Он тихонько стучал в дверь, словно поглаживая её. Но дверь оставалась наглухо запертой. Кусая губы, он побагровел и отошёл в сторону. Походив, остановился, снова постучал и позвал её по имени.
Ответа так и не было. И он снова принялся расхаживать перед дверью. Через какое-то время остановился, отступил на пару шагов и с ненавистью уставился на створки. Потом отошёл ещё на пару шагов и бросился на дверь плечом. С грохотом вылетела щеколда, и он вместе со створкой двери ввалился в комнату.
Чжоу Яньянь удивлённо вскрикнула и от страха забилась в угол. По руке Цзяньсу текла кровь, но он не обращал на это внимания, уставившись на скорчившуюся Чжоу Яньянь. И охрипшим голосом негромко спросил:
— Всё разузнала про меня, говоришь? Всё до конца? Что я голодранец из Валичжэня, что я из невезучей семьи Суй, знаешь? А о том, что перед тем, как приехать в город, я принимал участие в аукционе по аренде и потерпел сокрушительное поражение, тебе тоже известно? Ага, молчишь, видать знаешь всё. Могу я что-то добавить? А?
Чжоу Яньянь сжалась в углу, её тело подрагивало. Она отрицательно мотала головой, не зная, как быть.
Голос Суй Цзяньсу вдруг загремел, когда он, с силой бросив вниз крепко сжатые кулаки, большими шагами заходил по комнате:
— Ты всё знаешь и, должно быть, очень собой горда! Знаешь и хорошо — прекрасно, мать его! Вот такой я, Суй Цзяньсу. То, что ты встретила такого человека, который поднимет тебя на руки, заключит в объятия, прижмёт к сердцу, полностью покорит тебя, даже прикончит — это поистине огромное счастье! Такого тебе больше не встретить, нет! А ты малодушная, сопливая девчонка, которая ничего в жизни не видела, вероломная, бесчувственная, тебе наплевать, сколько я думал о тебе, когда был на чужой стороне, рассердилась и уже знать меня не хочешь! Теперь я, считай, понял: такие как ты, рождаются для главных управляющих компании Ихуа, самоё то для таких ублюдков… Ну, что вылупилась? Я ведь для тебя деревенщина неотёсанная! Да, так оно и есть. Но будь я не такой, ты бы меня и не поняла. Ты считаешь, что я обманывал тебя, потому что у меня нет связей, нет денег, что я лишь бродяга, которого занесло сюда из небольшого городка, что я неудачник. Да, я такой, но разве я когда-то пытался это скрыть? Что ввело тебя в заблуждение — то, как меня именуют, моя визитка, то, как я одеваюсь или веду себя? Но кто решил, что такие люди, как я, не должны иметь такого титула, таких красиво напечатанных визиток или хорошо одеваться, не должны вести себя как люди образованные? Кто это решил? Ты? Или тупицы вроде тебя? Что ты сама-то собой представляешь? Разве ты не сбежала с прежней работы в город? Чем ты благороднее меня? Ты сама почитаешь себя благородной. Я же считаю благородной семью Суй. Покопайся в истории и обнаружишь, что у семьи стоящего перед тобой человека имелись производства в нескольких крупных городах, её влияние распространялось и за рубеж, что она процветала несколько поколений и только за последние несколько десятилетий ограничилась пределами одного небольшого городка. Попробуй сравнить, и поймёшь — но сразу хочу сказать тебе, что эти сравнения ничего не стоят! Стоящий перед тобой человек так одинок, нужно лишь вглядеться в него хорошенько. Взгляни попристальнее мне в глаза, и ты должна понять, что они ничего не могут скрыть, в непогоду или тёмной ночью могут чётко определить нужную дорогу, вывести тебя туда, где хорошо. Взгляни и на мои руки, на мои ладони, в них сила, и никому не дано их превозмочь. Они отвоюют безопасное место и для тебя. Этот человек в одиночку пришёл в город, и за душой у него лишь смелость и сила. Сама подумай, могут быть такие руки у человека никчёмного? Ты слишком близорука, видишь лишь то, что прямо перед тобой, тебе не дано понять нашей семьи. Наша семья уже настрадалась столько, что с лёгкостью не открывает сердца перед женщинами. Я открыл тебе своё, но нанести ему вред ты тоже не в силах. Если ты думаешь, что члена семьи Суй можно легко задеть, считай, глубоко ошибаешься. Ты моя, моя, ты тщеславная и глупая, поэтому этот ублюдок довёл тебя до слёз. Я тебя не бросал, потому что мы оба попали в город как бродяги, и наши судьбы сходны! Я думал, что смогу оберегать тебя всю жизнь, чтобы ты всю жизнь оставалась красивой и избалованной. Силы для этого у меня есть, но у других нет. У этого ублюдка тоже нет, он и по характеру подлый. Да и откуда взяться силе у такого мешка с костями? А у меня она есть, но ты хочешь уйти от меня, а перед уходом вывалить кипу ложных обвинений. Сколько же в тебе жестокости! Внешне красавица, и мужчины отдаются на милость тебе, но ты обходишься с этими пленниками по своему произволу. Тебе абсолютно наплевать, сколько они прольют крови. Таким скверным женщинам, как ты, лучше всего подходят неверные в любви, которые сначала сделают вид, что сдаются, сначала разделаются с тобой, плюнут и уйдут. Но я так не могу, потому что люблю тебя, люблю. По-настоящему я любил лишь одну женщину — Наонао, ты её не знаешь, а теперь это ты. Если ты поднимешь на меня нож, я сломаю его, но тебе вреда не нанесу…
Говоря это, Суй Цзяньсу подходил всё ближе к углу, где сидела Чжоу Яньянь. Она не отрывала от него глаз, видела, что он весь взмок, и несколько раз взвизгивала. Подняла руки, будто сдаваясь, потом опять прижала к груди. Она тяжело дышала, плечи её подрагивали, и вдруг раздался её громкий крик:
— Хватит, Цзяньсу!
Вытянув вверх руки и с напряжением вскочив, она обхватила Цзяньсу за шею и принялась целовать его. Слёзы ручьём лились ему на шею, попадая в рот и ей.
Цзяньсу не противился поцелуям, осторожно отведя в сторону окровавленную руку. Потом стал гладить обеими руками её волосы. Через некоторое время он чуть отстранил её со словами:
— Не стоит так вот сразу меняться, слишком быстро у тебя получается. Время есть, подумай хорошенько. А я пока в магазине буду, после возвращения даже не заглянул туда… Там и буду тебя ждать — если считаешь, что нам нужно расстаться, то и не приходи. Сам пока приходить не буду… Да, надо первым делом помочь тебе дверь починить.
В магазине царил радостный настрой. Благодаря помощи компании Ихуа продажи в магазине росли. Цзяньсу продал кое-что из старой импортной одежды уличным торговцам, с кем он поддерживал контакты раньше. Хозяин с хозяйкой называли вернувшегося Цзяньсу не иначе как «управляющий нашего магазина». Тот никак на это не реагировал, его заботило лишь одно: он ждал, когда в магазине появится силуэт Чжоу Яньянь. Хозяин магазина нередко о чём-то шептался с продавщицами, они переглядывались и хихикали, краснея. А в отсутствие жены, он, бывало, давал им деньги на мелкие расходы. Однажды он с воодушевлением сообщил Цзяньсу, что на улице уже несколько дней проводится конкурс ораторов, мол, победитель может получить приз в несколько сотен юаней, и Цзяньсу вполне может попробовать. Цзяньсу лишь усмехнулся, он пребывал в томительном беспокойстве, ожидая увидеть знакомый силуэт.
В один прекрасный день с утра пораньше неожиданно появилась группа незнакомых людей, некоторые в фуражках с длинными козырьками. Они выгнали всех покупателей и стали требовать управляющего и бухгалтерские книги. Все в магазине пребывали в крайнем изумлении, Цзяньсу тоже был в шоке. Через какое-то время все поняли, что пришли арестовывать ту самую партию импортной одежды. Она оказалась незаконной, и на магазин вышли через уличных торговцев. Арестованная одежда подлежала изъятию и сожжению, а «Балийский универмаг» ждал крупный штраф.
«Напраслина всё это!» — возопила хозяйка и грохнулась в обморок. Магазин перевернули вверх дном, девчонки-продавщицы без конца переглядывались. Цзяньсу пытался что-то объяснить пришедшим, но его никто не слушал, все взирали с каменными лицами. Не находя места, он бросился искать Сяо Фаня, который с искажённым лицом сообщил, что его уволили! Тут Цзяньсу наконец понял, что компания Ихуа их надула!
Всё в один миг переменилось, на оплату штрафа пошёл даже основной капитал. Несколько дней подряд Цзяньсу молча расхаживал по магазину. Про себя он повторял одно: «Ну и врезали они мне, ну и врезали!» Хозяин с хозяйкой, беспрестанно сморкаясь и всхлипывая, не переставали винить во всём его. Вечером Цзяньсу собрался выйти, но хозяин вцепился в него с округлившимися от бешенства глазами:
— Куда? Не сбежишь! Ишь какой, развалил мой славный магазинчик и ходу!
Цзяньсу левой рукой схватил его за запястье и с силой швырнул на пол.
— Свинья ты тупая! — выругался он. — У меня доли оформлены, всё нотариально заверено, куда я сбегу? Свинья тупая! — Он отряхнул ладони, будто испачкался, и вышел.
Опустилась ночь, над головой мерцали звёзды, Цзяньсу шёл, старательно избегая людных мест. Хотел было пойти к ней, но сдержал себя. Непроизвольно пришёл к тому утуну, под которым впервые поцеловал её, и долго стоял там, закрыв глаза и негромко бормоча: «Ну и врезали они мне…» Спустя некоторое время появилась чёрная тень — это был тот самый человек, которого они встретили тогда, он наклонился над мусорным баком и принялся что-то вылавливать. У него опять что-то хрустело на зубах, и Цзяньсу подошёл к нему. Глядя на него и поглаживая кулак, он проговорил:
— Ну и как мне ответить на этот удар?
Чёрная тень продолжала натужно жевать, хруст раздавался всё громче, считай, это и был ответ. Цзяньсу повернулся и пошёл прочь. Теперь он специально шагал по оживлённым местам, глядя на продавцов джинсов, семечек, засахаренных каштанов и предлагающих глянуть на шоу за пять фэней с холодным равнодушием. Вскоре он увидел широкую площадь и толпу рядом с транспарантом из красной ткани с надписью «Призовой конкурс на лучшего современного оратора», а подойдя поближе — вещающего с помоста человека, который истекал потом. Цзяньсу терпеливо выслушал несколько речей. Кровь взыграла в груди, тревога и возмущение тут же сменились возбуждением и подъёмом, захотелось броситься в бой, убить. Он пробежал глазами условия конкурса: в течение определённого времени нужно было использовать как можно больше самых новых слов. Тут же подошёл к распорядителю, за