Устал Дурачок нести лебедя на руках, привязал к его шее тесемку и повел его дальше. Проходил он мимо рабочих, что месили ногами глину; дивились они золотым перьям птицы, и мальчишка, помогавший им при работе, крикнул: «Вот бы мне такое перышко!»
— Выдерни, если хочешь, — предложил любезно Дурачок.
Мальчуган тотчас же схватил лебедя за хвост и прирос к нему рукою; как он ни кричал, как ни прыгал, а освободиться не мог. На крик прибежала прачка с подобранным платьем. Жаль стало ей мальчика, и подала она ему руку, чтобы высвободить его. Но в то же мгновение и она приросла к мальчику.
Через некоторое время навстречу им попадается трубочист; рассмеялся он при виде странной запряжки и спрашивает прачку:
— Ты что тут делаешь?
— Ах, — отвечала она жалобно, — подай мне руку, чтобы я могла оторваться от этого противного мальчишки!
Подал ей трубочист руку и тут же сам прирос к прачке.
Пошли они дальше и пришли в одну деревню, где как раз давала представление труппа странствующих актеров. Паяц в белоснежной одежде показывал зрителям фокусы и разинул рот от удивления при виде золотого лебедя и его спутников.
— Что, ты тоже в шуты записался, черный куманек? — спросил он, смеясь, трубочиста.
— Здесь нечего смеяться, — отвечал сердито трубочист, — освободи меня от этой кумушки, я тебе дам за это на чай!
Быстро схватил паяц протянутую руку и так и остался в конце вереницы.
Тут показался в толпе толстый деревенский староста с сухопарой старостихой. Рассердился он, что в деревне происходят вещи, на которые он не дал своего согласия. В сердцах схватил он паяца за руку и приказал было посадить их всех пятерых под замок, но тут же сам прирос к паяцу и побежал за ним. Увидя это, старостиха затряслась вся от бешенства, схватила мужа за свободную руку и начала тянуть его к себе; но в тот же миг и она не устояла на месте и, подпрыгивая, ругаясь, шипя от злости, грозя Дурачку свободным кулаком, понеслась за золотым лебедем. Никто уж более не решался подать ей руку.
Долго ли, далеко ли, достигли они наконец города, где царствовал мудрый король; у короля была дочь, такая серьезная, строгая, что никто не мог ее развеселить. Поэтому король издал указ, что тот, кто рассмешит королевну, возьмет ее в супруги. Как услышал об этом Дурачок, так и повел он лебедя с его диковинным живым хвостом прямо к королевскому замку. Выглянула королевна из окна и начала смеяться до слез. Увидел это Дурачок и попросил королевну себе в супруги. Но королю такой зять не пришелся по нраву, и начал он отговариваться.
— Пойди, — говорит, — найди мне человека, что сумеет выпить в один день все вино из моих погребов.
Опечалился Дурачок, но вспомнил, к счастью, про серого человечка. Пошел он в тот лес, к тому месту, где вынул из корней золотого лебедя, и увидел: сидит на пне незнакомый старичок с толстым брюшком и горько-прегорько плачет. Спросил Дурачок старичка, кто его обидел.
— Никто, — говорит, — меня не обидел, а хочется мне пить, и не могу ничем утолить своей великой жажды. Простой воды я не пью, а бочку вина хотя я и выпил, да что она для меня? Кончик языка едва замочил.
Обрадовался Дурачок:
— Ступай за мною, я тебя угощу досыта.
Привел он его в королевские погреба, и начал старичок пить вино прямо из бочек: выпьет одну, подползет к другой, эту покончит — третью начинает. Не наступил еще вечер, как все вино в королевских погребах было выпито. Поднялся старичок на ноги, погладил брюшко, прищелкнул язычком: «Давненько, — говорит, — так не угощался».
Испугался король; и вина ему жаль, а дочки еще того больше: уж больно не хотелось ему выдавать королевну за незнакомого пришельца, которого всякий встречный называл Дурачком. Зовет он его к себе, задает он ему другую задачу.
— Достань ты мне, — говорит, — человека, которому под силу съесть гору хлеба.
Осерчал Дурачок, да делать нечего; пошел он в лес к тому же самому месту и видит: сидит на пне незнакомый старичок, стягивает себе живот ремешком и горько-прегорько плачет. Спросил Дурачок старичка, кто его обидел.
— Никто, — говорит, — меня не обидел, а хочется мне есть, и не могу ничем утолить своего великого голода; съел я целую печь черного хлеба, да разве мне это довольно: в животе у меня пусто и, чтобы не умереть с голоду, я затягиваюсь ремешком.
Обрадовался Дурачок:
— Ступай за мною, я тебя угощу на славу.
Привел он его во двор замка, а там свезли муку со всего королевства и испекли гору хлеба. Затрясся старичок от радости, подбежал к горе и давай есть; съел полгоры, остановился, распоясался и снова за гору принялся. Как солнце начало за горы садиться, старичок последние крошки с земли подбирал. Испугался король; и муки ему жаль, а дочки еще того больше; опять отказывается он ее за Дурачка выдать, третью задачу задумывает. Рассердился Дурачок, подходит он к королевне и говорит ей:
— Нечего делать, коли не люб я твоему батюшке, так позволь мне, красная девица, в обратный путь-дороженьку идти.
Взял он своего лебедя на руки и поклонился королевне в пояс.
Жаль стало королевне статного молодца и его золотого лебедя. Взяла на прощание да и провела ручкой белою по золотым крыльям лебединым. Провела и ахнула! — не отнять ей руки от лебедя; а Дурачок к выходу повертывается и королевну за собою ведет. Осерчал король пуще прежнего, схватил дочь за руку, от себя не пускает. А рука его к руке дочерней приросла, и идет он сам против воли за лебедем. Побледнел король, испугался, останавливает Дурачка:
— Остановись, добрый молодец, зять мой желанный, бери королевну в супруги, будь моим наследником, только выпусти.
Остановился Дурачок, крикнул: «Лебедь, отпусти!» — и освободил короля и королевну.
Устроил король свадьбу-пир на весь мир; я там был, мед-пиво пил, по усам текло, да в рот не попало.
Иванушка и Аринушка
ил-был в дремучем лесу бедный дровосек с женою и двумя детками, Иванушкой и Аринушкой. Стали уже детки подрастать, как скончалась их матушка; поплакали они, попечалились, и взял себе дровосек другую жену, злую-презлую. Не давала она проходу бедным сиротам, понукала ими, била, наказывала, держала их впроголодь.
Вот настала зима трескучая, с лихими морозами, с бурными ветрами, и говорит поздно вечером дровосек своей жене: «Не знаю, жена, как проживем мы до лета с детками, ничего-то у нас нет!» — «Мой совет, — отвечает мачеха, — взять тебе детей с собою в лес, завести их в самую чащу, развести им костер, дать им по краюшке хлеба и оставить их в лесу».
«Никак не могу я поступить так с моими детьми», — вскричал дровосек. «Ну что же, не хочешь, так не уводи, но тогда вырой нам всем четверым могилу, чтобы было куда лечь, когда мы все четверо с голода помрем».
А дети в то время не могли заснуть от голода. Услыхали они, о чем говорят отец с мачехой, и начала Аринушка плакать, а Иванушка ее утешать: «Не плачь, Аринушка, не дам я тебя в обиду». Подождал он, пока все уснули, выбрался из хижины, набрал в лесу белых камешков, вернулся в хижину и заснул.
Наутро подала мачеха обоим детям по краюхе хлеба и говорит: «Больше ничего сегодня не получите, берегите на вечер». Понесла Аринушка хлеб, Иванушка камешки, а отец топор, и пошли все в лес; а мачеха закрыла за ними дверь и понесла кувшин с водою. Как отошли все от хижины, отстал немного Иванушка и стал бросать на дорогу камешки: бросит, пройдет шагов десять и опять бросит, покамест не пришли до средины леса в самую глухую чащу. Развел отец костер, и говорит мачеха детям: «Устали вы, деточки, лягте к костру и сосните, а мы пойдем, нарубим дров, а когда кончим, зайдем за вами».
Задремали детки; проснулись они в полдень, огонь в костре потух, захотелось им есть, и съели они свою краюшку хлеба. Стали поджидать родителей, ждали-пождали и снова легли спать. Проснулись они на этот раз поздно вечером; смотрят, стемнело в дремучем лесу, ни единой живой души не видно в чаще лесной, и зарыдала горько Аринушка.
«Не плачь, сестрица, не печалься, я с тобою. Вот взойдет луна, осветит нам путь-дорожку, и проведу я тебя по белым камешкам обратно к родимому батюшке».
Не долго пришлось дожидать Аринушке; вскоре взошла луна, и стало в лесу светло. Взял Иванушка сестрицу за руку и пошел по тропинке из лесу; сослужили ему белые камешки службу добрую, вывели его с Аринушкой прямо к отцовской хижине. Как открыла мачеха им рано поутру дверь, так и всплеснула она руками, не знает, радоваться ей или печалиться. Вынул Иванушка из-за пазухи свои белые камешки, выложил их на стол и рассказал, как удалось ему найти из лесу дорогу. Насупила брови мачеха, а отец-то обрадовался, стал он деток целовать и обнимать на радостях.
Прошло с месяц времени, и снова настала нужда безысходная в ветхой хижине дровосека. Однажды опять говорит мачеха мужу, что все-таки нужно будет свести детей в лес, по крайней мере, двумя ртами меньше будет. Не хотел слушать злую бабу дровосек, не поведет он, мол, детей в лес на смерть верную! Не отставала мачеха, бранилась-ругалась, и согласился наконец муж бросить детей в лесу. И на этот раз не спали детки, все слышали, и как уснули все в хижине, пополз было Иванушка к двери, да увидел, что она на ключ заперта. Вернулся он обратно к своей кроватке и думает: «Господь Бог нас с Аринушкой не оставит».
Утром проснулись все до свету и собрались в лес по дрова. Дала мачеха деткам по краюшке хлеба, и вышли все из дому. Запрятал Иванушка свою краюшечку за пазуху, стал отламывать от нее по крошечкам и бросать их за собою по дорожке вместо белых камешков. «Как ночью с Аринушкою пойдем назад, так по крошкам хлебным легко дорогу распознаем», — думал Иванушка. Пришли в самую середину леса, развели костер, пошли отец с матерью рубить дрова, а дети легли спать.
Проснулись они в полдень, разделили Аринушкину краюшечку поровну, ждали-пождали и снова спать легли. Разбудил Иванушка Аринушку поздно вечером и пошел с нею из лесу. Идет, а сам на землю поглядывает, свои вчерашние крошки поискивает и не может найти ни одной. Птички лесные все их склевали до единой.