я меня это не первый сложный случай. Даже с каннибализмом дело имела.
– Знаю, – кивнул Клайв, подбирая с земли ветку. – Но там творились вещи еще пострашнее каннибализма.
Нора напряглась:
– Куда уж страшнее?
– Вы, наверное, уже заметили, что я решил умолчать о досужих грязных сплетнях относительно того, что творилось в Потерянном лагере. Но факт налицо: там произошло нечто из ряда вон выходящее и поистине пугающее.
– Что может быть хуже каннибализма?
Клайв некоторое время помолчал, глядя на луг.
– Я упоминал, что один человек, странствующий проповедник по имени Эшер Бордмен, сумел сбежать и добраться до лагеря Доннеров у Элдер-крика. Он объяснил свое бегство тем, что людей в Потерянном лагере охватило безумие. Позже Бордмен умер от голода, но Тэмзен успела записать его историю. Когда один из спасателей, человек по фамилии Бест, наконец дошел до Потерянного лагеря, то обнаружил всего одного выжившего, Питера Чирса. Тот пел песни и складывал горкой человеческие кости. На щеках кровь, она же в волосах. Бест вывез этого человека вместе с оставшимися переселенцами из лагеря Тэмзен. Путь обратно к цивилизации Чирс пережил, но вскоре после этого скончался. Ясный ум к нему так и не вернулся.
– Господи, – выдохнула Нора. – И откуда же вам известны эти подробности?
– Из исторических хроник. Конечно, многие источники недостоверны: раздутые сенсации в газетах, воспоминания людей, которые там не были… Но первоисточники – это уже серьезно. Кроме подробностей, описанных в журнале Тэмзен, есть мемуары одной выжившей женщины, миссис Хорн. Конечно, ее воспоминания полны преувеличений, и все же она рассказывает, как Бордмен, шатаясь, добрел до лагеря на Элдер-крике. Есть еще рассказ спасателя Беста. Сам Бест свои воспоминания не записывал, но обсуждал эту тему с несколькими людьми в лагере Тэмзен. Бест – мужчина не робкого десятка, но увиденное в Потерянном лагере даже его потрясло до глубины души. То, в каком виде сохранились эти кошмарные истории из вторых рук, специалисты считают ярким примером утраты исторической памяти и ненадежности устных источников. Чем дальше от первоисточника, тем меньше уверенности, что все подробности достоверны на сто процентов.
– Достоверны они или нет, – пробормотала Нора, обдумывая то, что сообщил Бентон, – но при первой встрече вы мне ни о чем подобном не говорили. Неудивительно, что Мэгги только и знает, что страшилки рассказывать.
– Кое-что из этих историй – не страшилки, а правда. Хотел убедиться, что вы достаточно крепки духом. Когда в процессе раскопок выяснится, что творилось в Потерянном лагере, подробности могут оказаться… не для слабонервных.
– Ну и как, убедились?
– Теперь я спокоен.
Нора покачала головой:
– Объяснили бы все раньше. Не люблю, когда меня просто ставят перед фактом.
– Извините. Вы правы. Прошу прощения.
– Извинения приняты. Но раз уж мы перешли от теории к практике, больше никаких секретов. Договорились?
– От всей души вас поддерживаю. Но только если это правило будет работать в обе стороны.
– Разумеется.
Почему Норе показалось, будто Клайв намекает на что-то конкретное?
Они притащили в лагерь охапки сухих веток и сложили у огня. Все уже почти готово: палатки поставлены, костер разведен, а Мэгги энергично роется в деревянном ящике с кухонной утварью, доставая две жаровни и раскладывая по местам кастрюли, сковороды, посуду и столовые приборы.
– Дуб! – одобрительно произнесла Мэгги. – Молодцы! Джейсон, бери топор – и за дело.
Мэгги сама схватила топор и порубила ветки так, чтобы они были нужной длины. Джейсон присоединился.
– Эх, парень, так ты себе ноги отрубишь.
Она подошла к Джейсону сзади, обхватила его полными руками и взяла за локти, показывая, как держать топор и как рубить. Оглянулась на Адельски.
– Видишь, от чего отказался? – спросила она с игривым смешком.
– Ах я несчастный!
Адельски махнул вейпом.
Раскладные стулья сложили под деревом, собираясь позже расставить их вокруг костра. Джейсон Салазар подтащил один к себе, разложил и плюхнулся на сиденье. По красному лицу градом катился пот.
– Погонщица рабов, – выдохнул он.
– Я все слышу! – отозвалась Мэгги, нанизывая стейки на вилку и укладывая на решетку.
Мясо аппетитно зашипело.
– Я на это и рассчитывал.
– Просто вам, ребята, мускулы нарастить не мешало бы, а то целыми днями сидите, уткнувшись в книги.
Вечерело. Остальные вернулись и собрались у костра.
– Вина? – предложил Бёрлесон. Достал бутылку из корзины и вытащил пробку. Разлил по стаканчикам и раздал всем присутствующим. – Отличное каберне из Напа-Вэлли. Надо пользоваться нашими национальными богатствами. В моем лагере никому не придется терпеть лишения.
Ужин оказался пределом мечтаний: идеально прожаренные стейки, хрустящий картофель, салат, все ингредиенты которого гармонично сочетались, и даже лаймовый пирог на десерт. Перед началом трапезы Джек Пил неожиданно начал читать молитву. На этих диких просторах она прозвучала на удивление уместно. Когда вымыли посуду, Мэгги достала гитару и спела «Tumbling Tumbleweeds» и «Lovesick Blues». Ее неожиданно чистое контральто поднималось над потрескивавшим костром к огромному черному небу, усеянному звездами. Свое скромное выступление Мэгги завершила очень прочувствованным исполнением «Ghost Riders in the Sky».
– В нашем небе призрачных всадников полным-полно, – произнесла Мэгги, опуская гитару на колени. – Я выросла в Траки. Если хотите, могу рассказать, какие у нас предания ходят.
– Ты еще на ранчо дала нам это понять. – Адельски оживился и подался вперед. – Хватит намекать, давай рассказывай! Или только обещать можешь?
– Ах ты, нахал мелкий, – добродушно протянула Мэгги. – Ладно, сам напросился. Слышали историю про призрак Саманты Карвилл?
Пил резко встал и направился к своей палатке. Вскоре он скрылся в темноте.
– Что это с ним? – спросила Мэгги, поворачиваясь к Бёрлесону.
Тот лишь плечами пожал:
– Табунщик он отличный, а вот насчет разговоров не мастак.
– Продолжайте, – попросил Клайв. – Что же за посиделки у костра без историй о привидениях?
– Итак, – начала Мэгги, таинственно понизив голос, – в моем родном городке старожилы до сих пор рассказывают, что здесь произошло на самом деле. Вспоминают и про Саманту Карвилл. Она умерла от голода в Потерянном лагере. Бедняжке было всего шесть лет.
Клайв кивнул:
– В партии Доннера была семья с такой фамилией.
– Ее тело зарыли в снегу. Там она и осталась, но ненадолго. Начался голод. Двое мужчин дождались ночи, тайком выкопали ее тело, отрезали часть ноги и съели.
– В исторических хрониках об этом ничего нет, – вставил Клайв. – Как-то слабо верится, что начали с ребенка.
– Тихо! – шикнула на него Мэгги. – Хорошую историю испортишь. – Она снова повернулась к Адельски. – Уж на что эти двое были отъявленными подонками, но даже они не смогли доесть ногу. Выбросили кость и снова закопали тело Саманты.
Мэгги выдержала паузу и продолжила замогильным голосом:
– Говорят, по сей день безлунными ночами в самой чаще леса кто-то бродит. Саманта ищет свою кость. Этот звук ни с чем не перепутаешь: шарканье и постукивание, будто одноногий человек ковыляет, опершись о палку.
Вдруг Мэгги поднесла ладони ко рту, словно собралась петь йодлем, и издала странный гулкий звук: ш-ш-ш-тук, ш-ш-ш-тук. От него кровь стыла в жилах. У Норы по коже побежали мурашки. Мэгги умолкла. Некоторое время все сидели, прислушиваясь. Потом Адельски расхохотался:
– Ух ты! Вот это я понимаю – страшилка так страшилка! Теперь всю ночь будем лежать без сна и слушать, не ковыляет ли к нам малышка Саманта в поисках своей ноги.
Надувая щеки и пыхтя, Адельски попытался воспроизвести звук, который издала Мэгги, но у него ничего не получилось. Тогда он снова рассмеялся, но уже не так весело, как до этого.
14
5 мая
В полдень Нора отдыхала в тени на плоском камне возле Хекберри-крика. Она достала из рюкзака сверток с обедом, приготовленным Мэгги. Клайв тоже сел рядом со своим пакетиком. Этим утром они обследовали местность вверх по течению ручья и продвинулись достаточно далеко. Скоро они приступят непосредственно к поискам Потерянного лагеря.
– Меня беспокоит один вопрос, – произнесла Нора.
– Дайте угадаю. Опять про золото?
Клайв развернул фольгу и достал сэндвич с беконом, салатом и помидорами.
– Когда найдем клад, неловко будет объяснять всем, что мы с самого начала именно его и искали.
– Вот и мне было неловко объяснять про золото вам.
– Может, сказать им сейчас? А то обидятся, что от них все скрывают.
– Мы ничего не знаем про команду Бёрлесона. Взять хотя бы Пила. Из парня слова не вытянешь. Если не считать вчерашней молитвы, рта не раскрывает. А ради двадцати миллионов долларов даже уравновешенный человек способен наделать глупостей.
– Уверена, Пил – нормальный парень. Ну а что касается молитвы, то он просто религиозный. Что здесь плохого?
– Согласен – ничего. Но если о золоте узнают до того, как мы его отыщем, ситуация запросто выйдет из-под контроля. А вдруг информация просочится за пределы нашего коллектива? Местные вооружатся металлоискателями и будут ползать по всей округе как тараканы.
Нора покачала головой:
– Не люблю всю эту секретность.
– Вы уже говорили. Но другого выхода нет. Вот спрячем золото в сейф, тогда и объясняться будем.
Некоторое время они ели молча. Наконец Нора спросила:
– А у вас не возникал соблазн оставить клад себе?
Клайв рассмеялся:
– Честно? Возникал. Поневоле задумываешься, как бы эти деньги преобразили твою жизнь. Но потом вспоминаешь, что не все так просто. Как обратить столько золота в наличность? А с налогами что делать? Попытаешься продать монеты по отдельности, и на рынке их накопится слишком много. Дилеры сразу поймут, что ты нашел клад. Даже если сумеешь сбыть золотые доллары с рук, попробуй-ка отмыть двадцать миллионов. – Клайв покачал головой.