л. Когда производство вернулось в обычное русло, он появился с налитыми кровью глазами, разя перегаром и изрыгая ругань. Разобрать можно было лишь два слова: «Прикончу его».
Чжао Додо нередко садился за руль автомобиля, гонял он лихо, и в городке все обходили его за версту. В остальное время запирался в конторке, беспробудно спал, пил и бродил туда-сюда, осыпая всё и вся бранью. Однажды он заявился в «Балийский универмаг» и стал умолять «должностное лицо» вернуться на работу в компанию. Потянулся было к её груди, но тут же отдёрнул руку, сделав несколько странных жестов. Увидев, что он не в себе, «должностное лицо» злорадно захлопала в ладоши. Вечером она пробралась к конторке управляющего и стала подсматривать в щёлку двери. Чжао Додо с потемневшим лицом расхаживал там в одних большущих трусах. Она почему-то решила, что он скоро умрёт, и безумно обрадовалась. На подоконнике она заметила тесак и вспомнила, как однажды вечером он угрожал ей, размахивая им. В этот миг ей страшно захотелось схватить этот тесак и рубануть ему где-нибудь, а потом смотреть, как из раны хлещет кровь. Судя по всему, Чжао Додо скоро конец, и она была очень рада. Больше всего ей хотелось отомстить ему именно сейчас, но никак было не придумать, как это сделать. Она изо всех сил пнула дверь, повернулась и убежала.
Вернувшись домой, Баопу почувствовал, что никогда ещё так не уставал. С того времени, как заболел Цзяньсу, и с тех пор, как «чан пропал», он ни разу не выспался как следует. Он лёг на кан и крепко уснул. Ему снилось, что в какой-то туманной дымке они идут с братом по берегу реки. Цзяньсу выглядит совсем не больным, лицо сияет свежестью, и он показывает на что-то впереди. Голубой песок простирается далеко вперёд. Вдали постепенно вырисовывается что-то ярко-красное, скачущее. Оно приближается, становится всё больше, и оказывается, что это гнедой семьи Суй. Цзяньсу вскакивает на него, Баопу тоже, и старый жеребец мчится вперёд, из-под копыт у него летит голубой песок… Проснувшись и вновь переживая красивый сон, Баопу вспомнил, что про нечто подобное рассказывал брат. Взволнованно спрыгнув с кана, он помчался в дом Го Юня. «Старик-врач — единственный человек в городке, который понимает членов семьи Суй, — думал он по дороге. — Если и Го Юнь скажет, что дело безнадёжно, то Цзяньсу и впрямь конец. Возможно, этот сон — счастливое предзнаменование, а может, совсем наоборот».
Открыв ворота во двор старого врача, Баопу увидел, что тот сидит под кустом глицинии и читает.
Ему не хотелось беспокоить старика, и он собрался было пройти на цыпочках рядом. Го Юнь держал в руках прошивную книгу, голова чуть поворачивалась во время чтения, он перелистывал страницу через каждые несколько секунд. Баопу никогда не видел, чтобы читали так быстро, и очень удивился. Старик держал книгу средним и указательным пальцем правой руки, и через какое-то время большая часть книги уже была прочитана. Баопу вздохнул, а старик положил книгу на каменный столик и предложил ему сесть на каменную табуретку рядом. Усевшись, Баопу никак не мог оторвать глаз от книги:
— Ты сейчас столько прочитал?
Го Юнь кивнул. Баопу встал и снова сел, без конца качая головой.
Го Юнь усмехнулся:
— Кто-то читает иероглифы. Кто-то читает предложения. Я читаю ци.
«Что такое „ци“? — хотелось спросить растерявшемуся Баопу. — Как это ци может быть в книге?» Старик отхлебнул чая:
— Пишущий не может не отразить в своём сочинении царящее в его душе ци. Ци следует за мыслью, есть ци, есть и волшебство. Темп чтения должен увеличиваться постепенно, нужно ухватить ци и следовать за ним; если ци прерывается, значит написано плохо. На книжной странице видишь сначала только чёрный цвет туши и иероглифы, похожие на чёрных муравьёв; когда начинает проистекать литературное ци, некоторые чёрные муравьи умирают, а некоторые остаются жить. Твои глаза видят лишь живое, пренебрегая мёртвым, при этом можно испытать чувства, владевшие автором в момент написания текста. Иначе это напрасная трата сил, всё поверхностно, никакой радости от чтения. — Глянув на Баопу, он взял книгу и сунул под одежду. Баопу сидел неподвижно и долго не говорил ни слова. Он понял далеко не всё, но ему казалось, что кое-что уяснил. И пожалел, что просиживал у себя на старой мельничке и не заходил к старику почаще. — Цзяньсу у меня вон там, — указал Го Юнь на восточную пристройку. — Принял успокоительный отвар и спит. Нужно, чтобы он пожил здесь подольше, полечился потихоньку, может, ещё есть надежда. Эх, он человек молодой, жизненных сил предостаточно, если как следует защищать его, полагаю, пагубные внешние воздействия отступят…
Баопу кивал, глядя на пристройку, укрытую сенью утуна. Ему хотелось рассказать старику, что из всей семьи Суй Цзяньсу пришлось тяжелее всего, что он жил в страхе и, возможно, уже исчерпал резервы своей молодости. Но он не стал этого говорить. Было ясно, что Го Юнь лучше всех понимает семью Суй, и лучше не придумаешь, чем препоручить брата его заботам. Он не ждал, что случится чудо, лишь надеялся, что, следуя советам самого мудрого старца в Валичжэне, брат сумеет найти нить надежды, чтобы выжить. Глаза Баопу затуманились. Го Юнь встал, прошёлся под глицинией и, глядя себе под ноги, проговорил:
— К счастью, у нас ещё есть время, будем кропотливо работать. С этого дня я буду следить за каждым его движением, чтобы ничего не пошло не так. Будет принимать лекарственные отвары, заниматься цигун, все продукты должны быть свежими. «Пять злаков поправляют здоровье, пять фруктов в помощь, пять видов мяса на пользу, пять овощей насыщают», надо исключать вредное воздействие и поддерживать жизненную энергию. Я, Го Юнь, уже глубокий старик, может, это последнее доброе дело, что мне позволяет совершить правитель небесный.
Тут Баопу обхватил старика за руку, губы у него дрожали, но он был настолько взволнован, что не мог выговорить ни слова.
Побыв немного во дворе, Баопу и Го Юнь зашли в дом. Дом издавна служил и клиникой, поэтому был достаточно просторным. После смерти жены Го Юнь жил в нём один. Внутри разносился запах трав, в восточной комнате стояли два высоких шкафа с лекарствами. В средней комнате помимо комплекта элегантной мебели красного лака расставлены несколько карликовых деревьев в горшках, скромных, но изысканных. Западная комната служила старику спальней и рабочим кабинетом. Войдя туда, Баопу тут же ощутил какую-то новую, особую атмосферу. Кровать, стол, стул, большой книжный шкаф рядом с кроватью, откуда удобно доставать книги. На стене несколько каллиграфических и живописных свитков — очевидно, очень старых. Над столом и на противоположной стене висят круглые диаграммы, которые можно было вращать. Одна называется «Шесть элементов ци по основным сезонам», а другая — «Исключение внешних патогенных факторов». Изображённые на них концентрические окружности были заполнены иероглифами: тут и названия сезонов по крестьянскому календарю, и термины традиционной медицины, и циклические знаки, и стороны света. При взгляде на всё это рябило в глазах, ничего не поймёшь. Увидев, что Баопу напряжённо хмурится, Го Юнь принялся объяснять, указывая на «Шесть элементов ци по основным сезонам»:
— Болезни человека связаны с круговоротом пяти стихий и шестью элементами природы. Шесть элементов природы — ветер, жара, влажность, огонь, сухость и холод — свою очередь подразделяются на три ян и три инь. Эти шесть изменений ци зависят ещё и от сезона. Шесть ци распределяются в году по двадцати четырём сезонам, и в соответствии с порождающими друг друга пятью стихиями имеют шесть этапов, каждый из которых отвечает за шестьдесят дней и восемьдесят семь с половиной часов…
Баопу с горькой усмешкой покачал головой:
— Чем дальше ты объясняешь, тем непонятнее становится.
Го Юнь пригладил бороду и замолчал. Через какое-то время он заговорил снова:
— Болезнь Цзяньсу сформировалась не за один день, и её основная суть связана с тем, о чём я только что говорил: будем ли мы спешить и применять значительные дозы лекарств или выхаживать его, не торопясь.
Баопу внимательно разглядывал диаграммы, вращая их. Чуть поодаль от книжного шкафа на полу стояла пара старинных каменных замков, Баопу знал, что такие используются для физических упражнений. Рядом с замками он увидел маленький мешочек и, пощупав его, понял, что он наполнен камешками размером с грецкий орех; сверху к нему были пришиты ещё два маленьких мешочка. Поняв, что это тоже для физических упражнений, он спросил, как ими пользоваться, но старик лишь покачал головой:
— Молодым людям про это знать не надобно.
В тот день Баопу несколько раз заглядывал к брату, но тот спал. После ужина он снова пришёл во дворик Го Юня и, войдя в пристройку, увидел Цзяньсу, который что-то высматривал, склонившись к окну. Цзяньсу вроде хотел обнять старшего брата, но, сделав пару шагов, повернулся и уселся на край кана. Баопу потрогал его лоб и почувствовал, что жар у него ещё не прошёл. Цзяньсу смотрел на него широко открытыми глазами:
— Брат! Тут приходила Ханьчжан и ушла, а я всё жду тебя. Го Юнь не разрешает выходить со двора, так ты уж приходи ко мне каждый день.
Баопу кивнул. Поправив одеяло, Цзяньсу откинулся на него. Он лежал так, не двигаясь, и смотрел на Баопу. Потом из его широко открытых глаз потекли слёзы.
Баопу вытер ему слёзы, а он вцепился ему в руку:
— Брат! Мне так много нужно сказать тебе. Я боялся, что если сейчас не поговорим, то и не придётся. Я знаю: мне не поправиться, и никому меня не обмануть. Мою болезнь не вылечить ни врачам в городе, ни Го Юню.
Баопу сердито стряхнул его руку:
— Это не так! Тебе нужно слушать, что говорит Го Юнь, он может вылечить тебя, и ты станешь крепким, как раньше. А эти мысли отбрось и не говори мне больше такого.
Цзяньсу сел и, ударив себя по ноге, воскликнул:
— Умереть я не боюсь, зачем обманывать себя? Не буду я этого делать! — Он кричал, а по лицу струились слёзы, и он вдруг умолк. Заметив в волосах Баопу седину, он вздохнул и снова откинулся на одеяло: — Хорошо. Я отбросил эту мысль. Я смогу жить, я смогу… стать сильным.