— Пишет? Нет? Ну, это хорошо. Я когда сбежал плавать по морям, тоже ни разу не написал домой. Когда уходишь из дома вершить великие дела, возвращаешься повидать земляков лишь по их завершении. И тебе честь и почёт. Я был в том городе, куда он отправился, там много закусочных, на перекрёстках устраивают представления, где выступают мастера владения копьём. Прелестных девиц немало. Знавал я одну, лет двадцати, с большими ногами, большими руками — то, что надо! Как сейчас могу вспомнить её облик, а вот как её звали, не помню, вроде бы Чуэр…
Тут Баопу прервал речи дядюшки. Тот погладил бородку и, сверкнув серыми глазками, проговорил:
— А ты видел «должностное лицо» Чжао Додо? Хе-хе, вот уж глаз так глаз, такую прелестную штучку разыскать! Ручки и ножки с беловатым отливом, идёт, покачивается. А ноги какие длинные, одни ноги чего стоят! Хе-хе, стар я уже, ни на что не гожусь. А лет десять-двадцать назад я бы за ней приударил! — Тут Баопу встал и предложил сходить проведать Ли Цишэна.
Прохаживаясь по фабрике, Чжао Додо всегда приводил «должностное лицо», и она, запыхавшись, следовала за ним. Всякий раз, когда они появлялись, на неё обращались взгляды всех, кто был в цехе. Она была в узких брюках из плотной ткани и заправленной в них красной шёлковой кофточке. Всем было интересно поглазеть поближе на её плотно сбитую фигурку. Чжао Додо смотрел по сторонам, то и дело запихивая обратно свисавшую лапшу, расспрашивал рабочих, сколько было комков с начала смены, хорош ли раствор. А получив ответ, что-то говорил следовавшей за ним «должностному лицу». Смуглый рабочий, стучавший наверху железным ковшом, стал кричать, когда она приблизилась:
— Ух ты! Ух ты!
— Возбудился, что ли? — поднял голову Чжао Додо. — Гляди, кочергой-то прижгу!
Весь цех грохнул смехом. «Должностное лицо» поинтересовалась у Чжао Додо, почему они смеются, и тот ответил:
— Смешно им, что мохнатой гусенице прижгут волосок.
«Должностное лицо» стояла рядом с Даси, которая промывала лапшу, и не преминула толкнуть её локтем. «Должностное лицо» прошла дальше и приблизилась к Наонао. Та молча хлопотала у бассейна с тёплой водой и, улучив момент, когда «должностное лицо» повернулась к бассейну спиной, окатила водой её обтянутый зад. Чжао Додо вышел из здания фабрики, «должностное лицо» поспешила за ним. Как только они вышли из ворот, она принялась жаловаться, на что Чжао Додо сказал:
— Да там полно хулиганья. — Они зашли в мельничку у реки. Сидевший на квадратной табуретке Суй Баопу даже не встал, когда Чжао Додо представил его. — Это старший барчук из семьи Суй.
«Должностное лицо» протянула ему руку, и Суй Баопу пожал её. «Должностное лицо» улыбнулась и заметила Чжао Додо:
— Старший барчук повоспитаннее будет.
Тот лишь хмыкнул:
— В этом он хорош. — И поворошил фасоль на конвейере. Когда они выходили, Баопу случайно заметил мокрое пятно у неё на заднице и преисполнился недоумения.
Этой ночью, считая на больших счётах, Баопу испытал неведомое раньше чувство безотлагательности. Расчёты бесконечны и запутаны. Ему вдруг пришло в голову, что он пользуется теми же счётами, что и отец в своё время! Да и записи кое в чём сходились. Он встал и долго стоял, не двигаясь, на лбу выступили капли пота… Всякий раз глубокой ночью, ощутив усталость, он закуривал и принимался за маленькую книжку в клеёнчатой обложке. Она уже обтрепалась на углах и была испещрена его собственными пометками. Не понимая чего-то, он ставил знак вопроса и оставлял до следующего раза. Каждый раз всё воспринималось совсем по-другому, а иногда понимание было неверным. Вот и этот отрывок за месяц он прочитал уже трижды и сегодня решил прочесть ещё раз. «Буржуазия менее чем за сто лет своего классового господства создала более многочисленные и более грандиозные производительные силы, чем все предшествовавшие поколения вместе взятые. Покорение сил природы, машинное производство, применение химии в промышленности и земледелии, пароходство, железные дороги, электрический телеграф, освоение для земледелия целых частей света, приспособление рек для судоходства, целые, словно вызванные из-под земли, массы населения, — какое из прежних столетий могло подозревать, что такие производительные силы дремлют в недрах общественного труда!» Как и раньше, дочитав до этого места, Баопу пришёл в волнение. Про себя он сравнивал связь между словами «менее чем за сто лет» и «все предшествовавшие поколения», признавая, что эти двое обладали величайшей способностью сравнения и расчётов. Очевидно, что здесь содержится ещё более великий, ещё более сложный подсчёт. При этой мысли он отпихнул счёты, без конца тяжело вздыхая. И задумался о покорении сил природы и, само собой, о том, как приложить это к Валичжэню. «Машинное производство», например, — ещё двух лет не прошло, как на старой мельничке установили передаточные колёса; применения химии в Валичжэне, считай, нет; «пароходство», если заменить это слово на «судоходство», было здесь развито с давних пор; железных дорог, понятное дело, в Валичжэне нет — во всём городке всего человека четыре и паровоз-то видели; что до «электрического телеграфа» — телеграмму отсюда не отправишь. Почтовое отделение имеется, а услуги такой нет. Суй Баопу понимал, что всё это хорошо и давно нужно было делать, но возможности не было. Вот и уяснить трудно, потому что этого нет в городке. Как уяснить то, чего нет? Над этим и приходилось ломать голову. Волей-неволей он признавал, что всё это очень сложно. Может, не поймёшь, хоть всю жизнь читай, но хотелось разобраться. Дрожащими пальцами он чиркнул спичкой, чтобы зажечь неизвестно когда погасшую сигарету, перевернул страницу, ища отрывок, который он уже не раз понимал.
«Нет ничего легче, как придать христианскому аскетизму социалистический оттенок. Разве христианство не ратовало тоже против частной собственности, против брака, против государства? Разве оно не проповедовало вместо этого благотворительность и нищенство, безбрачие и умерщвление плоти, монастырскую жизнь и церковь?..»
Баопу в растерянности смотрел на этот отрывок. Такое случалось каждый раз, когда он доходил до этого места. И он снова спрашивал себя: являешься ли ты яростным противником частной собственности? Да, являюсь. Как ты относишься к браку и государству? Трудно сказать. А задумывался ли о добродетели и нищенстве, о безбрачии и воздержании, о нравственном совершенствовании и служении Богу? Задумывался или нет? Хотя бы самую малость? Не переоцениваешь ли ты его окраску и не выхолостил ли или частично изменил его суть? Каков будет твой ответ?
Баопу тупо смотрел на все эти вопросительные знаки, на лбу выступили капли пота. Он не знал, как ответить. Усердно копался в себе до приступов душевной боли. Это затрагивало самые глубокие уголки души, заставляло снова и снова переживать боль, печаль и радость. Да, это требовало серьёзного пересмотра всего, что было, пересмотра начал поведения, пересмотра всего хода дел. Он снова вспомнил долгий ночной разговор с Цзяньсу накануне его отъезда в город, и взгляд в прошлое, и согласие с его собственными суждениями, и его смущение. Жизнь не кончается, и тот долгий разговор будет продолжаться всегда… Почувствовав, что голова распухает, Суй Баопу закрыл книгу. Вышел за дверь, и первым его ощущением был ветерок и прохлада. Потом он обратил внимание на ярко освещённое окно Ханьчжан — сестрёнка отворила створки и, задрав голову, осматривалась, смотрела на звёздный свет. Баопу пришла мысль завести с ней разговор этой ночью, но, подумав, он решил этого не делать.
Дела урождённой Ван пришли в упадок. Неизвестно по какой причине местные жители разом потеряли интерес к «Балийскому универмагу». Чаны с разливным вином уже не одну неделю не доливались, Ван даже добавила туда апельсиновых корок, но это делу не помогло. Старики, любители выпить стаканчик, уже не спешили сюда, как прежде, учуяв его аромат. Урождённая Ван подумывала, стоит ли открывать магазин в назначенное время. Иногда она битый час понапрасну простаивала за прилавком. В этой ситуации один Суй Бучжао по-прежнему захаживал выпить, и урождённая Ван была очень признательна. Она нередко пропускала стаканчик вместе с ним, и его серые глазки начинали блестеть. Чтобы никто не мешал, он иногда запирал двери и вешал снаружи небольшую деревянную табличку с надписью «Переучёт».
— Ещё годишься? — поинтересовалась урождённая Ван, ткнув его пальцем в лоб.
— Возможно, я ещё молодец, — хмыкнул Суй Бучжао. — Но Четвёртому Барину не чета.
— Тут и говорить нечего! — хихикнула Ван. — Но Четвёртый Барин нынче тоже обленился.
Перед уходом из магазина она вручила Суй Бучжао домашних сластей, чтобы продемонстрировать своё расположение. Он тут же съел три штуки, сказав со вздохом, что аромат уже не так хорош, каким он его помнит. Ван расстроилась, сказав, что, когда она была молодая и пригожая, никто не смел хулить её сласти, а теперь, когда состарилась и потухла, они уже и не сладкие. Суй Бучжао потом пожалел, что сказал правду и трижды принёс извинения, добавив:
— Совсем не стоит спешить закрываться, торговля идёт неважно в основном из-за этого треклятого свинцового цилиндра, да ещё, наверное, что у народа душа не на месте из-за машины Чжао Додо и чудно разряженной секретарши.
Но это всё, мол, пройдёт, потому что, как он слышал, изыскатели вскорости получат из провинциального центра специальные приборы для поиска этого цилиндра. С ними его в два счёта найдут, а также того, кто его прятал. Сложив пальцы наподобие пистолета, Суй Бучжао направил их в сторону урождённой Ван:
— Этот научный прибор на пулемёт смахивает, берёшь его и нацеливаешь кругами, а он всё время попискивает. Когда в той стороне окажется спрятанный свинцовый цилиндр, и он нацелится на него, то сразу начнёт верещать, как заяц — ди-ди-ди! Ди-ди-ди! И ствол будет указывать как раз туда, где спрятан цилиндр.
На другой день после того, как на «Балийском универмаге» появилась табличка «Переучёт», начались работы по поиску свинцового цилиндра. Весь городок переполошился, когда решение вопроса приблизилось к высшей точке. Столько народу высыпало на улицы поглазеть, что яблоку негде было упасть. Чжао Додо не мог проехать на своём автомобиле, и ему пришлось следовать вместе с «должностным лицом» пешком. Это было ещё что-то новенькое, на что можно было посмотреть, и взгляды всех устремились на следовавшую за Додо девицу. Техник Ли из изыскательской партии вёл за с