Напротив церкви, на монастырской земле, живет несколько арабских семейств, которые занимаются обработкой полей и виноградников исполу, продавая или меняя на необходимые предметы причитающуюся им в уплату половинную долю сбора.
Из Георгиевского монастыря можно возвратиться в Иерусалим через Беджаллу, селение, которое издревле так любят посещать наши поклонники вместе с деревнею Пастырей, называя последнее «деревня Пастушки», а первое «село Бежалово». Еще наш знаменитый пешеход – Барский распространяется в похвалах жителям этого селения, восхваляя их усердие к Церкви и любовь к Православной вере. В бытность его здесь все жители были «христиане веры греческой и ни единого между ними не было либо римлянина, либо турка, либо коего иного»; и притом рассказывает и доселе сохранившееся предание, что в этом селении не может жить человек не христианской религии и если поселится турок, то он на третий день умирает. Это предание, утвердившееся между арабами, вообще довольно суеверными, делает то, что турки минуют Беджаллу, как бы зачумленную, и оттого жители ее сравнительно наслаждаются большею свободою и спокойствием. Беджалла, будучи живописно раскинута по скату горы на солнечной ее стороне, обращенной лицом к Вифлеему и Иерусалиму, вся тонет в садах и виноградниках. Плодородие земли, красивое местоположение и притом усердное занятие земледелием и садоводством делают это селение чрезвычайно приятным и здоровым местопребыванием.
У подошвы горы, на склоне которой рассыпано селение, протягивается длинная долина, на которой против селения растет маслиновая роща. Предание согласное с Библиею утверждает, что на этой долине высланные Моисеем соглядатаи земли обетованной отрезали ветвь с гроздом винограда, которая была так велика, что они на шесте донесли ее в пустыню Кадес. Тут есть источник, называемый ныне «источником Богоматери», а недалеко от него был взят этот грозд. На этой долине находились славнейшие в Иудее виноградники, и вино, выделываемое из этого винограда, имело сладкий вкус и желтоватый цвет. До сих пор эта плодоносная долина покрыта зеленью садов и виноградников, некоторые грозди которого, по свидетельству очевидцев, достигают такой величины, что один человек с трудом может поднять их.
Беджалла или Пецалла до последней Восточной войны (в 1853 году) наслаждалась полным спокойствием; но в этом году над мирными жителями ее неожиданно разразилась гроза, стоившая им многих скорбей, которые окончились водворением среди их надолго самого немирного соседа, латинского лжепатриарха Валерги, который посягает на драгоценнейшее их достояние – веру. Встретившись с важными затруднениями для своей энергической деятельности в Иерусалиме со стороны францискан, Валерга решился перенести на время центр своих действий (имеющих главною целью мирное завоевание Палестины под власть Папского престола) в окрестности Святого Града, и избрал для сего Беджаллу, где, как мы видели уже, до нынешнего столетия не было ни одного латинца, а до 1853 года лишь незначительное меньшинство жителей принадлежало к Латинской Церкви. В этой-то деревне Патриарх Валерга предположил основать свою латинско-арабскую духовную академию, устроенную наподобие лазарийских заведений для молодых арабов, чтобы под руководством иезуитов из окружающего его клира образовать себе будущих пособников для преднамереваемого им окатоличения жителей Палестины. Дело началось с того, что в 1853 году Валерга купил у одного из жителей Беджаллы латинского исповедания дом для устройства в нем церкви. Покупка дома сделалась тайно, но когда для приготовления к водворению здесь Валерга выслал в Беджаллу одного из своих клиентов, православные жители Беджаллы восстали против постоянного его водворения в селении, грозя смертью, если он поселится среди их. Узнавши об этом, Патриарх отправился сам в Беджаллу, и в то же время французский консул принес жалобу на Беджальцев паше. Но беджальцы не испугались и Валерги; лжепатриарх был просто выгнан силою, подвергся побоям, его влачили за бороду, одним словом, ему досталось порядком, но как иезуит он привык не отступать ни от каких препятствий в деле завоевания душ. Возвратившись поруганный в Иерусалим, Валерга вскоре оставил и Святой Град и водворился в Яффе, заявив чрез посредство французского консула иерусалимскому паше и Порте, что он вернется в Иерусалим не прежде, пока не будет торжественно введен во владение беджальским участком. Участие, принятое в этом деле французским посольством, имело следствием, что новый иерусалимский начальник Якуб-паша получил от великого визиря письмо с приказанием, чтобы он сам отвел Валерге участок земли в Беджалле, а если будет настоять надобность, то пусть купит таковой и отдаст латинам, а также, что он обязан оказать зависящую от него протекцию в построении латинской церкви в Беджалле, ибо, как гласил о сем султанский фирман, дружеские сношения с Франциею побуждают падишаха дать позволение на устройство в Беджалле латинской церкви. Как бы то ни было, а в конце 1854 года Валерга имел торжественный въезд в Иерусалим, а через несколько дней после этого началось построение в Беджалле латинской церкви, которая окончена и освящена в 1858 году. Церковь эта лишь составляет часть загородного дома, в котором живет летом Патриарх и помещается основанная им латино-арабская академия на двенадцат человек молодых арабов с их наставниками иезуитами. Недалеко от пышного дома Латинского Патриарха, напоминающего видом своим особенно издали рыцарский замок средних времен, находится убогая греческая церковь во имя святителя Николая и рядом с ней сельская школа для детей арабов православного исповедания, близкое соседство которой с латинской академией нельзя считать выгодным для школы. Беджалла отстоит от Иерусалима на полтора часа езды к юго-западу.
В день Рождества Христова ежегодно бывает в вифлеемском храме торжественное служение. Для сего накануне под вечер выезжает из Иерусалима патриарший наместник с двумя архиереями и многими духовными лицами. Им предшествует конная стража паши (башибузуки) с литаврщиком впереди, разыгрывая во время пути свои обычные «фантазии», что называется по-арабски джигитовка и метание копий (джириды). На половине пути около обители Св. Илии встречают поезд архиерейский все вифлеемские шейхи в красных нарядных плащах (аба) на статных лошадях и толпы пеших христиан обоих полов, выражая свою радость мужчины – выстрелами, а женщины – причитаниями, оканчивающимися пронзительным хоровым возгласом. В виду стен вифлеемского храма шум этот смолкает, уступая место церковной церемонии. Митрополит и свита его на площади спешиваются; навстречу ему выходят: настоятель вифлеемского монастыря с крестами и хоругвями; священники и диаконы в облачениях с кадильницами в руках следуют за хоругвями и при каждых девяти шагах останавливаются, чтобы кадить архиереев. И так крестный ход, двигаясь медленно, вступает внутрь великолепного храма вифлеемского; пройдя сквозь узкие двери, он тянется по широкой колоннаде и, склонившись еще раз для прохода чрез узкие двери преграды, отделяющей нижнюю ветвь креста от остального храма, вступает на его средину. Здесь патриарший наместник восходит на свое место и начинается вечерня. Шум разносоставной толпы, часть которой бывает привлечена одним любопытством, не позволяет спокойно внимать пению и чтению. В этот и последующий день за упомянутой выше преградой образуется род базара, что собственно и вынудило греков отделить эту часть от остального храма, предоставляя таким образом эту часть в жертву укоренившемуся временем и поддерживаемому тесными обстоятельствами обычаю и тем спасая от профанации остальное. Напрасно некоторые образованные паломники обвиняют греков в потворстве этой дикой толпе; она дика и необузданна, но достаточно заметить, что она принадлежит к разным исповеданиям, дабы понять, что влияние духовенства одного вероисповедания на это сборище бессильно. Притом, как мы заметили выше, в характере арабов совмещаются самые странные противоположности, и кто бы вздумал по этому шуму за перегородкой заключать о их неуважении к Церкви вообще, тот бы крайне ошибся; всмотритесь пристальнее в лица молящихся – и вы убедитесь в верности этого замечания.
Но перейдем к рассказу о служении заутрени. Во время полиелея архиереи облачившись идут, предшествуемые крестами и хоругвями из главного алтаря в Вертеп Рождества для чтения Евангелия на месте самого события. Хор певчих воспевает: «приидите вернии, да видим место, идеже Христос раждается, и путеводимые звездой волхвов со Ангелами и пастырьми возгласим: слава в вышних Богу и на земли мир». После благоговейного поклонения месту, «идеже родися Христос», наместник читает на престоле Рождества Евангелие об Ангелах и пастырях, как более знаменательное.
Вся пещера в это время горит огнями и блеском священной утвари невольно напоминает внимательному поклоннику величественную песнь: «Таинство странное вижу и преславное: небо – вертеп, престол херувимский – Деву, ясли – вместилище, в нихже возлеже невместимый Христос Бог». И все это здесь вокруг вас – и тот самый Вертеп, который стал вторым небом, и Ясли, вместившие Невместимого. Нет сомнения, что престол херувимский – Дева невидимо присутствует при этом светлом празднестве, осеняя верных молящихся Ей честным своим омофором, как однажды видел сие ясно наш соплеменник Андрей блаженный в церкви Влахернской.
За престолом в этот день поставляется великолепная икона венецианской работы, изображающая как самое празднуемое событие Рождества Христова, так и другие, имеющие ближайшее к нему отношение. Икону эту в обыкновенное время можно видеть в алтаре соборного храма, где она хранится постоянно после того, как и армяне приобрели себе за деньги право служить на престоле Рождества; святые изображения искусно эмальированы и украшены дорогими камнями. Эта икона составляет один из лучших образчиков финифтяного дела, процветавшего некогда в Царьграде и оттуда перенесенного и в Венецию в XVI столетии.
После окончания полиелея при громком пении первого ирмоса рождественского канона «Христос раждается славите, Христос с небес срящите; Христос на земли, возноситеся» – духовенство вышло из Святого Вертепа, чтобы идти крестным ходом вокруг всего храма, между столбов. Арабы, снимая свои чалмы, почтительно преклонялись перед шествующим с пением клиром, а водворившееся в это время среди этой пестрой толпы благоговейное безмолвие показывало, как сильно воздействовало на нее строгое величие и вместе трогательная простота обрядов православной Церкви. Крестный ход троекратно обходит вокруг церкви по великолепной колоннаде и возвращается в алтарь оканчивать служение.