лемени), которого местные христиане-арабы почитают святым. Над гробом его древнее изображение (икона) пророка Илии, питаемого враном в пустыне, а в иконостасе есть древний образ сего святого. Над дверьми извне церкви находится прекрасный обломок древней резьбы, представляющий два венца. Монастырь этот находится в ведении казначея Патриархии архимандрита Вениамина; он, как и прочие иерусалимские городские монастыри, лишь носит имя монастыря, но монахов в нем нет. Проживает лишь один иеродиакон и несколько служек для присмотра за зданием, а главное за окружающею его масличною рощею, которая дает значительный доход.
Вид Вифлеема с подъезда от Иерусалима
Древняя базилика Рождества Христова
Поклонники, проходящие в Вифлеем, бывают приглашаемы в монастырь и по обычном угощении приглашаются внести в пользу церкви свою лепту. Подкрепясь пищею, стоит взойти на верхнюю террасу, полюбоваться окрестными видами, и особливо на Вифлеем, который виден отсюда весь: он лежит на высокой, округлой горе, одетой весело роскошным и непрерывным садом фиг, олив, гранатов и виноградников. Храм Вифлеемский со святой пещерою высится отдельно от селения, на самом краю горы с восточной ее стороны, и огромные стены древнего монастыря издали походят на укрепленный замок. На запад от него по той же самой горе раскидывается селение почти полукругом и издали представляется очень красивым и не бедным городком, ибо видно около ста каменных двухэтажных домов, и притом вся окрестность дышит свежестью и каким-то весельем, ибо куда ни взглянешь, везде видны горы и долины в зеленой одежде садов, а в разных местах среди деревьев высятся сторожевые башни, что весьма украшает веселую родину Божественного Младенца. Удивительно, как в этом краю самое местоположение соответствует евангельским воспоминаниям. Все богомольцы, идущие в Вифлеем, испытывают это на себе. Иерусалимская грусть оставляет вас скоро, уступая место детскому веселью: едва переступите Яффские ворота, тотчас дышится как-то вольнее, мысли развлекаются и душа заранее настраивается в один тон с веселыми впечатлениями веселых видов, вас окружающих; улыбающаяся природа вызывает улыбку, а глаза наслаждаются желанным видом зелени, тогда как в Иерусалиме они встречают лишь обнаженную, каменистую и суровую пустыню. Тут страдал, а здесь родился наш Спаситель. Этот уголок земли первый приветствовал воплощенного Бога! Кажется, что Вифлеемская страна, которая в радостном трепете, при веселом пении ликов Ангельских, наполнилась высшим весельем во время пришествия своего Искупителя, – до сих пор еще дышит этою невыразимою веселостью, до сих пор еще с ее светлого чела не исчезла благодатная улыбка восторга, извествующая радостную весть, что еще до сих пор она не перестала вторить сладкой, полной чувства Ангельской песни: «слава в вышних Богу и на земли мир, в человецех благоволение».
Особенное распоряжение Промысла Божия видно и в том еще, что место рождения нашего Искупителя, не будучи никогда славно блеском славы человеческой, тем не менее было всегда известно. Все воспоминания его тихие, сельские, полные невинности и патриархальной простоты. Там протекает счастливая жизнь одного из судей израильских Есевона, который, окруженный тридцатью сынами и тридцатью дочерьми, семь лет судил Израиля, спокойно умер о Господе и погребен бысть в Вифлееме (Суд 12, 8–10). Там видим моавитянку Руфь, собирающую за жнецами колосья для прокормления старой своей свекрови, которую она любила как мать, и Бог награждает Руфь за самопожертвование и добродетель тем, что богатый Вооз берет себе в жену бедную моавитянку. Вся эта история, случившаяся на поле Вифлеемском и во вратах этого городка, невольно переносит вас в пастырские времена. Там внизу на долинах Вифлеемских пас стадо отца своего прекрасный юноша Давид; там Дух Господень почивал над ним, там он играл на арфе и ощущал в душе своей тот священный восторг, который потом так возвышенно просто излился в его псалмах. Там видим, как пророк Самуил при жертве мира избирает из восьми сыновей старца Иессея молодого пастыря Давида и помазует на царство, и этот быстрый переход от пастырства к трону переносит вас в какие-то золотые века. Во всем Ветхом Завете не видим здесь кровавых сцен, никаких убийств, но сельское спокойствие и пастушеская тишина осеняют это гнездо дома Давидова и будущего Пастыря душ наших. Во всем этом видим какое-то близкое отношение, какую-то нить, соединяющую пришествие Мессии, Князя покоя и мира, с образами сельской тишины и жизнью пастырей и земледельцев. И вот этот скромный сельский Вифлеем своим ясным, тихим блеском затмевает яркий блеск богатейших столиц, ибо кто же, смотря на это малое местечко, не повторит слов пророка, которые произнес он за шесть веков до пришествия Господня: «и ты Вифлееме, земля Иудова, ничем же меньши еси во владыках Иудовых: из тебе бо изыдет вождь, иже упасет люди моя Израиля». Вспоминая все это, вы бросаете взгляд то на Вифлеем, то на Иерусалим, которые оба видны отсюда. Но какая огромная разница между этими городами! Вифлеем цветет жизнью, зеленью, веселостью. Иерусалим чернеется среди обнаженных скал, как бы один огромный гроб, наводящий, правда, на возвышенные, но мрачные и страшные думы. Измеряя глазом это небольшое пространство между местом рождения и смерти Спасителя, кажется видишь образ жизни каждого человека: небольшой промежуток времени отделяет нашу колыбель от гроба; молодость наша также зеленеет роскошными надеждами, пока позже все в этой жизни почернеет, увянет, пока утомленные этою жизнью сойдем во гроб.
Почти через четверть часа пути от монастрыря Св. Илии, стоящего на половине дороги в Вифлеем, увидите вы на поле остаток старых стен, которые называют «домом Патриарха Иакова», ибо здесь жил он некоторое время, здесь же умерла прекрасная и достойно любимая им жена его Рахиль – мать Иосифа и Вениамина. Прежде на этом месте были монастырь и церковь, развалины которых видны и доселе.
Там же недалеко от этих развалин находится так называемое поле гороха, ибо в одном только этом месте находят маленькие камушки, совершенно подобные окаменелому гороху. Народное предание объясняет эту игру природы следующим образом: Матерь Божия шла однажды в Иерусалим и увидела здесь человека, что-то сеющего; она спросила его, что такое он сеет; тот с насмешкою отвечал: камни, и вот горох, который он сеял, тотчас же окаменел. Достойно удивления, что с древнейших времен толпы поклонников собирают на память этот каменный горох и он никогда здесь не переводится; отсюда произошло в народе мнение, что будто бы горох этот ежегодно нарождается.
Несколько далее, спустившись в долину, на правой стороне дороги, которая здесь делает небольшое колено, видите гроб Рахили. Это здание совершенно вроде мусульманских мавзолеев, без всякого сомнения построенное чтителями Корана в виде малой квадратной часовни с четырьмя пилястрами и куполом наверху. Евреи обновили ее, побелили и исправили; она ограждена стеною; в этой ограде находятся их могилы, и эти гробы бедных странников, теснящиеся вокруг Рахили, своей матери, трогают пришельца. Внутри самой часовни находится каменный гроб, снаружи оштукатуренный и выбеленный. Прежде купол над ним просто опирался на четырех столпах без стен. Во владении христиан здесь была церковь; турки переделали ее в мечеть, а теперь приобрели ее в собственность евреи. Нередко случалось мне видеть у этой ветхозаветной могилы остановку еврейских караванов, следующих на богомолье из Иерусалима в Хеврон или обратно, и шумный говор детей Израиля невольно заставлял забывать на минуту, что они теперь такие же пришельцы в земле отцов своих, как и мы. В 1859 году целый такой караван евреев, состоявший из сорока или более человек, был ограблен у могилы Рахили двумя бедуинами, и Иерусалимский меджлис не без презрительного смеха выслушал жалобу трусливых евреев и их рассказ, каким образом двое ограбили сорок человек.
Гробница Рахили
Новая мусульманская часовня не возбуждает никакого сомнения о месте погребения Рахили, ибо турки поставили ее над старою могилою. Сам Моисей двукратно вспоминает, что Рахиль погребена на дороге в Вифлеем и что Иаков поставил над нею памятник, который существовал при Моисее. За гробом по правой стороне его тянется ущелье, в котором видны развалины древней Рамы, так недалеко, что в ней, если бы кто ночью плакал у гроба Рахили громко, так было бы слышно, что и напоминает пророчество Иеремии, исполнившееся при избиении вифлеемских младенцев: «глас в Раме слышан бысть, плачь и рыдание и вопль мног; Рахиль плачущися чад своих, и не хотяше утешитися, яко не суть». Рахиль, мать целого народа, представляется здесь пророку как бы живая и в самой могиле разделяет все скорби и несчастия своих детей.
Начиная от гроба Рахили окрестность постепенно оживляется, чаще встречаются оливы и другие деревья и страна все более и более становится живописною. У самого Вифлеема дорога вьется у подножья горы с одной стороны и глубокого покрытого роскошною растительностью оврага с другой, но города все еще не видно, пока не подъедете к нему на самое близкое расстояние. Надобно проехать почти весь Вифлеем, прежде чем достигнете монастыря, расположенного в некотором от него отдалении на краю горы. Дома вифлеемские, которые издали выглядывали так хорошо, вблизи представляют ту же неотрадную картину, как и иерусалимские, то есть нагромождены без особого порядка, местами видны и развалины. Но все-таки здесь заметно более жизни, чем в мертвенном Иерусалиме: сквозь отворенные двери долетают звуки инструментов: это вифлеемиты трудятся над обделыванием перламутровых раковин или чёток, что составляет главный их промысел. На городской площади видны толпы народа, между коими заметны и бедуины из дикого племени тамаритов, кочующего в окрестностях Вифлеема и находящегося в дружеских сношениях с вифлеемитами, как такими из числа феллахов-арабов (оседлых жителей арабского племени), которые в случае крайнего притеснения от турецких властей, так же как и они, умеют постоять за себя, ибо они вообще воинственнее и смелее других феллахов-арабов.