обой нескольких человек с приборами зондирования в руках, за ними следовал Суй Бучжао. Ли Чжичану из-за болезни отца не суждено было принять участие в этом грандиозном событии. Группу техника Ли окружила толпа, было не протолкнуться, и тогда Суй Бучжао подсказал, что нужно быстро двигаться прочь, воспользовавшись появлением этой девицы. Так что зеваки, повернувшие головы назад к технику Ли, его уже не увидели. Началась суматоха, и тут появился Луань Чуньцзи со сторожем Эр Хуаем. Луань Чуньцзи велел всем разойтись по домам, приказав Эр Хуаю поддерживать порядок. Им двоим пришлось приложить немало усилий, прежде чем толпа неохотно разошлась.
Луань Чуньцзи страшно переживал уже несколько дней подряд. Помимо расхождений в парткоме по поводу примешивания некачественного крахмала на производстве лапши, о чём спорили до хрипоты, ему не давал покоя и этот свинцовый цилиндр. Не изъять его значило обречь на бедствия последующие поколения. Не находя места, Луань Чуньцзи отправился к Четвёртому Барину и попросил принять решение. Тот сказал, что переживать не стоит: любой ценный предмет, хоть и таящий огромную опасность, попав в руки народа, через поколение или несколько поколений всё равно найдётся. И волноваться тут бесполезно. Он велел Луань Чуньцзи беспокоиться больше о компании по производству лапши. Выходя из небольшого дворика Четвёртого Барина, Луань Чуньцзи немного успокоился. Но потом всё же покой потерял. Он обратился за советом к Ли Юймину: не пригласить ли погадать урождённую Ван? В это время из провинциального центра прибыли дозиметры, и Луань Чуньцзи с Ли Юймином вздохнули с облегчением.
Техник Ли со своей командой начал от старой городской стены. Они планировали разбить весь городок на квадраты и потом идти по ним, сначала по улицам и проулкам, потом по дворам. С похожими на автоматы приборами в руках они брали на прицел всё вокруг, невольно пригибаясь, словно действительно вели огонь. «Ди-ди…» — поднялся вокруг писк, и Суй Бучжао прислушивался к этим звукам со всей серьёзностью. Он не отрывал глаз от каждого прибора, сжав зубы и постоянно издавая «Угу, угу…» в ответ. После того, как все приборы совершили круг, и никаких тревожных звуков не послышалось, все переместились дальше к центру городка. На заплетающихся от возбуждения ножках Суй Бучжао поспевал за дозиметристами.
— Все вещи, имеющие духовную природу, при использовании крутятся, — говорил он. — Когда я плавал на кораблях, так крутилась стрелка компаса, без неё никак нельзя. Крутилась она в центре закрытого круга с обозначениями частей света. В «Каноне, путь в морях указующем» есть такое наставление по применению компаса: «Когда стрелка на компасе указывает на юг, нужно начинать с цянь. Цянь есть первая из сторон света, представляет природу неба, поэтому должна быть первой. Определяй курс по стрелке компаса, не окажешься в опасности». — Пробормотав себе под нос это наставление, как песню, Суй Бучжао спросил техника Ли: — Хочешь, за этой книгой смотаюсь? Вы с этими дозиметрами начинали бы с «цянь» — это главное для всех двадцати четырёх направлений.
Тот с улыбкой отказался:
— Эта книга у тебя для кораблевождения, к нашему делу отношения не имеет.
Когда люди с приборами появились с улицы, их окружили зеваки из числа живущих поблизости и понабежавшие из других мест. Те начали работу, направляя приборы на тот или иной дом, и на лицах хозяев домов невольно отражалась паника. Приборы продолжали попискивать, но сигнала опасности по-прежнему не было. Внимательно следивший за выражением лиц Суй Бучжао громко скомандовал:
— А ну, давайте ещё разок!
Дозиметристы так и сделали, но результат был прежний. Все уже без особой надежды наблюдали, как приборы перемещаются от дома к дому. В конце концов следящих за работой приборов стало так много, что пришлось прибежать Эр Хуаю с винтовкой и отгонять их. Народ издалека в благоговейной тишине наблюдал за этими похожими на автоматы штуковинами, стволы которых решали судьбу всего городка. Под непрерывно лезущий в уши писк команда техника Ли углублялась всё дальше. Звуки раздавались целое утро, и даже Суй Бучжао чувствовал, что выдохся. Устали и некоторые дозиметристы, лишь техник Ли оставался сосредоточенным. Суй Бучжао встрепенулся, лишь когда приборы приблизились к его собственной пристройке. Когда приборы направили на неё, Суй Бучжао показалось, что сердце вот-вот выпрыгнет: а ну как заверещат!
Но раздавался всё тот же размеренный ленивый писк, и Суй Бучжао облегчённо вздохнул.
Световой день заканчивался. Дозиметристы собрались вместе и сделали с приборами последний круг в подступающей темноте. Народу собиралось всё больше, и Эр Хуаю уже было не справиться. Бесчисленные глаза вперились в чёрные отверстия приборов, все молчали.
Ди! Ди! Ди!
Те же бессильные звуки, как и раньше. Техник Ли, который весь день энергично руководил работой своей команды, тоже к этому времени потерял надежду и, измождённый, шлёпнулся на землю.
В толпе стали нестройно обсуждать происходящее. Взмокший Суй Бучжао с трудом поднялся, потирая руки, прошёлся рядом с приборами. Потом хлопнул пару раз в ладоши и, обведя взглядом толпу, крикнул:
— А ну, тихо! Слушать меня. Скажу что-то важное! Закрыли рты…
Глядя на него, все, наконец, успокоились. Суй Бучжао с опаской бросил взгляд на дозиметры и громко заговорил:
— Хорошо рассмотрели эти приборы? Они ищут тот самый свинцовый цилиндр, прочесали весь городок, но так и не нашли. Цилиндр находится где-то в Вали, уж не знаю, какому чёрту нужно было прятать его, но спрятал он его хорошо. А сейчас, земляки, нужно помнить, что в таком-то месяце такого-то года эта крошечная штука попала в землю Валичжэня. С сегодняшнего дня нужно быть начеку! Если теперь в городке начнутся странные болезни, будут рождаться необычные дети, не надо паниковать! Обязательно нужно понять, что болезни исходят от крохотной частицы, что заключена в этом свинцовом цилиндре, который неслышно лежит где-то в пределах городка. Но без паники, будьте начеку, старые расскажите малым, а они, когда станут взрослыми, пусть расскажут своим детям, поколению за поколением…
Крик Суй Бучжао разносился вокруг, и было впечатление, что он уже собственными глазами видел последствия такого большого несчастья, скорбное лицо, глаза полны слёз. Все стояли в гробовом молчании, безмолвно переглядываясь. И лишь через некоторое время кто-то горестно воскликнул:
— Эх, Валичжэнь, Валичжэнь! И когда только всё это кончится…
В ту ночь полгородка не могло уснуть спокойно.
На рассвете испустил дух Ли Цишэн. Когда слух об этом разошёлся по городку, он погрузился в новую скорбь.
Многие стояли у своих ворот и молча смотрели в сторону дома семьи Ли. Все знали, что Ли Цишэн болен, его смерть никого не удивила, но сама новость оказалась какой-то особенно гнетущей. Старики, не сговариваясь, вспоминали время голода, вкус его необычных сочников. Ещё один старый друг покинул Валичжэнь, этот человек на протяжении десятилетий занимал в истории городка особое положение. Опираясь на посохи и подняв головы, старики проливали слёзы. Они жалели, что несколько дней их занимал свинцовый цилиндр, и они не пришли к Ли Цишэну посидеть у его кана, предоставив семье Ли целыми днями заботиться о нём самим. Старики ожидали захода солнца и в этот мучительно долгий отрезок времени навещали друг друга, делились горем и воспоминаниями о Ли Цишэне. Все испытывали странное чувство: умерший много лет не выходил из дома, но с его внезапным уходом Валичжэнь словно опустел. В Валичжэне не стало Ли Цишэна, и городок стал словно неполным.
— Ушёл последний герой Валичжэня! — выкрикивал Суй Бучжао, ковыляя по улице и беспрестанно спотыкаясь.
От его криков люди сокрушались. Постепенно это подействовало даже на молодых, они прекратили веселье и смех. Если Чжао Додо со своим автомобилем и «должностным лицом» приводили всех в смущение, а потеря свинцового цилиндра вызывала тревогу, то смерть Ли Цишэна стала для людей настоящим горем. Ответственные работники городского парткома лично спрашивали Ли Чжичана, не нужна ли помощь в организации похорон, а Ли Юймин вызвался помогать семье Ли в хлопотах. Урождённая Ван, услышав крики Суй Бучжао, спешно закрыла магазин и явилась в дом умершего, чтобы строго следить за выполнением всех обрядов. Она расспросила Ли Чжичана о подробностях последних часов жизни покойного, беспрестанно что-то прикидывая на пальцах правой руки. Тут Ли Чжичан, у которого и так всё лицо было мокрое от слёз, разрыдался в голос. Но Ван строго остановила его, сказав, что в течение восьми часов плакать нельзя, нельзя и громко разговаривать. Она велела ему плотно закрыть главный вход и стала читать нараспев. Так прошло восемь часов, уже стемнело, и они вдвоём стали обмывать Ли Цишэна и переодевать его. Ли Чжичан включил лампочку, но Ван тут же выключила её. Она зажгла маленькую, размером с большой палец, свечу и стала переодевать покойника.
В тот вечер всё новые группы людей приходили проститься с Ли Цишэном. Покойному и во сне не могло присниться, что у него в городке столько безмолвно любящих его старых друзей. Люди приносили благовония и столько ритуальной бумаги, что вскоре образовалась целая стопка высотой с чайный столик. Среди прощавшихся больше всех печалились старики и старушки, они начинали плакать, даже не успев положить ритуальную бумагу. Будь Ли Цишэн жив, живы были бы в памяти людской и прошлые годы. Эти годы были полны крови и слёз, но были и радость, и смех. Ли Цишэн умер и унёс с собой память о прошлом, и старики вдруг ощутили в головах зияющую пустоту. Глядя на то, как опечалены старики, молодые тоже начинали понимать, что случилось нечто серьёзное и задавались вопросом: вот не стало Ли Цишэна, и кто теперь изобретёт сочники во время голода?.. Ответа не было, всё непонятно как сменилось плачем и всхлипываниями.
Поддерживаемые детьми и внуками старики из всех семей непрерывным потоком подходили к дому Ли Цишэна. Народу было слишком много, можно было лишь постоять какое-то время, поставить палочку благовоний, совершить поклон и удалиться. Человек из семьи Ли вёл учёт подносимой ритуальной бумаги, аккуратно отмечая всё карандашом. Урождённая Ван сидела на молитвенном коврике и что-то говорила нараспев с закрытыми глазами. Её лицо то появлялось в колеблющемся пламени свечи, то пряталось в тени. Ли Чжичан встречал и провожал прибывавших, что-то отвечая охрипшим го