хом, подавил отвращение и отправился в изыскательскую партию к «брехуну». Тот сказал, что это нужно решать напрямую с товарищем Чжичаном, только он может предоставить необходимое содействие. «Крутому» Додо ничего не оставалось, как только поторопить Ли Чжичана. Глаза в красных прожилках, высохшие губы и язык — он смотрел на Додо с листом бумаги и карандашом в руках. Уже чуть рассерженный, Додо осведомился:
— Как обстоят дела с этим механизмом?
Ли Чжичан прочертил карандашом длинную линию.
— В этом году можно установить? — снова задал вопрос Додо.
Ли Чжичан нарисовал на длинной линии два кружка.
— Это и есть передаточные колёса? — ткнул в них пальцем Додо.
Ли Чжичан кивнул.
— Ты, мать твою, говорить не можешь, что ли? — взорвался Додо.
— Могу, — ответил Ли Чжичан. — Но большее значение придаю чертежам.
В крайнем раздражении Чжао Додо удалился, а, уходя, бросил:
— В семье Ли все не в себе. Давай-ка пошустрее, все расходы за счёт фабрики!
Ли Чжичан ничего не сказал, а бумагу скомкал и швырнул в угол комнаты.
Вечерами Ли Чжичан обычно отправлялся к Суй Бучжао. Там нередко бывали Баопу и техник Ли, они расспрашивали о старом корабле и крепости. Суй Бучжао последние дни только и делал, что отвечал на вопросы, уже немного обленился, ответы были краткими, а иногда он и вовсе не находил слов. Он немного оживлялся, лишь когда техник Ли начинал расспрашивать о древнем Лайцзыго. Из объяснений хранителя корабля он узнал, что военных кораблей в Лайцзыго было довольно много. Вполне возможно, старая пристань Валичжэня была одним из крупных военных портов на востоке. Позже военных действий стало меньше, они сдвинулись на запад, и военный порт стал торговым. Баопу поинтересовался, относится ли откопанный старый корабль к временам древнего Лайцзыго.
— Нет, — покачал головой старик. — Этот большой корабль, должно быть, появился гораздо позже. На таких ходили мы с дядюшкой Чжэн Хэ… — На этом беседу нужно было прекращать. Говорил один Суй Бучжао. — О временах Лайцзыго надо у старого Го Юня спрашивать. Мы все из древнего Лайцзыго происходим. В истории Валичжэня есть одно место, которое необходимо исправить, нужно добавить, что все мы из древнего Лайцзыго… Э-хе-хе, после смерти Ли Сюаньтуна у нас один Го Юнь только и может рассказывать о древности.
— А ещё директор начальной школы Длинношеий У, он тоже умеет о древних временах рассказывать, — добавил Ли Чжичан.
— Этого принимать в расчёт не стоит, — гнусаво хмыкнул Суй Бучжао. — Он о древности говорит всё по-своему, переиначенному.
Все замолчали. Через некоторое время послышалась флейта Бо Сы. Она и сегодня звучала пронзительно, словно в одиночестве холодной ночи человек зовёт кого-то. Баопу, запрокинув голову, стал слушать, уголки губ у него подёргивались.
— Этот Бо Сы холостяцкую песню играет, — ткнул пальцем в окно Суй Бучжао. — Как появится у него жёнушка, так мелодия враз и переменится.
— Разве он может жену взять? — покачал головой Баопу. — Вряд ли.
— У каждого есть свой коронный ход, — усмехнулся Суй Бучжао. — Вот и он своей флейтой всё добыть может. И жену тоже.
Пока все обсуждали этот вопрос, Ли Чжичан не промолвил ни слова. Он в это время по-прежнему думал о золотых колёсиках и постепенно снова увидел Ханьчжан, которая приводила их в движение маленькими пальчиками. Она слилась с колёсиками в одно неразделимое целое, и Ли Чжичану хотелось крепко прижать их к груди. Наконец он включился в беседу и снова стал объяснять прозвучавший в ночь осеннего равноденствия суровый и холодный приказ Суй Цзяньсу: надо ждать. С той ночи он понял, насколько всё серьёзно, какой критический момент наступил для семьи Ли: очень скоро нужно будет выбирать между семьёй Чжао и семьёй Суй. Как быть? Ну как тут быть? Расставив трясущиеся руки, Ли Чжичан обратился ко всем троим. Суй Бучжао глянул на Баопу, тот молчал. Техник Ли закурил и зашагал туда-сюда по комнате, иногда задерживаясь у окна. Потом вдруг вышел на середину комнаты, остановился и взволнованно произнёс:
— Передаточные колёса ждать не могут.
Все трое, подняв головы, уставились на него. А он протянул руки к лицу Ли Чжичана:
— Ждал ли первый телефонный аппарат? А первая ядерная бомба? А первый искусственный спутник Земли? Нет, не ждали! Ни то, ни другое, ни третье!.. Почему должен ждать какой-то крошечный передаточный механизм? Товарищ Чжичан храбро берёт на себя ответственность перед наукой; наука — это истина, истина — это свет, а мрак боится света. Чего ты, в конце концов, боишься? Двигай вперёд.
Закончив говорить, техник Ли опять засунул руки в карманы. Ли Чжичан вопросительно посмотрел на Суй Бучжао.
— Как идёт корабль, — сказал тот. — Двигай вперёд.
Звуки флейты растеклись по вечернему небу. Звучала песня холостяка, от которой люди испытывали и грусть, и страх. Игравший на флейте Бо Сы сидел на берегу реки со встрёпанными волосами и бледным лицом. Звуки флейты то слышались, то пропадали, будто хотели существовать вместе со всем городком. Когда четверо в комнате замолкали, тут же доносились эти пронзительные звуки. От них ночь казалась холоднее, и все поёживались.
— Как услышу эту флейту, сразу вспоминаю о Суй Даху… — сказал Ли Чжичан. — Пару дней назад видел, как его мать жгла бумагу под крепостной стеной, принесла ещё свёрток со сластями.
— Сколько, интересно, прошло с седьмого дня? — задумался Баопу. — Надо прикупить ритуальной бумаги и поднести.
Чжичан покачал головой.
— Нужно дождаться официального извещения о гибели в бою, только тогда будешь знать, — сказал техник Ли. — Все сведения, что приходят до того, пусть даже через знакомых, определёнными назвать нельзя. Некоторые отрицают предыдущие слухи…
— Даху не погиб? — ахнул Ли Чжичан.
— Погиб-то погиб, — отмахнулся техник Ли. — Да вот только в этом сообщении говорится, что ещё полмесяца с его гибели не прошло, а раньше мы слышали другое…
Суй Бучжао расслабленно повалился на кан. Ему становилось не по себе, когда заговаривали о Суй Даху, ведь это был настоящий мужчина в роде Суй. Чуток бы пораньше, думал он, и этот Даху мог бы вместе с ним отправиться на корабле в моря. Суй Бучжао многих расспрашивал, как там, на фронте, пытался узнать, как погиб Даху. Отсюда до фронта далеко, вести приходят с перебоями только в письмах или устно через родственников, кто его знает, сколько изменений претерпят, пока дойдут. Лишь в одном эти вести были схожи: что Даху действительно погиб, и сердце Суй Бучжао болело. Его, старика, надо было отправлять из семьи Суй, думал он, а не безусого юношу! Даху ничего ещё не успел сделать, а его жизненный путь оборвался. А может, сообщение не соответствует действительности? Даху умер, не познав ни одной женщины. Будь он жив, думал Суй Бучжао, много бы чего рассказал. Валичжэньские проводили Даху, как старый корабль, и больше с тех пор никто им и не интересовался. Старик расслабленно вытянулся на кане, в уголках глаз сверкнули слезинки.
Ли Чжичан между тем завёл разговор про «звёздные войны», спросил «брехуна» про Североатлантический и Варшавский договоры. Техник Ли рассказывал без умолку, Ли Чжичан весь обратился в слух и лишь изредка вставлял фразу. Баопу курил, обратившись лицом в черноту окна, словно вылавливал пронзительные звуки флейты. Суй Бучжао пропускал всё мимо ушей, перед глазами у него стояло улыбающееся лицо Даху. Он ясно видел новенький автомат в юных руках и разговаривал с Даху через окно. «Ухожу я, дядюшка. На фронт ухожу и не знаю, вернусь ли. Умру, так отдам жизнь за родину, не страшно. Но о Валичжэне я помню, всё же прожил там восемнадцать лет…» Суй Бучжао подошёл к окну: «Ещё, может, вернёшься. Будешь вспоминать о родных местах — найди местечко, чтобы остаться одному, вслушайся, не грохочет ли старый жёрнов на берегу реки. Старики говорят: далеко от дома, если даже вестей нет, грохот старого жернова завсегда услышишь». Даху кивнул, прижался носом к стеклу. Суй Бучжао хотел погладить его лицо через стекло, но ничего не вышло. Даху вскинул автомат на плечо и зашагал прочь.
Прибыв на передовую и напряжённо прислушавшись, Даху действительно услышал громыхание старого жернова. Но когда сказал об этом вслух, командир роты Фан Гэ со смехом ущипнул его за ухо. Все знали, что вдалеке громыхает артиллерия. Линия фронта растянулась, и канонада стала казаться глуше и отдалённее. Бои шли ожесточённые, горстка холмов под ногами уже девять раз переходила из рук в руки. Рота Фан Гэ только что сменила другую, которая понесла тяжёлые потери. Возможно, им придётся пережить ужас ещё одного, десятого наступления. Прибыв на смену, бойцы остолбенели: под склонами холмов в несколько слоёв лежали трупы вражеских солдат. Они в жизни не видели такого числа мертвецов. Некоторые тела были почти без одежды, под лучами солнца зияли штыковые раны.
— Почему враги раздетые? — спросил Даху. Фан Гэ сказал, что это те, кто прокладывает проходы по ночам, без одежды чувствительность кожи выше, меньше вероятность нарваться на мину. А вот принимать пищу становилось воистину проблематично — поднимавшаяся снизу вонь становилась всё гуще.
— Сколько же народу полегло! — воскликнул Даху, глядя на груды раздувшихся трупов. — И через сколько лет народится столько же снова?..
Кого-то рассмешил наивный вопрос Даху:
— Люди, как лук-сеянец, — срезали один сбор, глядишь, другой из земли тянется.
— Я тоже сбор, что ли? — испуганно отозвался Даху.
— Какой же ты сбор? — усмехнулся собеседник. — Ты лишь малое пёрышко в большом сборе.
— Это враг падает как лук, — покачал головой Даху. — Нас не срежешь!
— На войне все в одинаковом положении, — мотнув головой, серьёзно заявил собеседник. — Кто кого раньше скосит, тот верх и возьмёт, во всяком случае, на время…
— Мы не дадим врагу взять верх! — воскликнул Даху.
— Будем надеяться, что так оно и будет, — кивнул собеседник.
Под жгучим солнцем трупы раздувались всё больше и смердели всё невыносимее. Фан Гэ обратился в штаб дивизии с просьбой решить эту проблему. В штабе дали распоряжение обратиться через громкоговорители к противнику с предложением выйти с белым флагом и убрать трупы. Противник отреагировал немедленно: под белым флагом выходить не согласны, это сбор трупов, а не сдача! И со своей стороны предложили выйти под флагом Красного Креста. Фан Гэ донёс это предложение в штаб дивизии. Там изучили вопрос и согласились. В тот день неприятель вышел собирать трупы, но бл