— Староста, надо бы сначала договориться о мелочах, чтобы о главном разговор шёл хорошо. Извините за беспокойство, но с этой суммой нужно всё выяснить, если я один потерплю убыток, ещё куда ни шло, а ведь моим работникам тоже нужно жить…
— Знаю, знаю, — отмахнулся Луань Чуньцзи.
Тут в сторону президиума обратился Суй Цзяньсу:
— Я тоже хочу сказать пару слов! — И, не дожидаясь согласия, повернулся к толпе. — Я тоже пару слов скажу! Староста Луань только что сказал, что потом разберёмся с деньгами Чжао Додо, ладно. Но эту сумму надо предать гласности статья за статьёй, нехорошо, если потерпит убыток один человек, а если в убытке останутся старые и малые — вообще никуда не годится.
Неодобрительно засопев, Чжао Додо уставился на Цзяньсу. А тот как ни в чём ни бывало продолжал:
— Ничего особо трудного в этом нет. Расскажу всем в двух словах: в самом начале подряда на фабрике имелось два миллиона пятьсот восемьдесят цзиней фасоли, шестьдесят три кучи крахмала, плюс двести с лишним цзиней в процессе производства, всего на сумму сто восемьдесят две с лишним тысячи юаней. В шестом месяце произведено переоснащение осадочного оборудования, в восьмом — установка механизмов в мельничном цехе, всего сумма вложений составила сто сорок четыре тысячи юаней… Начальная цена за подряд на этот раз — семьдесят пять тысяч юаней — действительно очень низкая! В прошлый раз годовой подряд принёс валовую прибыль более чем в два миллиона сто семьдесят девять тысяч четыреста юаней, а чистая прибыль — более ста двадцати восьми тысяч юаней, при сумме налогов семьдесят три тысячи разница действительно слишком велика…
Мало-помалу слова Цзяньсу стал перекрывать гомон толпы. Увидев, что кто-то оперирует цифрами играючи, все были ошеломлены, понимая, что за ними есть основания. Все сердито пыхтели, обменивались взглядами, повторяли вслух некоторые цифры. Чжао Додо что-то вопил, будто его ткнули, но уже было не разобрать, что именно. Толпа приутихла, лишь когда вскочивший Луань Чуньцзи стал махать рукой, а Лу Цзиньдянь оживлённо жестикулировать.
— Пустые крики в цифры не переведёшь, — заявил истекающий потом Луань Чуньцзи, — в приходно-расходных книгах всё постатейно расписано!.. Если первоначальная цена мала, она может резко возрасти…
Цзяньсу тоже прошиб пот, он поднял руку, чтобы вытереть его, не сводя глаз с Луань Чуньцзи. В его глазах заплясали искорки и, не обращая ни на что внимания, он снова крикнул:
— Я рассказал всё как есть. Я тоже здесь за подрядом. На сей раз забрать его по дешёвке ни у кого не получится… Смысл в этом!
В президиуме раздались крики, называли его имя, требуя остановить. Он закрыл рот… Собрание продолжилось.
— Фабрика лапши, — громко выкрикнул Луань Чуньцзи. — Начальная цена семьдесят пять; определённое время — пять минут, начали! — И опустил глаза на часы.
— Семьдесят семь! — первым крикнул Чжао Додо.
— Семьдесят восемь! — подал голос кто-то ещё… Постепенно цифра доросла до восьмидесяти пяти. Цзяньсу молчал, на голове поблёскивали капли пота, волосы сбились, пряди прилипли ко лбу. Он огляделся по сторонам, словно что-то ища. Потом его взгляд упал на кисть с красным кончиком в руках Луань Чуньцзи. Он сжал зубы и яростно выкрикнул:
— Сто десять тысяч!
Над собранием повисла тишина. Разница между цифрами составила двадцать пять тысяч юаней, и все в президиуме и внизу застыли с разинутыми ртами. Луань Чуньцзи встал и по-прежнему с опущенной головой произнёс:
— Время почти вышло, почти вышло… — и поднял руку. Не успел он поднять её, как Чжао Додо торопливо крикнул:
— Ещё тысяча!
— Ещё тысяча! — эхом отозвался Цзяньсу. Луань Чуньцзи не опускал руку, он лишь тёр глаза.
Слышно было, как народ переводит дух. Тут вперёд резко выскочил Чжао Додо, выбросил вперёд правую руку и хрипло заорал:
— Ещё одна тысяча!
Луань Чуньцзи как раз опускал от глаз руку и вслед за выкриком хлопнул по столу. И шлёпнулся на стул… Суй Цзяньсу сполз на землю, обхватив плечи руками, словно стараясь согреться.
Народ смешался. Принимавшие участие в торгах понемногу разошлись от президиума. Лишь когда Ли Юймин стал оглашать результаты, толпа мало-мальски успокоилась. Когда он закончил, подошёл Чжао Додо и что-то сказал, Ли Юймин кивнул. Чжао Додо тут же повернулся лицом к собравшимся, стал вещать о своих грандиозных планах создать «Балийскую генеральную компанию по производству и сбыту», призвал местных жителей делать инвестиции и так далее… Сидевший на земле Суй Цзяньсу слушал-слушал, неторопливо поднялся и вышел вперёд.
— Фабрика попала в руки Чжао Додо — всё на его стороне: и время, и обстановка, и поддержка… Но я хочу начать сызнова! Старые и малые, те, кто мне доверяет, делайте свои вклады! Если не будет получаться вернуть деньги всем, продам дом, землю, жену…
— У тебя и жены-то нет! — громко хохотнул кто-то.
— Ещё будет! — парировал Цзяньсу. — Люди добрые, члены семьи Суй слово держат…
Сидевшие в президиуме Лу Цзиньдянь и Цзоу Юйцюань вскочили, не сводя глаза с Суй Цзяньсу, а когда он закончил, уселись обратно. Народ снова оживился. Потом гомон стал вдруг стихать, все подняли головы и увидели Четвёртого Барина, который незаметно появился перед помостом со своим посохом. Он стоял там, молча поглядывая по сторонам и сверкая глазами. Потом ударил посохом о землю и крикнул:
— Чжао Додо!
Чжао Додо, согнувшись в поясе, суетливо откликнулся и подбежал.
Четвёртый Барин неторопливо откинул полу одежды, достал из пояса красный свёрток и передал Чжао Додо со словами:
— Ты за жизнь много дров нарубил, а нынче, считай, доброе дело сотворил, основал компанию. Тут двести юаней. Четвёртый Барин человек небогатый — вкладываюсь исключительно из тёплых чувств. Давай сразу пересчитай!
Чжао Додо почтительно принял свёрток обеими руками:
— Да не надо, зачем пересчитывать…
— Здесь же пересчитай! — строго прикрикнул Четвёртый Барин…
Когда все разошлись, было уже за полночь. Члены семьи Суй уходили последними. Цзяньсу, сидевший на холодном как лёд позеленевшем камне, сначала не хотел вставать, но Суй Бучжао с Баопу подняли его, и все трое побрели домой. От места, где стоял старый храм, до двора семьи Суй было недалеко, но они преодолели это расстояние с большим трудом и молча.
Баопу с дядюшкой довели Цзяньсу до его каморки, велели Ханьчжан приготовить ему поесть и накормить. Немного посидели и ушли. Сидя рядом с Цзяньсу за столом и глядя на него, Ханьчжан проговорила:
— Ложись-ка ты спать, второй брат.
— Ты была на собрании, Ханьчжан?
— Нет, — покачала головой она. — Испугалась, что народу будет много…
— Значит, ты не знаешь, что там… происходило… — пробормотал он, будто говоря сам с собой.
— Знаю, — пробурчала Ханьчжан. — Я обо всём могла догадаться, второй брат. Ложись спать… Ты слишком устал.
Несколько дней подряд Цзяньсу не выходил из дома. Он словно чего-то ждал. За эти дни вложения в предприятия обсуждали лишь в двух домах — Суй и Ли. Собранная сумма не превышала нескольких сотен юаней, скорее это было самоутешение, а не инвестиции. Говорили, что Чжао Додо за эти несколько дней уже собрал в городке и за его пределами несколько десятков тысяч юаней, а ещё утверждали, что он ведёт переговоры с банком о предоставлении кредита — это открыло глаза Цзяньсу, который решил тоже взять взаймы определённую сумму, поднапрячься! Он пошёл в банк, и там ему объяснили порядок предоставления кредита. Сходил и к Луань Чуньцзи, который предложил прийти после того, как будет оформлен комплект документов на частное предприятие. Испугавшись, что всё это обернётся напрасной тратой денег и обиванием порогов, Цзяньсу решил подать заявку на кредит под «Балийский универмаг». Ли Юймин согласился помочь, кроме него он заходил ещё и к Лу Цзиньдяню и Цзоу Юйцюаню. В итоге банк согласился выдать кредит, но лишь на сумму пять тысяч юаней. Цзяньсу остался крайне разочарован. Как раз в это время дошли новости, что Чжао Додо получил кредит в двести тысяч. Цзяньсу поинтересовался в банке, почему такая большая разница. Управляющий банком ответил, что Чжао Додо известен во всём уезде как «промышленник». И что у него есть указания руководства давать таким людям основные гарантии и предоставлять беспроцентный кредит или кредит по низкой ставке. Услышав это, Цзяньсу, ни слова не говоря, ушёл.
Ночью он стоял у решётки с коровьим горохом и долго смотрел на увядшие листья. Неожиданно перед глазами мелькнул силуэт той девушки, что срезала колючки. Задрожав всем телом, он вытянул руки и обхватил грудь… В окне старшего брата виднелся его силуэт, Цзяньсу вошёл к нему и остолбенел: Баопу что-то считал на больших красных счетах!
— Что ты делаешь? — вопросил Цзяньсу.
— Свожу счета по фабрике, — спокойно ответил брат.
Цзяньсу плюхнулся на кан, переводя дыхание:
— Слишком поздно ты этим занялся!
— Слишком поздно, верно, — кивнул брат. — Но в любом случае подсчитать надо!
Помолчав, Цзяньсу сказал:
— Я давно уже всё подсчитал и говорил тебе.
— Мне нужно посчитать самому, — проговорил Баопу, щёлкая костяшками. — Да и считаю я по сравнению с тобой подробнее и больше. То, что мы подсчитаем, далеко не всё… Придётся ещё немало потрудиться.
Недоумённо глядя на счёты, Цзяньсу снова поднялся и стал ходить по комнате. Вынул из ящика стола «Манифест коммунистической партии», полистал и положил обратно. Дождался, когда брат сделает паузу в расчётах, и рассказал сон, приснившийся за пару дней до собрания. О бескрайнем береге реки синего цвета, о том, что синей казалась каждая песчинка. О прибежавшем гнедом, красном, как солнце. О том, как он вскочил на него и умчался прочь… А потом проговорил:
— Уеду я из Валичжэня, брат.
— Куда это? — удивлённо глянул на него Баопу.
— В город. Не хочу здесь торчать. Сейчас можно приезжать в город и заниматься торговлей, хочу открыть там магазинчик или ещё чем-нибудь займусь. А лавку здесь оставлю на ведение урождённой Ван.