– Тогда не знаю… Ведь все нужно проверять, насколько право собственности законно, не было ли каких перепланировок в квартирах, вся ли квартира принадлежит продающему, все ли владельцы согласны на продажу и так далее. Это только по квартирам, а с дачей я вообще ничего не знаю, это другой кусок рынка, тут могу только свести тебя с нужным человеком, он все сделает и расскажет… Дача-то где? Ближнее Подмосковье или дальнее?
– А какая разница?
– Тоже разные сегменты и разные люди…
– Но у тебя и такие и такие есть?
– Найдутся…
Так было и со съемной хатой, Александр не знал в этом виде бизнеса никого и пришлось обращаться в агентство.
– Тогда скажи мне от и до, максимальные и минимальные сроки… Естественно на квартиры, раз это твой, – Слава хмыкнул, – сегмент…
– Считаю по-плохому, – Александр помолчал пару секунд. – Проверка наличных документов – парадней, получение правильных новых – от трех дней до двух недель. Параллельно ищем покупателя. Находим, все предварительные документы готовы, тогда сразу сделка, если не альтернатива, конечно…
– А что такое альтернатива?
– Это когда кто-то из участников, – объяснил как маленькому Александр, – не может освободить квартиру сразу, а ищет вариант, чтобы переехать в другую и только потом продать свою…
– Понял… – грустно сказал Прохоров.
Он уже видел, что ни в какие его сроки ни при каком раскладе он уложиться не может.
– Потом, если со сделкой все в порядке, будет регистрация – от двух недель до месяца…
– Это – максимум… – печально спросил Слава, все еще на что-то надеясь, – а минимум?
– А минимум – я проверяю все первичные документы, ты или кто там у тебя, даешь мне генеральную доверенность, и тихо куришь в стороне. А я все делаю сам…
– Не понял разницы? – переспросил Прохоров. – У тебя что, если ты все ведешь сам, быстрее получается?
– Нет, по времени все то же самое…
– Тогда почему?
– Просто я сам или с партнерами выкупаю у тебя твою квартиру, а потом продаю ее тоже сам…
– А в чем твой выигрыш?
– Если ты продаешь через меня, – Александру не очень хотелось пускать кого-то на свою кухню, но он понимал, что здесь случай особый, – я получаю примерно тысяч двести рублей плюс ноги…
– Что такое ноги?
– Беготня по собиранию справок, обычно набирается пара тысяч зелени…
– А если сам?
– Тогда процентов двадцать, а то и двадцать пять от рыночной цены хаты…
Слава прикинул, что при таком варианте продажи, любая московская квартира стоимостью от пятидесяти тысяч долларов, приносит риэлтору больший доход, чем просто помощь хозяину. А за пятьдесят тысяч сегодня в Москве, как понимал Слава, можно было купить разве что комнату в хрущобе.
Как бы там ни было, лучше получить семьдесят пять процентов цены, чем ничего…
– Думаю, меня устроит этот ваш вариант…
Договорились встретиться завтра утром в квартире «зятя», на том и распрощались…
Прохоров, который и сам уже зверски устал, прежде чем завалиться спать, дозвонился еще до одного человека – таксиста, которого иногда вызывал, когда нужно было целый день колесить по городу…
56
Наутро его ждал сюрприз.
Он встал, умылся, оделся, начал готовить себе завтрак…
И все время слушал – что там, на той стороне…
Но никаких звуков оттуда не было слышно…
Тогда он, не доев, с чашкой кофе в руке подошел к «уродцу» и постучал условным стуком.
Никто не отозвался…
Недоумевая и почти приходя в отчаяние – как можно было вот так уйти, когда они ничего не решили и ни о чем еще не договорились, Слава опустил глаза и вдруг увидел, что из-под «уродца» торчит край белой бумаги.
Он поспешно, расплескав кофе, поднял листок.
И прочел, оттаивая:
«Уехала к маме, попрощаться… Буду через три дня… Н».
Кто-то из умных филологов или структуралистов написал, что любой текст несет некую информацию, внеположную тем словам, из которых он составлен, является неким привеском к ней. Классическим примером на эту тему являлась фраза «Тридцатилетняя война продолжалась с 1618 по 1648 год», которая, кроме того, что написано, еще как минимум говорила о времени ее произнесения или написания. Потому что если человек знает, что война тридцатилетняя, то значит, сама она уже кончилась и даже еще несколько лет прошло, ведь тогда информация распространялась не быстро, и, чтобы понять, что все – войне конец, нужно было еще какое-то время, пока эта новость пройдет по разоренной Европе.
Точно так же, глядя на Надину записку, Прохоров понял, например, что Надя – не москвичка, раз ей нужно три дня на то, чтобы доехать куда-то, попрощаться и вернуться. Не очень далеко, но и не очень близко, что-нибудь вроде Владимира или Орла. Можно, конечно, было предположить, что она из какого-то ближнего Подмосковья, из того же Серпухова, до которого ей добираться всего несколько часов, а основное время она проведет как раз с мамой, но почему-то так думать у Славы не получалось.
Казалось ему, непонятно из-за чего, что первая его версия – вернее…
Хотя никакого влияния на их отношения ни тот, ни другой вариант оказать не мог ни при каком раскладе… К теще в гости на блины из Австралии или Новой Зеландии они точно ездить не будут, и Прохоров был уверен, что никогда он эту достойную женщину не увидит…
Еще он усмотрел в записке, где было пропущено почти обязательное перед подписью для таких случаев слово «Целую…», что Надежда по-прежнему стоит на своем и все возможные тропинки к любой интимной близости отвергает и весьма жестко отрезает. Но его это не расстроило – понятно было, что тут путь предстоит долгий и нелегкий…
Тем более что в этой короткой строчке было главное и почти неожиданное: она – всё, приняла его, как своего мужчину, признала его главенство в будущей семье. Потому что не стала спорить, хотя явно вчера была удивлена и было ей, что возразить, а просто поехала прощаться к маме и вернуться обещала так, чтобы и срок, назначенный Славой, был в точности соблюден.
Еще поразила его Надина деликатность.
Уже не в записке, в жизни…
Конечно, когда человек влюблен, он видит в другом только самое лучшее и каждый его поступок объясняет самыми положительными мотивами.
Хотя в этой ситуации Слава, вероятнее всего, был прав.
Вполне при данном положении вещей имея право его разбудить, Надя, однако, делать этого не стала, а придумала способ, как его не оставить в неведении о своей жизни и планах, но и не побеспокоить…
Прохоров был женат дважды – на Маринкиной матери, которая сейчас неизвестно где и с кем жила (дочь тоже не имела об этом ни малейшего представления), и на несколько раз упомянутой выше Варваре.
Но как сказал Славе однажды его приятель:
– Женат ты, Прохоров, был дважды, а жены у тебя не было…
Слава тогда возражать не стал: веселая и разгульная Маринкина мамаша была им в свое время променяна на склочную и занудную Варвару, которая все годы их брака считала своим только одно занятие – пилить нашего героя и казнить его за все ведомые и неведомые провинности. Как понимал Прохоров, были эти казни неосознанной местью ему за то, что он подобрал провинциальную красавицу, одел, обул, обогрел, но принцем на белом коне не стал.
Не смог Слава дотянуться, как ни старался, ни до дома в Барвихе, ни до яхты в Каннах, ни до паршивой квартиры в Лондоне.
А на меньшее их высочество согласны не были и все долгое время, что они прожили, за такое невыполнение обязательств его казнили страшными египетскими казнями.
И вот теперь, впервые за свою не короткую жизнь, Слава оказался возле женщины, которая, кроме чисто внешней приятности, все больше и больше поражала его своими женскими, нет, человеческими, тоже нет…
В общем, не знаю, как сказать…
Она просто была такая, какой, как он понимал, должна быть настоящая жена.
Внимательная, деликатная, умеющая вполне самостоятельно ходить по этой непростой жизни…
И вместе с тем – признающая право мужчины на решающий голос, не потому, что он мужик, как говорят в Америке – «тот, кто носит яйца», а потому, что видит – он опытнее, мудрее, сильнее в каких-то ситуациях…
А такая женщина будет и помощницей в одних случаях и поведет его за собой в других, и остановит его, если он затеет какую-то глупость.
Прохоров убрал за собой пролитый кофе, вернулся к столу и, поставив Надину записку перед глазами, доел свой завтрак, размышляя и придумывая, как у них все будет хорошо там, когда они уже сбегут из этого отвратительного мира и будут жить где-то, где тепло, светло и мухи не кусают…
Получалось красиво…
Славе, конечно, было не двадцать лет, и он понимал, что мечты тем и отличаются от реальности, что не сбываются в полной мере никогда. Он помнил, что, кажется, у Эрнеста Ренана где-то сказано, что любая реализация даже не мечтаний, а конкретных планов выполняется обычно не больше, чем на пятнадцать процентов.
Но такое сегодня выпало хорошее утро (он уже забыл о своем отчаянии каких-то пятнадцать минут назад), так через окно светило солнце, даже машины шумели не так противно, как всегда, что он не мог и не хотел остановиться и продолжал витать в своих радужных грезах…
Прохоров поднял глаза, еще раз прочитал записку…
И почему-то чуть не расплакался, увидев непривычную букву «ять» в конце слова «маме»…
И так он, наверное, и продолжал бы пребывать в эйфории, если бы не телефонный звонок…
57
– Ну, показывай свои хоромы… – сказал Александр, входя в квартиру. – И сколько ты за это хочешь?
Звонил в конце прошлой главы именно он, потому что к тому времени уже пятнадцать минут сидел в машине у Володиного дома, а Слава, начисто забыв со своими утренними переживаниями о назначенной встрече, допивал кофе и любовался забытыми, но такими милыми буквами русского алфавита.
Он долго извинялся перед приятелем, просил все-таки дождаться и пулей вылетел из дома. С ним такие казусы случались нечасто: как сказано уже не раз, в каком-то смысле наш герой был педантом и на оговоренные встречи опаздывал крайне редко. Так что случай был – из ряда вон…