Всего на этаже находилось меньше десяти дверей. На каждой был нацарапан номер, и я быстро нашёл нужную комнату. Постучал трижды. Потом выждал секунд семь и собрался постучать снова, но замер с поднятой рукой — дверь открылась. На пороге стоял тот самый старик, одетый всё в ту же тёмную одежду, напоминающую плотную мантию.
— А-а, мальчик с рынка, — протянул он с легким любопытством, — напомни, как тебя зовут. Запамятовал.
— Китт.
— А я — мастер Линь. Получается, все-таки решил поступить в секту?
— Не совсем. То есть — да, но… Мне нужна ваша помощь, мастер Линь, — сознался я.
Старик отступил в сторону.
— Что же, входи.
Шторы в комнате были задернуты, и из-за них не проникало ни одного лучика. Единственным источником света в аскетичной комнате служила свеча на столе.
В комнате оказалось достаточно темно. Нет — в комнате царила настоящая тьма. Густая, вязкая, похожая на чернила, она клубилась под кроватью, ползла по углам. И ощущалась не столько зрением, сколько чувством духовных энергий. Она не желала причинить мне вред, она не была плохой или хорошей, но она была… подавляющей, скажем так. Я ощущал похожее на горе, где было полно ледяной Ци.
От необычных ощущений на секунду перехватило дыхание.
Обнаружен всплеск Ци тьмы!
Рекомендуется медитация для поглощения энергии!
Интересно, а можно кроме льда открыть для себя еще и тьму? И не случится ли какого-нибудь конфликта энергий?
Прежде, чем я додумался до чего-либо, старик дошел до окна и распахнул шторы. Свет пасмурного дня наполнил комнату и тьма исчезла, а вместе с тем пропало и присутствие чуждой силы.
Мастер Линь сел в кресло и жестом указал на стул напротив. Только я не сел — стоял посреди комнаты, потому что мне предстояло просить и вымаливать помощи, снова рассказывать о беде, с которой сам не в силах справиться. О беде, которая уже послужила мне уроком и показала, как малó расстояние между верой в себя, безосновательной самоуверенностью и абсолютной беспомощностью.
— Ну, рассказывай, с чем тебе нужна помощь.
— Как вы наверняка слышали, в школе Небесного Гнева недавно случилось происшествие.
Мастер Линь сухо хохотнул:
— Ты так это называешь? Они конкретно облажались, не бойся называть вещи своими именами.
— Да. Так вот, моя мать страдает от пепельной лихорадки. Я не знаю, насколько ценен мой дар, но я готов… готов на все ради матери. Если вы поможете мне спасти её, я вступлю в секту Тьмы. Я сделаю всё, что потребуется, если вы ее спасете.
Вопреки моим опасениям, старик не рассмеялся и не сказал, что ледяной дар стоит пяти минут на беседу со мной, но не стоит того, чтобы утруждаться больше. Он смотрел на меня оценивающе и серьезно.
— Значит, твоя мать была там в ту ночь?
— И я тоже. Но я смог себя уберечь, а её…
— Понимаю, — Линь тяжело вздохнул. — Ещё одна жертва глупых экспериментов этих глупых практиков… Итак, тебе нужно спасти мать, верно?
— Да.
— Я сказал, что буду ждать тебя в харчевне Блума, но оттуда выселили постояльцев. Ты проявил смекалку и нашёл меня здесь — похвально. Однако, вместо того чтобы ухватиться за данный тебе шанс, ты ставишь условия. Я могу это сделать, но я ничего тебе не должен.
Резонное замечание.
— Я шел не диктовать условия, а просить милости. Мне правда нужно, чтобы вы ее спасли.
Гордость осталась где-то позади ещё в тот момент, когда я впервые понял, что не могу спасти мать своими силами. Я без колебаний опустился на колени перед стариком и коснулся лбом пола.
Я не любил подобные жесты покорности. Ритуальные поклоны всегда казались мне чем-то чуждым и унизительным, но сейчас унижение осталось где-то за пределами комнаты. Я готов на многое: просить брата, позволить себя избивать ростовщикам или даже отрубить палец — лишь бы спасти мать.
— Прошу вас.
Старик молчал не дольше пары секунд.
— Встань, Китт, — заговорил Линь тихо, но его голос пробрал до самой глубины души. — Я не просил тебя опускаться на колени. Надеюсь, когда ты достигнешь высот в нашей секте, у тебя не останется осадка от этого момента.
Я поднялся на ноги и посмотрел ему в глаза. В них не было насмешки или горделивости — обычный изучающий взгляд.
— Я договорюсь с целителем, чтобы он лечил твою мать, — продолжил старик. — Точнее, договоришься с ним ты. А я возьму тебя с собой в секту, где ты пройдешь вступительное испытание и станешь одним из нас.
Он встал с кресла, дошел до стоящего у кровати сундука и, достал из вещей золотую монету с вычурным иероглифом.
— Это твой пропуск к нему. Не говори ему, от кого ты пришёл — он сам все поймёт. Этот человек самоучка: едва затягивает открытые раны, но сейчас даже такие целители наперечёт. Он будет вымотан до предела, но твою мать вылечит.
— Когда можно к нему обратиться? — спросил я хрипло, принимая монету.
— Если я правильно понимаю твою ситуацию, обратиться нужно как можно быстрее. Он живет в двухэтажном каменном доме на окраине города, рядом с заброшенной мельницей. Знаешь, где это?
— Да.
— Просто покажи монету и опиши, что тебе нужно. Как разберёшься с этой бедой, найди меня здесь. Или я найду тебя.
— Спасибо.
Старик кивнул.
Я вышел из харчевни и понесся по улицам. Мимо мелькали лавки, прохожие шарахались в стороны, а я бежал и бежал.
Найти нужный дом получилось безо всяких ориентиров, вот только жаждал пообщаться к целителю не я один: на месте меня встретила внушительная толпа. Люди теснились плечом к плечу, заполнив почти всю улицу перед домом. Многие из них тяжело дышали, кашляли и стонали; кто-то сидел прямо на земле, держась за голову или живот. Лица собравшихся выглядели серыми и осунувшимися. Взахлеб плакал ребенок, какая-то женщина молилась вполголоса. Болезнь витала в воздухе, я на всякий случай окутался пленкой ледяной защиты и постарался пореже дышать.
И потопал вперед. Протискиваясь между больных людей, бесцеремонно расталкивая тех, кто не желал сторониться, я пробивался к дому.
Мельком заметил знакомые лица: у самого входа в дом целителя стоял купец. Его лицо было таким же серым и измученным, как у остальных, но я сразу узнал этого человека, чей охранник как-то забил кнутом девочку на площади. Этот же купец вместе с Роем выступил против целителя Рика и его людей.
Охранник, кстати, находился здесь же: согнутый пополам от кашля, с испариной на лбу.
Когда я прошел дальше, начались крики:
— Эй! Ты куда⁈
— Назад в очередь!
— Мы здесь стоим часами! Часами!
— Соблюдай порядок, парень!
Я не обращал внимания на выкрики и вопли. Ноги сами несли меня вперёд сквозь толпу, локти грубо распихивали людей. Кто-то попытался схватить меня за предплечье, но я вырвался, вывернув довольно крупному, но ослабленному мужчине руку.
— Ты не выглядишь как больной! Чего тебе надо⁈ — выкрикнул кто-то из толпы позади меня.
Я лез вперед, выскальзывал из слабых захватов и бил, вырываясь из рук. Монета старика, тяжёлая и холодная на ощупь, лежала в кулаке — я сжимал ее так сильно, что ногти впивались в ладонь.
Когда я протиснулся к двери дома целителя, мне перегородили путь купец и его охранник. Купец узнал меня и попытался поставить на место.
— Я помню тебя, парень. Ты же не думаешь обойти нас всех? — прохрипел больной торгаш. — Не думаешь обойти меня?
— Именно так и думаю.
— Ты выглядишь здоровым, а мы здесь стоим, чтобы выжить, мелкий ты выродок! У нас есть деньги для целителя, есть уговор между собой о порядке очереди! Ты поплатишься жиз-кх… жизнью, если отнимешь у целителя врем… К-хм… Кха-кха…
Купец попытался что-то сказать ещё, но его охватил приступ кашля; он согнулся пополам и закашлялся так сильно, что изо рта полетели капли крови. Охранник наклонился над хозяином, поддерживая его за плечо.
Я воспользовался моментом и протиснулся к двери. Юркнул внутрь и задвинул засов.
Внутри пахло травами, дымом и спиртом, хотя было кое то ещё: тошнотворное, кислое.
Я попал в основную комнату — небольшую, ярко освещённую множеством фонарей, подвешенных под потолком. Вдоль стен тянулись полки с банками, мешочками и склянками.
Целитель стоял спиной ко мне, склонившись над человеком, уложенным на грубо сколоченную койку. Руки целителя, слегка светящиеся, двигались быстро и точно, нажимая какие-то точки на теле. При моем появлении он даже не обернулся.
— Убирайся! — рявкнул мужчина, не поднимая головы. — Сказал же — буду звать сам, когда освобожусь!
Я пошел прямо к нему, выставив перед собой золотой. Целитель обернулся, приготовившись снова наорать на непонятливого пациента, но монета блеснула в свете фонарей.
Лицо целителя выглядело измождённым, осунувшимся. Глаза красные, с тёмными кругами вокруг.
Он посмотрел на монету, но этот золотой не вызывал в нём радости или алчности, скорее страх и неприятие.
— Опять вы, — выдохнул он, а потом вдруг взорвался. — Сколько же можно⁈ Если бы я знал, что вы меня будете допекать, никогда бы не согласился! Никогда! Я не могу работать без конца и отвлекаться на ваши привилегированные души! Я такой же живой человек!
Он вдруг заметался по комнате — опрокинул полку со склянками, заорал что-то бессвязное. Не меньше минуты я стоял с монетой в руке и ждал, пока его истерика утихнет. Наконец, целитель остановился и зло уставился на меня.
— Скольких из вас коснулось проклятье?
Проклятье? Я думал, пепельная лихорадка — это болезнь. И травник говорил так же.
— У меня всего один человек. Женщина.
— Так надо было сразу говорить! Я думал, мне придется выхаживать целую свору. Заводи, сейчас ею и займемся.
— Она лежит дома. Мама слаба, и я подумал, что будет глупо нести ее сюда.
— И ты поступил правильно, — мрачно заметил целитель. Мужчина подошел к пациенту, лежащему на койке, похлопал его по обнаженному пузу. — Подъем! В следующий раз придешь, долечим тебя, а пока — за дверь.