— Но вот со мной она никогда палкой не орудовала, — тоже усмехнулся Цзяньсу.
— Погоди, у тебя ещё всё впереди, — подначил Баопу.
— Пусть только попробует, попадёт мне в руки, так уж не отпущу, буду держать, как ты деревянный совок, целыми днями! — воскликнул Цзяньсу.
Баопу удивлённо посмотрел на брата:
— Да, ты можешь. Я этому твоему слову верю…
Цзяньсу заходил по мельничке, с каким-то нетерпением поглядывая на вращающиеся передаточные колёса. И вдруг повернулся к брату:
— Вот ты сидишь здесь день-деньской, а известно ли тебе, какие большие дела творятся в Валичжэне?
— Что за большие дела? — спросил Баопу.
— Ничего-то ты не знаешь, — хмыкнул Цзяньсу. — Только и можешь, что бежать на зов «Крутого» Додо, когда у него чан пропал. Сидишь на этой деревянной табуретке, глядишь, на ней и состаришься. Только время тратишь попусту. Сам страдаешь и других страдать заставляешь. Вот бы я порадовался, если бы Наонао на самом деле взяла палку да вмазала тебе так, чтобы кубарем покатился! Сидишь и сидишь, как приклеенный, и дела тебе нет, что другие весь свет объездили, дела свои налаживают, ну почти что глухой. Вот уж действительно ты в семье Суй какой-то… — не договорил он, почувствовав неловкость.
— Какой-то что? — поднажал Баопу.
— Чурбан какой-то, вот что! — выпалил Цзяньсу.
Баопу раскраснелся, губы заходили ходуном, но ни слова в ответ он не произнёс. Подождав немного, Цзяньсу подошёл к окошку и, увидев, что на улице никого нет, снова встал рядом с Баопу:
— «Крутой» Додо собрался основать «Балийскую генеральную компанию по производству и сбыту лапши»!
— Слышал такое, — отозвался Баопу.
Его спокойствие изумило Цзяньсу:
— Вот так и будешь смотреть, как он это делает? — Баопу кивнул. Цзяньсу отступил на шаг, ломая пальцы. — Раньше я уже говорил тебе, — начал он, чеканя каждый слог, — что хочу вырвать всё производство из рук Додо. Оно должно быть под семьёй Суй!
Договорив, Цзяньсу побледнел ещё больше и тяжело дышал. Баопу встал с табуретки, закурил и затянулся:
— Я давно говорил, фабрике не быть ни под Чжао, ни под Суй. У тебя ничего не выйдет.
— Под семьёй Суй ей быть. И у меня непременно получится!
— Сил у тебя не хватит. И ни у кого не хватит. Потому что фабрика принадлежит Валичжэню.
Цзяньсу от ярости аж задохнулся, грудь его высоко вздымалась. Он тоже хотел было закурить, но, вытащив сигарету из кармана, сердито швырнул её под ноги. Потом положил правую руку слева на грудь брата и умоляюще воскликнул:
— Брат! Брат! Ну не сиди ты как истукан на этой старой мельничке… Оглянись вокруг, глянь, какое время пришло. Из поколения в поколение члены семьи Суй были люди честные, и что доброго из этого вышло? Нахлобучили тебе на голову жёрнов, вот ты и сидишь, не шелохнёшься. Терпишь, стиснув зубы, вон, сединой уже голову обкидало. Отсидишь день, дома поешь без горячего, и ни одна женщина по тебе не сохнет! Мужества у тебя с кунжутное семечко, я не понимаю, как ты не боишься что-то утратить? Как терпел столько лет, так и терпишь? А ведь такой здоровяк вырос — в драке и нескольким с тобой не справиться! Человек ты добрый, ничего худого не сделал, но, как и прежде, позволяешь, чтобы тобой помыкали. Эта мельничка — гроб при жизни, или ты хочешь, чтобы тебя в него и положили? Да тебе нужно бежать отсюда со всех ног и поджечь всё это к такой-то матери! Мы, члены семьи Суй, в этом поколении уже не можем быть такими никчёмными! Нахмурь брови, не говори ни слова, проглоти все обиды и попечалься за себя, а также за других. Оглянись, как ты прожил эти несколько лет. Да, в основном это твоя работа на фабрике, но ведь ещё твой характер. Стоит тебе кинуть негромкий клич, как пол-Валичжэня пойдёт за тобой. Кого другого «Крутой» Додо и побить может, а супротив тебя у него ничего не получится. Сам-то подумай, прикинь что к чему. Возможностей не так уж много, победишь так победишь, проиграешь так проиграешь!..
Цзяньсу говорил всё возбуждённее, впившись в Баопу горящими глазами. Тот кивал, потом взял за руку и, поглаживая её, сказал:
— Многое, из того, что ты сказал, дошло мне до самого сердца. Но не могу сказать, что во всём с тобой согласен. Думаю, ты переоценил мои силы. Мне пол-Валичжэня за собой не позвать, по крайней мере нынче. Хорошие деньки Чжао Додо тоже сочтены, но и ты недооцениваешь таких, как он.
Цзяньсу выслушал и холодно усмехнулся.
Баопу ответил ему недолгим глубоким взглядом. Цзяньсу отдёрнул руку, с расстроенным видом закурил и, помолчав, сказал:
— Я тебе вот чего не говорил. Втайне от тебя я произвёл подсчёт всех средств предприятия. У меня теперь ясное представление. Скоро подойдёт второй срок аренды фабрики. Вот тогда мы с Додо силами и померяемся. Решение я принял окончательно. Начнётся общее собрание, посмотришь, решение принято.
Глава 12
Настроение у урождённой Ван было превосходное. Она массировала спину Четвёртому Барину и, не почувствовав обычных многочисленных подкожных утолщений, провела массаж с удовольствием, Четвёртый Барин даже пару раз крякнул. Закончив, она с огромным интересом откинула белую простыню и стала смотреть. Кожа крепкая и толстая, на ней мелькают крохотные отблески света, всё тело румяное, как и лицо. Огромные ягодицы прикрыты тонкими широкими трусами в китайском стиле, на поясе ни кожаного ремня, ни матерчатого, лишь завязаны две торчащие матерчатые каёмки. Это её, урождённой Ван, придумка. Она не сразу вышла из комнаты, а ещё какое-то время поглаживала его. Потом похлопала по ягодицам и уселась сверху. Четвёртый Барин любил после массажа спины полежать спокойно и расслабиться. «Ну ты разошлась!» — бросил он, и урождённая Ван спешно слезла. Но продолжала поглаживать его, приговаривая: «Ты просто большой глиняный тигр…» Четвёртый Барин мыл всё тело через каждые два дня, и от него исходил тонкий аромат чистой плоти. Ей этот аромат нравился, она уже много лет привыкла вдыхать его. Она ещё не встречала мужчину, от которого бы так пахло, и считала Четвёртого Барина поистине единственным «благородным мужем» в Валичжэне. Она что-то бормотала про себя, но Четвёртый Барин никак не реагировал. Он лежал с закрытыми глазами и безмятежным выражением лица, большие ноздри слабо раздувались, низ живота размеренно вздымался и опускался. У смотревшей на него Ван стал подрагивать загнутый внутрь подбородок, показались и начали отчётливо клацать короткие чёрные зубы. Четвёртому Барину это надоело, он грубо хмыкнул, она тут же закрыла рот и отодвинулась на уголок кана.
Потом спустилась с кана и, шаркая шлёпанцами, вышла на середину комнаты. Зажгла керосинку, вскипятила воду и налила в термос. Достала из красного горшка две груши, два плода помело, вымыла и разложила на фарфоровом блюдце под марлевым чехлом. Потом, подумав, забрала с блюдца одну грушу и положила обратно в горшок. Четвёртый Барин к здоровью относился серьёзно, и все фрукты у него подразделялись на три категории: с правильным ци; влажные и жаркие; студёные и освежающие. Когда тело мучил сухой жар, он никогда не ел хурму и сливу. Осенью и зимой с удовольствием ел цитрусовые и бананы. В последнее время у него был небольшой жар, она ощущала это во время массажа. Поэтому выбрала студёные и освежающие по природе груши и помело. Но и перебор плохо, так что, поразмыслив, она решила, что пусть будет одной грушей меньше. Обычно Четвёртый Барин ел много цитрусовых, у которых ци правильное. Ещё больше съедал южных фруктов и никогда не позволял другим снимать кожуру. Мясистыми пальцами неспешно делал это сам и добирался до мякоти, пребывая при этом в хорошем настроении. Жизненная энергия на севере и на юге разная: если есть много плодов с юга, это, в большой степени, выгодно для всех трёх видов жизненной энергии — цзин, ци и шэнь. Всякий раз с наступлением осенних холодов Четвёртый Барин начинал подкреплять организм. Настойка на устрицах, суп с плодами лонгана[46], одна черепаха каждую неделю. Лекарства на травах Четвёртый Барин отвергал, он верил в укрепление организма питанием, и всякий раз к тому времени, когда снегом заваливало ворота, у него в горшке уже была запечена утка. Готовить всякие диковины Четвёртый Барин звал урождённую Ван и не допускал к этому невестку. Урождённой Ван он доверял уже по меньшей мере лет десять. У него было два сына, один был секретарём в горкоме партии, другой работал в уездном центре. Оба хотели, чтобы отец переехал жить туда, но он закрыл эту тему, гаркнув: «Недальновидность!» Чтобы обихаживать Четвёртого Барина, вторая невестка жила не с мужем, а рядом с ним. Она готовила свёкру еду, стирала, ходила за водой; в конце осени нужно было ещё заготовить хорошего древесного угля для жаровни. Но урождённую Ван ей было не заменить. Та по обыкновению раз в день наведывалась во дворик и устраивала всё, как нравилось Четвёртому Барину… Обильно поливала весь двор из лейки. Жужжали пчёлы, разносился приятный аромат. В пору самого цветения хризантем она приносила их в дом. Опрыскивала несколько раз, чтобы капли чуть держались на лепестках, как капли росы. Смотрела на хризантемы, глубоко вздыхала, и у неё начинали клацать зубы.
Урождённая Ван считала, что с ней самой в молодости в Валичжэне может сравниться одна Наонао. Но Наонао девица бедовая, кокеткой её не назовёшь, и по одному этому сравнивать было нельзя. Муж у Ван был чахлый, болезненный и умер рано. До еды он был жаден, да и поспать любил, а вообще слабак слабаком. Четвёртый Барин, бывало, только крякнет: «Да что за мужик такой!» Она ставила Четвёртому Барину банки, делала массаж спины и, глядя на большое крепкое тело, сравнивала его со своим мужем, который казался ей худосочным, как собачонка. Однажды, когда она массировала Четвёртому Барину спину и живот, тот расхохотался и своей большущей лапой придавил её к себе, но она отстранилась. Немного разозлённый он ухватил её за складки на талии, легко приподнял, а потом бросил. Она аж застыла от боли, а Четвёртый Барин с удовольствием овладел ею. «Всякая тварь делится на инь и ян», — заявил он. Урождё