— И впрямь «красный стул»…
Здоровье Цзяньсу быстро пошло на лад, сознание прояснилось. Он велел тем, кто находился возле него, ни в коем случае не рассказывать о его болезни, и все согласились. Ханьчжан готовила ему вкусную еду, и он много ел. Но по-прежнему ощущал слабость в теле, ноги подкашивались. На другой день вопреки уговорам домашних вышел на улицу. На перекрёстке собралась большая толпа зевак, которые что-то читали. Подойдя поближе, он увидел объявление Чжао Додо об увеличении капитала для расширения фабрики. Объявление было написано кистью образцовым почерком кайшу, и с одного взгляда можно было распознать руку Длинношеего У. В объявлении говорилось, что для акций свыше тысячи юаней прибыль распределяется соответственно номиналу; меньше тысячи — после погашения более высоких процентов в конце года; могут быть также взносы нескольких человек на паях… «Лихо действует „Крутой“ Додо», — подумал Цзяньсу. Без колебаний он помчался домой и большими жирными иероглифами написал несколько объявлений, в которых заявил, что тоже хочет стать акционером фабрики, и обозначил условия, более щедрые, чем у Додо, чтобы привлечь больше вкладчиков. Кто-то начал обсуждать его объявление, сказав, что в семье Суй наконец нашёлся кто-то, кто высунул голову. Другой в ответ рассмеялся: «И зачем высунул? Чтобы под нож попасть?» — Стоящий в толпе Цзяньсу внимал этим словам очень серьезно…
Минул ещё один день, никто не внёс ничего ни той, ни другой стороне. Цзяньсу то и дело взволнованно выходил на улицу. Баопу уговаривал его сходить к Го Юню поблагодарить за лечение, купил для него немного сластей. Цзяньсу ожидал этого визита с волнением, ему очень хотелось привлечь старика на свою сторону.
Во двор к нему он заходил очень редко — было неудобно входить из-за царившей там необычной тишины. Го Юнь приветствовал его сидя и без препирательств принял подношение. Спросил, как идёт излечение, но поглощённый своими мыслями Цзяньсу лишь отговорился. Потом Го Юнь и вовсе замолчал, лишь попивал чай. Подождав немного, Цзяньсу наконец завёл разговор о своём намерении взяться за подряд на фабрику. Старик никак это не прокомментировал, а лишь слушал.
— Чжао Додо хорошо устроился, — начал Цзяньсу, — в самом начале подряда народ в городке ещё не разбирался, что это такое, и, похоже, так и не проснулся. В мире всё меняется, а никто ничего не понимает. Чжао Додо этим воспользовался и получил фабрику почти даром. На поверхности пользу извлекает один он, на самом же деле за ним стоит большая группа, которая самоуправствует в Валичжэне. Обид я натерпелся достаточно, давно подумываю о том, чтобы начать борьбу и вымести всю эту братию. В душе я, конечно, не могу быть уверен. Но хочу, чтобы народ в городке понял: род Суй ещё не весь повымер, есть ещё люди…
Го Юнь прихлёбывал чай и тщательно поправлял завязки обмоток на ногах. Взглянув на Цзяньсу, он вздохнул. Тот не сводил с него вопросительного взгляда.
Го Юнь опустил взгляд на каменный столик:
— Трудно понять дела мирские, в двух словах и не скажешь. Моё поколение считало, что «понёс убыток — счастье», что «терпение несёт мир», нынче же, видать, не совсем так. Худым людям выпадает удача за удачей — это уже в порядке вещей. Однако «тот, кто завоюет симпатии народа, обретёт всю поднебесную», и это непреложная истина. Люди в городке много раз возвращались к одному и тому же. Кто-то малодушничает, кто-то ленится, теперь пока что все опираются на реальную силу, но в долгосрочной перспективе будут доверять людям порядочным и трудолюбивым. Одним из таких можно считать Баопу. У тебя же характер отважный и беспокойный, пойти в наступление для тебя не составит труда, а вот сколько ты продержишься — вопрос. А у жителей городка представления иные…
Здесь Го Юнь поднял голову и посмотрел на Цзяньсу. Тот вспыхнул, уголки губ затряслись:
— Почтенный Го Юнь! Мой старший брат человек хороший, ему можно доверять — я тоже так считаю. Сердцем он за всех жителей городка. Но он год за годом просиживает на этой старой мельничке! Разве так должны поступать члены семьи Суй?
Го Юнь покачал головой и протяжно вздохнул:
— Да, в этом его беда… — После этих слов старик больше не пожелал открывать рот. Цзяньсу ничего не оставалось, как только распрощаться. С тяжёлым сердцем он вышел на улицу.
Всю ночь он обдумывал сказанное Го Юнем, не в силах заснуть.
После рассвета Цзяньсу получил точные известия о том, что вечером на месте старого храма пройдёт общее собрание по новому подряду. Сердце тут же забилось, он принялся беспокойно расхаживать по комнате. Чтобы пережить этот момент, решил принять снотворное… Во сне он в одиночестве неторопливо брёл по тёмно-синему берегу реки. Поднял голову и огляделся — вокруг никого, и зашагал дальше в полной тишине. Казалось странным, что на реке царит такое безмолвие и без конца и края простирается тёмно-синий берег. Нагнувшись, он набрал пригоршню песка и обнаружил, что все песчинки синие. Далеко впереди появилась маленькая красная точка. Поначалу он посчитал, что это солнце, но точка становилась всё больше, и оказалось, что это гнедая лошадь. Сердце ёкнуло, он вгляделся — да это отцовский гнедой! Гнедой остановился перед ним и стал тереться мягкой щекой. Цзяньсу заплакал и крепко обнял коня. Потом вскочил ему на спину. Гнедой заржал и понёсся по синему бескрайнему берегу.
Неизвестно в котором часу в дверь застучали, и он проснулся. Дёрнув за шнурок выключателя, увидел стоявшего в свете лампы Баопу. Выражение лица у того было серьёзное:
— Крепко спишь. Но мне пришлось разбудить тебя. Скоро начнётся собрание, ты очень расстроился бы, пропустив его, пойдём.
Цзяньсу быстро оделся, и они вышли из дома. В душе он был очень признателен брату. По дороге Баопу рассказал, что собранию придаётся большое значение, на него собирались прийти, оставив работу, все работники фабрики. К этому времени на месте старого храма собрались все жители городка.
Народу действительно пришло тьма-тьмущая. На возвышении за рядом столиков из белого дерева сидели секретарь горкома Лу Цзиньдянь, городской голова Цзоу Юйцюань, а также руководители улицы Гаодин. Было одно свободное место рядом с городским головой, говорят, оставленное для Четвёртого Барина. Председателем собрания был староста улицы Гаодин Луань Чуньцзи, он пригласил всех желающих получить подряд пройти вперёд. Вскоре на передние места прошёл один человек, потом один за другим вышло ещё с десяток. Цзяньсу возбуждённо глянул на брата.
— Иди, — только и сказал тот.
Собрание началось. От имени комитета улицы Гаодин выступил Ли Юймин, он познакомил с результатами деятельности за прошедший год. Подряд на промышленное производство и побочный промысел выполнен в полном объёме, все статьи отчислений тоже в конечном счёте выполнены. Говорить складно Ли Юймин не умел, кое-как закончив, он передал слово руководителям городка. Поднявшийся Лу Цзиньдянь сказал несколько слов относительно ключевых проблем. Он призвал большее число претендентов принять участие в подряде, отметив, что Валичжэньская фабрика лапши является первостепенным промышленным предприятием городка и непременно должна попасть в руки самых способных и честных. Что касается других предприятий, пусть и за них выступит большее число добрых людей! Во время его выступления никто из присутствующих не проронил ни звука. Через некоторое время вперёд прошли ещё несколько человек.
— Отлично! — взволнованно воскликнул Цзоу Юйцюань. — Зачем проводить «мёртвое собрание», «собрание для видимости»!..
Наступил важный момент, и все участники напряглись. Председатель собрания Луань Чуньцзи подвинулся к свету лампы и разложил перед собой кипу бумаг, карандаш и кисть с красной тушью. Начал он с первых в списке малых предприятий и производств. Конкретно это выражалось в том, что председатель называл самую малую сумму, через некоторое время выбирал самую высокую, и на этом всё заканчивалось, как на аукционе… Луань Чуньцзи провозгласил: «Начали!» — и глянул на наручные часы. Многие продвинулись ещё ближе, напряжённо вытягивали шеи, упираясь руками в бока и беспокойно потирая их. Первые несколько секунд прошли в убийственном молчании, потом послышалось приглушённое бормотание, словно называвший сумму стеснялся. Не успел этот голос стихнуть, как цифру назвал другой, уже гораздо громче. Цифры назывались одна за другой, возрастая, как прилив. Оставшееся время Луань Чуньцзи, глядя на часы, считал:
— Три секунды, две…
Бах! Его большая ладонь с силой опускалась на столешницу, потом кистью с красной тушью проставлялась последняя прозвучавшая цифра, решено.
Дело шло далее по списку: одни отходили, другие выступали вперёд. Тени принимающих участие в торгах колебались в свете лампы, пот пробил даже праздных зрителей. Когда наконец очередь дошла до фабрики, семь-восемь человек разом встали и выдвинулись вперёд. Все хотели взять подряд. Чжао Додо скинул верхнюю одежду и, обернувшись, бросил туда, где сидел. Он встал немного впереди всех, держа руки на поясе, задрав локоть в сторону стоявшего рядом Суй Цзяньсу. Тот поёрзал и переместился на полшага, чтобы загородить Чжао Додо с одной стороны. Тот скрестил руки на груди всего в нескольких цунях от рёбер Цзяньсу.
— Фабрика лапши, — громко возгласил Луань Чуньцзи. — Нижний предел — семьдесят пять тысяч юаней; время определяется в пять минут, начали! — Только он проговорил это, как Чжао Додо заорал как ужаленный:
— Постойте. Нужно сказать пару слов, чтобы всё было ясно. Я на подряде больше года и мог бы назначить более высокую первоначальную цену, ведь заменено оборудование, запущены пути снабжения и сбыта — хорошо, если новый подряд достанется мне, а если поменяется хозяин, с кого мне спрашивать эти немалые деньги? Надо дать массам высказаться, староста…
— Я об этом уже думал, — крикнул Луань Чуньцзи. — Потом разберёмся с этими твоими деньгами. На этот раз подряд возобновляется на новой основе. — Кричал он громко, было ясно — чтобы слышали все присутствующие.