я темы разговоров в посёлке переменились. Ещё не угас интерес к подземной реке, а народ только и делал, что судачил о семье Суй — вот ведь тёмные лошадки! Были и такие, что заявились поглазеть во двор усадьбы Суй, но вернулись не солоно хлебавши. Окна пристроек там были плотно прикрыты, каморка Суй Цзяньсу ничуть не изменилась. Спустя день кто-то отправился на старую мельничку у реки и увидел там мрачного Баопу, глаза его подёрнулись красной сеточкой. Ещё кто-то видел, как Суй Бучжао пригласил племянника зайти к нему, а очаровательную девицу оставил за порогом. Наконец, кто-то разузнал, что эта девица приходится племянницей Чжоу Цзыфу. Весь городок загудел, все стали говорить о возможном начале нового расцвета семьи Суй, которая сумела породниться с начальником уезда. Были и такие, кто связывал с семьёй Суй открытие подземной реки, утверждая, что время преуспевания этой семьи приходилось на тот период, когда процветала большая пристань Валичжэня. Теперь семья уже несколько десятков лет в упадке, но кто знает — возможно, её ждёт расцвет. Самые разные слухи разлетались со скоростью ветра, и радостные, и унылые. Вскоре обнаружилось, что весь день открыт «Балийский универмаг», где за прилавком вместе с урождённой Ван нередко стояла и Чжоу Яньянь. Старики вернулись к прежней привычке выпить вина в розлив, а дети требовали купить им глиняных тигров. В универмаг забегали несколько раз на дню и рабочие с фабрики, Чжао Додо был этим очень недоволен.
Суй Баопу встретил возвращение брата с разочарованием. Тем не менее он подробно расспрашивал его о делах в городе, особенно про то, как идёт торговля в магазине. После года усилий Цзяньсу так и не встал на ноги, но брату сказал, что его дело процветает и развивается. Он стал совать Баопу красиво отпечатанные визитки, сообщив, что теперь управляет в городе двумя магазинами, а нынче вот вернулся проведать родных, а кроме того наладить работу здешнего магазина. Глянув на визитки, Баопу сказал:
— Меня интересует отчётность, доходы и расходы, все цифры как есть.
Цзяньсу заявил, что, мол, это всё мелочи, нужно смотреть на доход покрупнее: какую прелестную девушку я привёл с собой. Услышав это, Баопу побагровел и стал громко бранить брата за то, что тот бросил Даси. Цзяньсу долго молчал, слушая всё, что говорил старший брат, а потом встал со словами:
— Ничего не поделаешь. Даси я не люблю.
Сестрёнке Цзяньсу привёз наряд по последней моде и специально попросил Чжоу Яньянь, чтобы та вручила его собственноручно. Ханьчжан подержала наряд на коленях, пару раз провела по нему рукой и отложила в сторону. Она попросила Чжоу Яньянь выйти, потому что у неё серьёзный разговор с братом. Когда та вышла, Ханьчжан уставилась на Цзяньсу с искажённым от ярости бескровным, почти прозрачным лицом. Тот с испугом отшатнулся. Она долго так смотрела на него, а потом сказала:
— Даси никогда не простит тебя!
На другой день после того, как она высказала это Цзяньсу, по городку прокатилась ещё одна шокирующая весть: Даси в отчаянии приняла яд. Весь городок был поражён этим известием. Цзяньсу выходить из дома не решился и упросил сходить к Даси старшего брата.
Дома у Даси раздавался плач, над ней весь в поту хлопотал Го Юнь. Увидев Баопу, мать Даси хлопнула себя по коленям и стала призывать небо поразить молнией семью Суй. Баопу не знал, куда деться от стыда, уголки губ у него тряслись, но он не промолвил ни слова. Го Юнь велел паре помощников приподнять Даси и влил ей лекарство. Она выплюнула его, но Го Юнь влил его вновь. Баопу тоже подошёл, чтобы поддержать её. Даси вырвало, и она перепачкала Го Юню одежду.
— Поможет, поможет, — приговаривал старик. Все вокруг облегчённо вздохнули. Мать Даси упала на колени перед каном и воскликнула:
— Ты не умрёшь, дитя моё! Ты должна увидеть, как небо поразит молнией членов семьи Суй…
Опустив голову, Баопу смотрел на Даси: лицо её было восково-жёлтым, похоже, она сильно похудела. Глаза её дрогнули, она увидела Баопу и вдруг воскликнула:
— Цзяньсу!
У Баопу выступили слёзы.
— Негодница, — всхлипнула мать Даси, — в такое время и ещё вспоминаешь этого человека, чтоб ему ни дна, ни покрышки.
Даси выпростала из-под одеяла дрожащие руки и стала гладить большие руки Баопу, приговаривая:
— Цзяньсу…
Слёзы Баопу капали на циновку. Он стиснул зубы и проговорил:
— Цзяньсу одного твоего волоса не стоит…
Баопу провёл в доме Даси весь вечер, сидя во дворе. Ему казалось недостойным пребывать внутри дома. Он не просил извинений, считая, что вина семьи Суй слишком велика. Ему было стыдно за всю семью. Когда он уходил, Даси уже спала. Опасность уже миновала. Баопу сходил и накупил ей сластей и положил в головах кана. Её мать, увидев это, встала, собрала все сласти и выбросила в хлев свиньям.
Вернувшись от Даси, Баопу увидел Цзяньсу, который ждал его на том же месте.
— А она где? — спросил Баопу.
— Я понял, что ты скоро вернёшься, и отправил её к урождённой Ван, — сказал Цзяньсу.
Баопу закурил, сделал пару глубоких затяжек и погасил сигарету. Опустив голову, он смотрел себе на ноги и не говорил ни слова.
— Ругай меня, Баопу, отругай как следует, я жду, и так прождал тебя столько времени.
Баопу поднял голову:
— Ты не заслуживаешь, чтобы я ругал тебя. Ты заставил меня испытать страх, испытать стыд. Разве ты можешь считаться членом семьи Суй? Разве ты смеешь говорить людям, что ты из нашей семьи? Ты побоялся пойти в дом Даси, испугался, что люди разорвут тебя на части… Ты не видел, как Даси корчится на кане… — Тут Баопу с силой стукнул себя по коленям и повысил голос: — Несколько лет назад нашлись такие, из-за кого приняла яд женщина из семьи Суй, а теперь из-за семьи Суй отравилась другая женщина! Эх, Цзяньсу, Цзяньсу! Подумай хорошенько об этом…
Цзяньсу сполз на пол с дрожащими губами, не в силах вымолвить ни слова. В конце концов из глаз его брызнули слёзы. Он вытирал их рукавом, но они текли всё равно. Потом он встал и схватил брата за руку:
— Честно говоря, я не хотел возвращаться, но вот не выдержал и вернулся. Я член семьи Суй, мои корни здесь… Я отдаю себе отчёт в том, что сделал, и не жалею об этом. В душе страшно переживаю: если Даси умрёт, на моих руках останется кровь, которую будет не смыть. Я всё понимаю. Но не могу без Чжоу Яньянь, я правда люблю её. Я не смею оставаться в городке, мне надо вернуться. Через какое-то время смогу наведываться чаще, потому что я член семьи Суй! Мы оба одного племени, брат, и этого не отринешь, кто бы что ни говорил…
Вскоре Суй Цзяньсу незаметно исчез из Валичжэня.
Даси вскоре поправилась и снова пошла на фабрику. Она стала не такой, как прежде: глаза печальные и бездонные, и сама исхудала. Больше не болтала как трещотка, не толстела, оставалась стройной, почти как Наонао. После отъезда Цзяньсу из города пришёл грузовик, который подъехал к открытым дверям «Балийского универмага» и кое-что выгрузил. Только теперь народ узнал, что Цзяньсу заказал всё это ещё в свой прошлый приезд, но из-за происшествия с Даси не успел принять. С тех пор в универмаге стали один за другим появляться экзотические вещи. С верёвки свешивались джинсы самых различных расцветок, на полках лежали стопки тонких текстильных изделий. А ещё была помада, крем для депиляции, крем для устранения пятен, отбеливающий крем, накладные ресницы, лосьон для завивки волос — столько всего, что глаза разбегались. Старик из числа любителей выпить разливного вина снял пару джинсов и оценивал их, бормоча: «А их и мужчины носят?»
Урождённая Ван убеждала всех личным примером: она красила губы помадой, удаляла депиляционным кремом волоски на тыльной стороне руки. В магазин неудержимо валили работники и работницы с фабрики; «футбольный» метод управления, который применял Чжао Додо, изжил себя окончательно и бесповоротно. Поначалу они лишь глазели и ничего не покупали, а потом загорались. Наонао без колебаний приобрела джинсы и тут же нацепила их с помощью урождённой Ван, которая загораживала её от остальных. В них она и вышла из магазина — все на неё оглядывались, так и ели глазами на всём пути. Молодые люди под предлогом изучения новых фасонов одежды откровенно любовались её красивой задницей и длинными ногами. Пару раз в магазин заходила и Даси, но ничего не купила. При виде джинсов она сразу вспомнила женщину, которая отбила у неё Цзяньсу, и её взгляд исполнился отвращения и ненависти.
Через неделю на улицах Валичжэня появилось множество девиц в джинсах. Жители изумлялись, не зная, хорошо это или плохо. А девицы гордо разгуливали, явно желая понравиться. Все мужчины Валичжэня прошли нечто вроде экзамена на нравственность. Молодым людям, насмотревшимся на туго обтянутые формы Наонао и других девиц, было не заснуть по ночам, они ходили с потемневшими лицами. Но прошла неделя, и ничего страшного не случилось. За вторую неделю все уже привыкли, парни и девушки могли, как и раньше, весело и увлечённо общаться. Чуть позже в магазин завезли партию джинсов подлиннее, теперь их надели и парни, поэтому девицы в душе подверглись такому же суровому испытанию. Старый чудак Ши Дисинь, проходивший по улице с корзиной навоза за спиной, при виде одетых в джинсы молодых людей лишь скрипел зубами. Потом молодёжь стала специально избегать его.
Прошло немного времени, и в городок опять заявились Цзяньсу и Чжоу Яньянь. На сей раз всё было совсем не как в прошлый, когда все так изумились. Они прибыли на небольшом фургончике, и из пристройки во дворе усадьбы Суй днём и ночью разносилась музыка. Однажды — а время было за полночь — к ним постучал дежуривший на пристани Эр Хуай с винтовкой за спиной. Цзяньсу и Чжоу Яньянь уже легли спать. Услышавший стук, разозлённый Цзяньсу оделся и открыл.
— А у вас свидетельство о браке есть? — вопросил Эр Хуай.
— Есть, — ответил, сглотнув слюну, Цзяньсу. — Заходи, покажу.
Эр Хуай шагнул вовнутрь и тут же свалился от удара Цзяньсу, который стал яростно охаживать его и ногами. Эр Хуай изо всех сил постарался вскочить, а Цзяньсу, которому больше не на чем было сорвать злость, задал ему хорошую трёпку.