Испугались сиротки, поплакали и пошли куда глаза глядят по лесу. Шли они до полуночи, устали и легли спать на мягкую муравку. Проснулись утром, утолили свой голод лесными ягодками и пошли дальше. Откуда ни возьмись, прилетела к ним птичка с белоснежными крылышками, стала вокруг деток попархивать и громко чирикать, звать их за собою. Пошли Иванушка и Аринушка за птичкой, и привела их птичка к лесной избушке на куриных ножках, а избушка та была не простая, вся из медовых пряников сложена, миндальными коврижками покрыта, сахаром посыпана.
Побежали дети к избушке, стали со стен пряники отламывать и лакомиться. Вдруг открылась дверь, и на порог избушки вышла Баба-Яга — костяная нога, спина горбом, нос крючком; сама идет, головой трясет, палкой о землю постукивает. «Здравствуйте, деточки-ребятушки! Чего испугались? Кушайте на здоровье; покушаете, в домик зайдите, отдохните, не бойтесь!»
Упокоились Иванушка и Аринушка и вошли в медовую избушку. Накрыла Баба-Яга стол чистой скатертью, наставила сладких кушаньев, пирогов медовых, наливок сладких. Накушались Иванушка и Аринушка вдоволь и легли спать на постельки пуховые, покрылись одеяльцами стегаными.
А Баба-Яга только с виду ласковой показалась; часто зазывала она заблудившихся ребят в свою избушку медовую, откармливала их, а потом съедала. Рано утром схватила она Иванушку и снесла его в клеть; потом растолкала Аринушку и говорит ей: «Вставай, лентяйка, разводи огонь, надо Иванушку откармливать, чтобы было мне чем полакомиться!»
Заплакала Аринушка, жаль ей стало Иванушки, да делать нечего, приходилось Бабы-Яги слушаться. Начала она с того дня варить кушанья и носить их в клеть к Иванушке, исполняла в хижине медовой всю работу черную. А ведьма тем временем каждое утро подходила к клети и приказывала Иванушке сквозь решетку свой пальчик просовывать; а тот изловчился и просовывал ей вместо своего пальца куриную косточку. Пощупает Баба-Яга косточку, покачает головой: «Не откормлен еще, малыш», — думает. Уж прошел месяц целый, все пальчик остается твердым как камень; надоело Бабе-Яге дожидаться, и велела она Аринушке растопить большую печь. Догадалась Аринушка, что приходит конец братцу, задрожала и пошла исполнять приказание. Истопилась печь докрасна, и говорит Баба-Яга Аринушке: «Погляди, девушка, жарко ли в печке, не нужно ли дров прибавить?» — а сама думает: «Как только она голову в печь сунет, так я ее туда и впихну; сперва сестрицу, а потом и братца зажарю!» Хотела было Аринушка подойти к печке, как вдруг влетела птичка с белоснежными крылышками и начала вокруг печи попархивать и громко, жалобно чирикать. Поняла девочка, что грозит ей напасть великая, и говорит Бабе-Яге — костяной ноге: «Не знаю я, бабушка, как к печи подойти, малая больно».
«Пустое ты говоришь! — рассердилась ведьма. — Гляди, я тебе покажу». Подошла она к печи, открыла заслонку и сунула голову в печь, да спотыкнулась нечаянно, упала прямо в огонь и сгорела.
Обрадовалась Аринушка, побежала к братцу и выпустила его из клети. А Иванушка пополнел от хорошей еды, в клети сидя, стал красавцем хоть куда. Обнял он Аринушку и говорит ей: «Пойдем, сестрица, в медовую избушку, пообедаем, а потом и домой пойдем». Обернулись детки, а избушки на куриных ножках и след простыл, лишь на самом том месте целое гнездо поганых грибов выросло. А на деревьях вокруг зачирикали птички лесные, и каждая из них спорхнула с ветки и сбросила Аринушке в передничек по драгоценному камню. Не прошло и минуты, как передник наполнился до краев изумрудами, рубинами, жемчугом и яхонтами.
«Вот добрые птички! — вскрикнул Иванушка. — Они благодарят нас за то, что мы их тогда крошками накормили!» Завернули детки свои богатства в узелок и пошли из лесу, а птичка с белоснежными крылышками указывала им дорогу.
К вечеру довела их птичка до отцовской хижины, чирикнула и скрылась.
Подошли дети к окошку, постучались. Открылась дверь, и на пороге показался их батюшка, грустный и худой: не имел он с тех пор ни минуты покойной, все о своих дорогих детках вспоминал, себя винил в том, что злой жены послушался, а она-то сама за несколько дней перед тем умерла; говорили добрые люди, что наказал ее Господь за ее злое сердце. Увидел дровосек своих деток желанных, заплакал, начал их целовать, миловать, о судьбе их расспрашивать. Показали Иванушка и Аринушка отцу узелок с драгоценными камнями и рассказали, что с ними приключилось.
Зажили они все втроем в счастье и в довольстве, и не может дровосек на милых деток своих наглядеться, все ими похваляется; на том и наша сказка кончается.
Волк и семеро козлят
ила-была старая коза, и было у нее семеро козлят; любила она их, души в них не чаяла. Собралась она однажды в лес за травою и говорит своим деткам: «Милые детки, иду я в лес за травою, а вы будьте осторожны, не впускайте в избушку волка, как станет он стучаться, не отворяйте двери. Узнаете вы его по хриплому голосу и черным лапам».
Ушла старая коза, и вот, немного погодя после ее ухода, слышат козлята, стучит кто-то в дверь: «Козлятушки, ребятушки! Отопритеся, отомкнитеся! Я — ваша мать — пришла, травы вам принесла». Услышали козлятушки хриплый голос волка и не отворили ему двери.
Побежал волк к лавочнику и говорит ему: «Дай мне кусок мела, не то я тебя съем». Испугался лавочник, дал волку кусок мела; съел серый волк мел, и сделался у него голос тонким-претонким. Вернулся он к избушке старой козы, стукнул в дверь и говорит: «Козлятушки, ребятушки! Отопритеся, отомкнитеся! Я — ваша мать — пришла, травы вам принесла». Отвечают ему козлятушки: «Слышим по голосу, что ты точно мать наша; продень свою ножку в щель». Продел волк свою лапу в щель, увидели козлятушки черную его лапу и говорят: «У нашей матушки нога белая, а у тебя черная. Не мать ты наша, а волчище — серое хвостище».
Рассердился волк, видит, что не удалось ему обмануть козлятушек, и побежал он к пекарю, протянул он ему свою лапу и говорит: «Обмажь мне лапу тестом, не то я тебя съем». Испугался пекарь, обмазал волку лапу тестом, и побежал волк к мельнику; протянул он ему лапу в тесте и говорит: «Посыпь мне, мельник, на лапу муки, не то я тебя съем». Испугался мельник, обсыпал волчью лапу мукою, и побежал волк опять к избушке старой козы. Прибежал к избушке, постучался в дверь и говорит: «Козлятушки, ребятушки! Отопритеся, отомкнитеся! Я — ваша мать — пришла, травы вам принесла». Услышали козлятушки тоненький голосок волка и говорят ему: «Просунь в щель свою ножку, тогда мы тебе и поверим». Увидели козлятушки белую лапу, поверили волку и открыли дверь в свою избушку. Ворвался волк к козлятушкам и проглотил их всех целиком с жадностью, лишь самому маленькому козленочку удалось избегнуть волчьих зубов; бросился он со всех ног в сторону и спрятался в большом горшке из-под опары. Проглотил волк козлятушек, вышел из избушки, прилег у дороги и заснул крепким сном.
Вернулась старая коза домой, видит, открыты настежь двери; вошла она в избушку, стала искать детушек и не нашла их ни единого; вдруг, откуда ни возьмись, слышит она голос своего младшего детеныша: «Я здесь, матушка, в горшке из-под опары». Вынула коза козленочка из горшка, и рассказал ей козленочек, как обманул серый волк братьев его и как съел он их до единого. Зарыдала бедная коза, заплакала, стало жаль ей милых детушек; вышла она из избушки, идет по дороге, горькие слезы проливает; вдруг видит она, лежит в стороне от дороги волк-разбойник, лежит, после сытного обеда громко похрапывает. Подошла к нему коза, смотрит, а у него в животе что-то пошевеливается: «Уж не детки ли мои малые?» — подумала она и послала своего козленочка домой за ножом, иглой и ниткою. Распорола коза волку живот, а он и не чувствует, лежит и похрапывает; вынула из волчьего живота одного козленочка за другим, невредимых, целехоньких; велела козлятушкам натаскать живей больших камней, всунула их волку в живот и зашила его крепко-накрепко; спряталась она с козлятушками под куст и ждет-дожидается.
Вот проснулся серый волк, потянулся и говорит: «Ох, хорошо же я полакомился, да только тяжело мне в животе, как будто не козлятушки, а тяжелые камни в нем лежат; пойду-ка я к колодцу испить водицы». Пошел серый волк к колодцу, идет, еле-еле поворачивается; подошел к колодцу, пригнулся к воде и стал пить; потянули его тяжелые камни в животе книзу, и упал он в глубокий колодец; там и смерть ему была.
А коза-то с козлятушками подбежали к колодцу и радуются; стали прыгать они и плясать, приговаривая: «Потонул волчище, серое хвостище, не будет уж больше разбойничать!»
Скатерть-самобранка, ослик-растягайка и драчун-дубинка
ил-был бедный старичок; у него было три сына; звали их Длинным, Толстым и Глупым. Длинный стал столяром, Толстый мельником, а Глупый токарем. Как только Длинный окончил ученье, он собрался в путь и отправился в чужие края.
Долго бродил он по разным местам, но нигде не мог найти работы. Однажды шел он, понуря голову, по прекрасному густому лесу и встретил маленького толстого человечка, который его спросил, куда он идет и отчего у него такой печальный вид.
— Я — столяр, — ответил длинный, — ищу работы и не могу ее найти.
— Столяр? — воскликнул весело старичок. — Ступай за мной, я тебе дам работу.
Обрадовался Длинный и пошел за стариком. Они скоро подошли к прекрасному дому, со всех сторон окруженному высокими зелеными елями. Старичок ввел туда Длинного, который тотчас же развеселился, так как наелся и напился вдоволь и получил не особенно тяжелую работу.
К сожалению, хорошее житье длилось не долго: через несколько месяцев старичок сказал работнику:
— Друг мой, у меня больше нет для тебя работы; но за то, что ты вел себя хорошо и работал прилежно, ты получишь от меня прекрасный подарок, который принесет тебе больше пользы, чем золото и серебро. Вот тебе маленький столик со скатертью-самобранкой; крикни три раза: «Столик, накрывайся!» — и он угостит тебя всем, чего ты ни пожелаешь. Длинный взял столик, попрощался с хозяином и весело отправился домой. На опушке леса он остановился и, почувствовав голод и жажду, вздумал испытать свою волшебную скатерть-самобранку. Не успел он три раза крикнуть: «Столик, накрывайся!» — как на скатерти очутились самые редкие лакомства, рыба и дичь жареные, пироги сахарные, вина медовые.