Руку отрубили? Это лучше, чем если оторвали. Укладываем, мои сотрудницы режут большими ножницами его одежды. Сразу все – вместе со стёганкой. Промывают раны, пока я ему «запутываю сознание» и пускаю ему запись (без перевода): «…за мои зелёные глаза называешь ты меня колдуньей…» Руку уже приставили к культе, проверяю – довольно точно. Халла уже шьёт. Накладываю Печать. Края раны начинают слипаться. Срезают жгут. Пошла кровь из раны. Рано сняли жгут? Хотел ещё Печать, но та же Халла останавливает. Верно – это только первый. И на бок ему не буду Силу тратить – там простое рассечение, уже сводят края, стягивают нитками из сухожилий.
Поднимаю голову – уже целый ряд. Подготовлен. Опять калейдоскоп крови и мяса. Я должен. Должен этому миру. Жизнь должен. Смерть – отдам потом.
Из бесконечной карусели боли, крови и мяса меня вырывает Пятый. Орёт мне в ухо:
– Дед, беда!
– Наши? Кто? – вскидываюсь я.
Я уже штопал их троих, не по одному разу. Благо доспехи спасали от смертельных ран, но в конечности и сочленения, а доспех у нас всё же фрагментарный, – получали раны. Молодые, горячие. Всё норовят подраться.
А прошлый раз Атос водил «чернорубашечников» в атаку. После арбалетных залпов. Это было в прошлой битве. До этого «госпитальеры» – таскали раненых, сами получая раны. Но вот в прошлый раз Пратолк сумел соблазнить Атоса и использовал связку стрелки-«госпитальеры» как ударную силу. Я сделал вид, что не в курсе их «переговоров». Корку надо получать боевой опыт в роли главкома. И заодно – проверка зверолюда на лояльность. Но пришёл, выдал расклад, попросил – дозволить и благословить.
Несколько залпов самострелов прореживали ряды противника и подавляли, а мощь Атоса в его боевой ярости просто обращала в бегство. Как рассказывал Портос-Молот, Корк единым ударом прорубил себе брешь в строю щитов на три человека шириной. Ещё взмах – ещё двое валятся, разбрызгивая кровь. В эту брешь вгрызаются копья «крестоносцев». За минуту строй Вепрей – пробит, разбит на две части, клин «крестоносцев» прорывается и начинается избиение Вепрей с двух сторон – в лицо и в спину, пока не побегут.
– Смотри! – кричит Арамис-Пятый. Его шлем в крови. На лице в прорезях шлема – бурые полосы и капли.
Смотрю. Конница, с птицами на щитах и флагах гоняет наших обозников. Обошли. Ударили с тыла.
– Все, кто может держать оружие, стройся! – реву я, как наш сержант в учебке – паровозом.
Облачаюсь в броню. Пятый и Халла – помогают бронироваться, руки у меня уже дрожат от усталости, не попадаю ремнями в замки. Мимо бегут бойцы в чёрных накидках с чёрными щитами. Перестраиваются с той стороны холма на этот. Прикрывать лазарет и ставку командования от неожиданной угрозы.
Конницы немного. Сотни полторы всего. Но они – в тылу нашего войска.
Бросили гоняться за разбегающимися обозниками, выстраиваются в линию. В сдвоенную линию. Блин, все поголовно – в кольчугах! У многих на кольчугах пластины дополнительные или щитки закреплены. Шлемы глухие у всех, с крылышками из белых перьев. Это не лёгкая конница. Ударная. В центре – флаг с Лебедем. Их больше, чем казалось! Редкими каплями вливаются в эту лужу отставшие.
Выстраиваем стену чёрных щитов. В три ряда. Тридцать человек по фронту. Тоньше нельзя – прорвут, не заметят. Толще – нельзя. Обтекут. Лазарет растопчут, не заметив.
Сзади взводят самострелы стрелки. Сто двадцать стрел. На одетых в сталь всадников. За щитами. Что-то мне говорит о низкой эффективности обстрела. Посмотрим.
И моя магия бессильна. И щит мой, магический – индивидуальный. Ниппель бы помог, но этот сломанный артефакт уже несколько недель мёртв. Шары СШГ – только на нежить действуют убойно. Людей только ослепят вспышкой на пару секунд. Да и то – двух-трёх человек, не больше.
Будет как в том фильме про Федю и кольцо. Когда конница топтала орков. Только орки сейчас – мы. А бравые всадники Рохана – успели вовремя. Там этот, седой Пендальф, ослепил их вспышкой.
Надо попробовать. Только надо угадать момент.
А сам ору во всю мощь лёгких:
– Первая шеренга – на колено! Копьё упереть в землю. Направлять в грудь коней! Молчать, дети скверных шакалов! В коней! Мне вас жальче, чем скотину! Второй ряд! Конец копья под мышкой зажать! Класть на плечи первому ряду! Третий ряд! Щиты – на спину! Прижаться ко второму ряду. Копья – двумя руками за конец! На плечи второму ряду! Если мы их не остановим – умрём! Растопчут! И нас, и девок за нашими спинами!
Конная лава начинает разгон. Им атаковать на возвышение. Тут – подъём. Покатый, но – подъём. Небольшой, но плюс – наш. Нашей позиции.
Какие длинные у них копья! Метра по три – три с половиной!
Кричит командир стрелков. Щёлкают арбалеты. Сотня стрел бьёт в конницу. Лишь несколько всадников падают, с десяток коней летят кубарем. Арбалетчики проявляют чудо – успевают выстрелить ещё раз, но не все и не залпом, по готовности.
Бросаю шар СШГ, закачав в него столько силы, сколько смог, чтобы он не лопнул у меня перед лицом. Вспышка и взрыв – вижу, как дёргаются всадники, как дёргаются их кони, как взлетают вверх их копья.
Мгновенье – столкновение. Стискиваю копьё, направляя его в противника. Я – третий. Слева – Корк. Передо мной – Молот, Пятый – на колене, полностью за щитом – первый в строю.
Вижу, как наконечник Пятого проваливается в грудь коня, как наши с Молотом копья бьют в щит всадника, пробивают его. Копьё вырывает из рук, чуть не вырывая руки из суставов. Тела коня и всадника, со всей набранной скоростью и массой, впечатываются в нас, как автомобиль при ДТП, снося с ног.
Я на земле. Носом в этой смеси сухой, как черепица, глины и мелкого камня. Упираюсь руками, пытаясь встать. Что-то у меня на спине придавливает меня. Извиваюсь, груз сползает, но ноги придавлены. Шлем – на глазах, ничего не вижу, в глазах – пыль и песок. Рот и нос – тоже забиты. Наконец, встаю на четвереньки, на колени, поворачиваюсь, чтобы спихнуть то, что там мне придавило ноги.
Удар по голове, вспышка, грохот колокола прямо в голове, боль, тьма.
Глава 7
Очнулся. Опять – те же упражнения по попыткам изменить положение лежачего мордой в пыль человека. В этот раз получилось. Никто не помешал спихнуть тяжесть со спины. Встал на колени. Ноги придавлены. Надо их освобождать. Но сначала снял шлем, прочихался и прокашлялся, проморгался. Ощупал себя – цел. Всё же я – везунчик! Смятый шлем и разбитая голова и – всё! Сам себе накладываю Печать Лечения – у меня четверть Силы ещё есть.
Только потом спихнул тела Молота и мужика в кольчуге с себя. Засовываю пальцы за ворот доспехов Молота. Бьётся жила. Живой!
Высвобождаю ноги, отодвигаю Молота, тяну его. Ему копьё вошло прямо под наплечник. Больше вроде нет ничего. Выдёргиваю наконечник копья с обломком древка из тела Молота, кровь хлещет. Пальцами стягиваю края раны. Магию. Ещё раз. Вот. А с ямой и шрамом – потом разберёмся. Молот не очнулся, хоть и бил ему по шлему.
Под тушей коня нахожу Пятого. Живой. Придавленный, но живой. Похоже – рёбра. А может, и – позвоночник.
А, оказывается, сдвинуть мёртвую лошадь ни фига не просто! Особенно, если руки ватные после удара по голове. Проще выдернуть самого Пятого. А если позвоночник? Нельзя тащить. Лечу магией его рёбра, оставляю так. Или Молот очнётся, или сам Пятый. Одному мне этого коня не сдвинуть. Или Корка найду. Так, он был слева. Или справа?
Меня мутит. Оказывается, Печать Лечения не лечит от ушиба головного мозга.
В самом деле, ушибленный! А Архимед? Рычаг нужен! Копьё! Ищу несломанное копьё. Заодно оглядываюсь. По эту сторону холма – только тела людей и крылатые падальщики. Это сколько времени прошло? Пока только две птицы. Значит, не очень долго я валялся в отрубе. Нашёл копьё, сдвинул коня. Ещё магию наложил на Пятого. Я не рентген. Не вижу, что там у него внутри. Наружних повреждений – нет.
Следующей моей находкой были останки нашего цепного пса. Киса. Порублена и пробита копьями. Вокруг задранные кони и люди. Задранные и порубленные.
И рядом же – Корк. Шлем разбит, доспех в дырках, наплечники сбиты. Весь изранен, но жив, зверь! Хрипло дышит. Очнулся недавно, но встать не может. Хрипит, пришпиленный копьём к земле.
Начинаю сдирать с него измочаленные доспехи. Мать моя, женщина! Как ты жив-то? Щупаю свой пояс – пришла пора неприкосновенных запасов, что берёг для себя, любимого. Личину его, медвежью, снять не могу – били, как кузнечным молотом, расклинили. Так же, методом лома, но кинжалом – ломаю крепёж. Лицо – отбивная. Лица нет. Приставляю к разбитым, в котлеты, губам флакон с эликсиром Жизни. Глотает.
Левый его глаз заплыл совсем, правый – щёлочка. Вижу, изменился взгляд – узнал. Начинаю работать. Блокирую боль, без мультиков обойдётся. Промываю раны креплёным перегонным вином, свожу края, заливаю Мёртвой водой, Печать, эликсир Жизни.
Появляется рука, начинает помогать. Пятый. Правой рукой прижимает свой бок, левой – помогает. На четвереньках приползает Молот и падает лицом в землю. Дал обоим по глотку элексира Жизни. Остался глоток. Затыкаю пробку – ещё не вечер.
– А Киса? – сипит Пятый.
– Киса – тю-тю, – мотаю головой, – нет больше Кисы. То, что сами живы – уже чудо! Посмотри вокруг – одни мёртвые.
– Может, не все?
Пожимаю плечами, скривился от боли. В четыре руки – две моих и по одной парней – вырвали копьё, которым наш здоровяк был прибит к земле. Сначала вырвали копьё из земли, вместе с раненым, потом срубили копьё, протолкнули обрубок древка полностью в рану, выдернули с той стороны. Обратно и зазубрины не дадут, да и зачем ему грязь в ране? Заштопали Корка. Снимаю блокировку. Его выгибает дугой и начинает бить, как в припадке. Быстро навожу блокировку обратно. Вся боль рухнула на него. Ему и Печать Лечения – как клеймо раскалённого металла. Лечит, но и боль причиняет адскую. Подумал, снял паралич с блокировки. Оставил только отсечение боли. Корк повернулся на бок, стал откашливать кровь.