» Отвоевал наконец?
В о л о д я. Отвоевал!
Ш у р а. И навоевал?!
В о л о д я. Можно посмотреть и на правую и на левую стороны. А ты, брат, тоже орел!
Ш у р а. Обожди, не мни…
В о л о д я. Деликатный стал.
Ш у р а. Дай цветы прилажу.
В о л о д я. Всё как четыре года назад. Только теперь тебе потруднее прилаживать. Давай помогу.
Ш у р а. Управлюсь!
В о л о д я. Что я вижу? Наконец-то ты понял, что незабудки — пошлость.
Ш у р а. Просто нигде нет незабудок.
В о л о д я. Не держат. Нет спроса.
Ш у р а. Наоборот — расхватали.
В о л о д я. А ты все такой же — за словом в карман не полезешь.
Ш у р а. Безрукому-то неловко по карманам лазить.
Пауза.
В о л о д я. Мать померла?
Ш у р а. В сорок втором. Я в госпитале лежал. А твои все еще в Сарапуле?
В о л о д я. В Сарапуле. У родственников. Там хорошо. (Пауза.) А мы с тобой все такие же друзья?
Ш у р а. Теперь мы уже старые друзья.
В о л о д я. Нет, не такие же. Письма твои стали приходить все реже и реже.
Ш у р а. Есть такой закон: сколько пошлешь, столько и получишь.
В о л о д я. Наша жизнь — походная: не до писем. Да и неинтересно ее описывать.
Ш у р а. Описывать не хотел — рассказывать придется. Начинай с конца — с Берлина.
В о л о д я. Я и сам-то, Шурка, этот Берлин только по рассказам знаю.
Ш у р а. Не повезло тебе!
В о л о д я. Сидим, понимаешь, черт знает где, чуть ли не за тысячу километров от линии фронта, и мосты строим… Так и не видал я Германии. На финише мне не повезло. А так воевали — подходяще… Рассказывай, хвастайся, как живешь…
Ш у р а. В самый раз.