удар кулаком в лицо. Из носа потекла кровь, замочив несколько слоёв одежды. Ударивший ещё не успел отдёрнуть кулак, а к нему, словно маленький леопард, метнулся Суй Цзяньсу и яростно вцепился зубами в руку. К нему подскочили двое, стали бить по голове, по рёбрам, пинать ногами, но он хватки не отпускал. Укушенный вопил во всю мочь и в конце концов свалился на землю. Цзяньсу упал вместе с ним. Кто-то наступил ему на голову и разжал зубы стальной арматурой.
Братьев увели, этим же вечером раздели догола, подвесили и принялись хлестать по всему телу ивовыми прутьями. Два дня и две ночи они кричали от боли, а потом и кричать не осталось сил. На третий день племянников выкупил за две бутылки водки Суй Бучжао и притащил домой. Оба уже не могли шевельнуться. Под покровом ночи Суй Бучжао привёл Го Юня, и тот намазал тела братьев каким-то кремом с запахом ржавчины.
Пока мятежники рыскали в поисках печати, во дворе усадьбы Суй установилось затишье. Члены семьи передвигались крадучись, говорили шёпотом, иногда даже объяснялись жестами. В полный голос осмеливался говорить лишь приходивший Суй Бучжао. Баопу и Цзяньсу никак понять не могли, где только дядюшка выпивку достаёт, разило от него, как из бочки. Позже довольный Суй Бучжао раскрыл секрет: водку своим способом тайно гнала урождённая Ван. Водка получалась крепкая, только чуть отдавала уксусом.
Как-то он зашёл купить сластей и нечаянно обнаружил синий кувшин расписного фарфора, открыл затычку, и во все стороны пошёл винный аромат. Но урождённая Ван не призналась, сказала, что это маринад. Тогда Суй Бучжао сказал, что она молодеет день ото дня, урождённая Ван захихикала и, приняв его ухаживания, таки подтвердила, что это вино. Но испробовать не дала. Суй Бучжао весь исходил от переживания и время от времени останавливался, чтобы постучать пальцем по её тонкой грязной шее, но в тот день вина так и не выпил. Позже он выяснил, что она состоит в группировке «Революционное главное командование», сразу постарался записаться туда, а потом снова отправился к ней. Завидев его, урождённая Ван расхохоталась: «Пей, сколько влезет, обжора старый». — Суй Бучжао и накачался изрядно. Сам не заметил, как заснул, а проснувшись, увидел, что дверь заперта снаружи на замок, внутри никого нет, руки связаны на пупке, так что и не пошевельнуться. В тот день он смирно ждал, пока урождённая Ван вернётся, и они стали пить уже вдвоём, опохмеляясь, чего уже давно не случалось… Он довольно долго курсировал между урождённой Ван и усадьбой семьи Суй. С одной стороны было кровное родство, с другой — притягательная сила вина. Потом братьев и сестру Суй арестовали ещё раз, но Ханьчжан вскоре была освобождена одним влиятельным лицом, и братья тоже благополучно вернулись домой. Ситуация в это время развивалась всё более стремительно, в провинциальном центре был создан ревком, и в Пекин было отправлено приветственное письмо, начинавшееся «Самый, самый, самый, самый любимый и глубокоуважаемый великий вождь…» Ревкомы потом создали и в других провинциях, и из слов «самый» в начале приветственного письма уже образовывалась целая цепочка. Суй Бучжао по-прежнему захаживал к урождённой Ван. Однажды он взял рюмку и собирался выпить, но Ван выхватила её у него и прикрикнула: «А ты сделал то, что „прежде всего“?» И стала учить Суй Бучжао, как надо встать с красным цитатником в руках, пожелать долголетия великому вождю и вечного здоровья его близким боевым соратникам.
— И это называется «прежде всего»? — спросил Суй Бучжао. Ван кивнула:
— Теперь перед проведением собрания, принятием пищи, всегда нужно делать «прежде всего»!
— Понятно, — согласился после раздумья Суй Бучжао. — В каноне по мореплаванию записано, что при спуске корабля на воду нужно вознести молитвы, «пасть ниц перед священным дымом и обратиться с просьбой почтительно и от всего сердца», слова только другие.
— Давайте вместе со мной сотворим «прежде всего»! — сказал Суй Бучжао племянникам и племяннице. Он достал где-то несколько красных цитатников и научил, как это делать, и ещё велел Баопу проводить «прежде всего» в своё отсутствие.
Однажды, поставив на стол еду, Баопу, пока она не остыла, поспешил позвать брата и сестру, чтобы быстро провести «прежде всего». Все трое встали, но не успел Баопу произнести «Прежде всего, позволь нам…», как ворота во двор с треском отворились от удара ногой. Злые донельзя, ворвавшиеся подступились к дрожащим от страха братьям и сестре:
— Вы чем это занимаетесь?
— Выполняем… «прежде всего», — пролепетал Баопу.
Один влепил ему затрещину и заорал:
— Псы несчастные, тоже, видите ли, выполняют «прежде всего»!
— Не думайте, что мы не знаем, чем вы занимаетесь, — сказал другой. — У революционных масс взоры светлые.
Они с бранью забрали все цитатники и как ни в чём не бывало удалились. Ханьчжан расплакалась. Цзяньсу потянулся за одним из вовотоу[92], но Баопу прикрикнул на него: «Нельзя. Сначала скажи про себя „прежде всего“».
Суй Бучжао, узнав, что претерпели племянники, исполнявшие «прежде всего», страшно негодовал. Он не мог понять, почему члены семьи Суй не могут проявлять верность, и в то же время не мог взять в толк, как бунтарям удаётся так шпионить. Подумав, он сказал Баопу: «Наверняка у них бинокль есть».
Вскоре его суждение подтвердилось.
Мучная Морда, забитый до смерти во время вторичной проверки земельной реформы, оставил после себя морщинистую «маленькую помещицу» и трёх дочерей. Они никогда не выходили на улицу, и о них надолго забыли. Но однажды вожак одной группировки забрался на высокую наблюдательную вышку и, бросив взгляд в бинокль, тут же увидел, что «маленькая помещица» зарывает глиняный кувшин в углу двора под персиковым деревом. Этот бинокль был у него уже полгода и приносил невыразимую радость. «Я всё знаю!» — нередко таинственно заявлял он. И тут он приказал своему заместителю взять людей и выкопать в углу двора под персиком глиняный кувшин. Тот через некоторое время вернулся, ведя под конвоем дрожащую женщину на маленьких ножках. В кувшине оказались несколько старых акций и почерневшая приходно-расходная книга, где ничего было не разобрать.
— Это документы на случай возвращения старого строя, — сказал вожак. Поражённый заместитель воззрился на него:
— Как ты узнал, что это закопано под персиком?
— Я всё знаю! — ухмыльнулся вожак.
Все бунтарские организации загудели, как пчелиный рой, в тот же вечер составили отчёт об этом и со смотровой вышки с помощью мегафона передали по всему городку. Жители спешили поделиться новостями: «Откопали документы на случай возвращения старого строя!» Лидеры организаций всех мастей страшно завидовали и ругались: «Ну, мать-перемать, и всё благодаря какому-то паршивому биноклю». Несмотря на это, в собрании по классовой борьбе приняли участие почти все организации. Впоследствии этот человек с биноклем на груди, заложив руки за спину, с довольным видом прогуливался по улицам городка. Другие вожаки ненавидели его лютой ненавистью. Ничего, думали они, придёт день, и с ним будет покончено и бинокль будет сорван с его шеи. Однажды его заместитель увидел, что дочь помещицы, приносившая матери еду, потопталась-потопталась, зашла в комнату вожака и долго не выходила оттуда. В душе у него зародились подозрения, и когда потом ему выдался случай арестовать всех трёх девушек, которые носили матери еду, он допросил их с пристрастием и, в конце концов, выяснил, в чём дело. Оказывается, вожак пригрозил, что расстреляет их мать, и, когда от страха они с мольбой падали на колени, опорочил всех троих. С глубоким вздохом заместитель понял, что одному ему с вожаком не справиться, тайно договорился с лидерами ещё двух группировок, и глубокой ночью вожака связали. А на другой день его заместитель уже повесил бинокль себе на шею. Собрание критики прошло с небывалой торжественностью, в нём приняли участие почти все горожане. Вели собрание попеременно лидеры нескольких организаций, связанный вожак стоял в стороне, трём девушкам было велено раз за разом всё подробно рассказывать. Собрание продолжалось два дня, народ всё прибывал и прибывал. Собрание стало похожим на некую форму массового обучения. Когда кто-то из девушек доходил в своём рассказе до самого важного момента, один из лидеров подходил к связанному вожаку и вопрошал: «Так оно было?..» Когда собрание закончилось, измождённых девушек оставили под стражей для дальнейшего разбирательства. В ту ночь старшая дождалась, пока сёстры заснут, и повесилась на оконном переплёте.
Случай с биноклем способствовал объединению нескольких группировок, а с учётом благоприятной обстановки внутри и вне провинции в Валичжэне созрели условия для создания ревкома. После нескольких недель ожесточённых дебатов и переговоров комитет был, наконец, создан. На день его провозглашения подобрали самых дюжих барабанщиков, приобрели длинную — девять чжанов шесть чи — связку хлопушек. Урождённая Ван отвечала за подготовку группы пятидесятилетних женщин в нарядных костюмах на ходулях. Эти женщины много тренировались в том году перед храмовым праздником, поэтому их выступление оказалось необычайно успешным. Праздничная процессия этаким питоном неторопливо скользила по улицам и переулкам. Сначала шли барабанщики, потом те, кто запускал петарды, но самый большой интерес вызывали подопечные урождённой Ван на ходулях. Казалось, на них они ходят проворнее, чем ногами по земле, и никто не опасался, что они могут упасть и сломать что-нибудь, потому что они, вихляя бёдрами, пожимали плечами и изо всех сил пытались рассмешить зрителей-стариков. Те попыхивали трубочками и громко комментировали, что в целом нынче не то, что прежде. Мастерство, конечно, на высоте, но нет уже того волнующего влечения, которое эти женщины когда-то вызывали в мужчинах. Раньше это восхитительное представление всякий раз смотрели с наслаждением. Актёры — мужчины и женщины — покачивались на ходулях, толкали друг друга, но не падали. На ходулях, да ещё тискать друг друга — вот уж поистине приятно посмотреть, что и говорить! Старики вздыхали, покуривали трубочки и вытирали уголки глаз рукавом с красной повязкой.