— Это и в моих интересах, так что всегда пожалуйста, — Крайслер жестом пригласил меня присесть напротив.
Я приземлился на стул, удерживая спокойную маску, но внутри я был напряжён до предела: к ноге под моим ханьфу была привязана колба с зельем верности. Жидкая субстанция уже обращалась в газ и незаметно распространялась по помещению, смешиваясь с ароматами чая и пряностей. Я рассчитал дозировку, а потом приготовил столько зелья, что хватило бы и на десятерых Крайслеров, и на дракона — чтобы наверняка.
— Чай? — спросил Крайслер.
— С удовольствием, — ответил я ровным голосом.
Собеседник наполнил мою чашку из небольшого фарфорового чайника. Я поколебался, так как зельевар мог легко подмешать что-то нехорошее в чай, но все-таки попробовал напиток.
Крайслер неторопливо поднёс чашку к губам и отпил глоток следом за мной.
Я внимательно следил за каждым его жестом, каждым движением ресниц и каждым оттенком взгляда. Прошли секунды, затем минута, во время которой мы обменялись несколькими ничего не значащими фразами.
Ничего не изменилось. Ни малейшего замешательства или помутнения в глазах, ни малейшей дрожи в голосе или нервного жеста. Он оставался таким же невозмутимым.
Холод пробежал по моей спине. Я уже проверил зелье на добровольце из трущоб, и теперь понимал, что зелье по какой-то причине не подействовало.
— Итак, Китт, — заговорил он лениво, ставя чашку обратно на стол. — Вы ведь пришли сюда не просто обсудить поставки трав? Это можно было сделать через ваших людей, без просьбы личной встречи в пустой чайной.
Я кивнул, стараясь скрыть разочарование и тревогу. Мой план рушился, но я не имел права выдать себя ни единым жестом или словом.
— Конечно же нет. Я хотел обсудить с вами кое-что более важное и взаимовыгодное.
— Любопытно, — произнёс он негромко и задумчиво посмотрел на меня поверх чашки чая.
Я медленно выдохнул, собирая мысли воедино. Раз зелье не действует на него, придётся действовать иначе: осторожно манипулировать словами, играть на тщеславии и жадности или предложить взятку. Или просто вытащить из его головы все, что мне нужно знать?
Ладно, покопаться в памяти Крайслера я успею. И если разговор пойдет не по плану, вырежу из памяти алхимика и его.
С заклинанием кражи памяти можно быть чуточку более откровенным, потому я расслабленно откинулся на спинку стула.
— Господин Крайслер, — начал я мягко, сдержанно, как будто говорю о чём-то незначительном, — вы ведь уже довольно давно здесь, в Циншуе. Не скучаете ли по прежней жизни? По столице, по обществу, по возможностям?
Он едва заметно приподнял бровь, внимательно изучая меня.
— Скучаю ли я по светским интригам, бесконечным банкетам и пустым разговорам? — усмехнулся он. — Поверьте, Китт, провинциальная тишина имеет свои преимущества. Уверены, что хотите поговорить именно об этом?
Пожимаю плечами.
— Просто мне интересно, как вы здесь оказались. Я полагаю, что просто так людей из столицы в Циншуй не отправляют.
— И зачем вам эта информация?
— Просто я думаю, что мы с вами можем найти общий язык. Думаю, даже в таком месте, как Циншуй, человек из великого Дома может найти способ усилиться, или обрести потерянное влияние и друзей.
Крайслер криво улыбнулся:
— Вот как. И каким же образом вы предлагаете мне это сделать?
Пожимаю плечами:
— Я умел в зельях. Я знаю, как приготовить десять зелий, которые способны дать человеку значительное преимущество перед другими. Молодость, силу, крепость духовных сил.
Алхимик допил чай и наполнил чашку вновь. А потом — спросил скучным тоном:
— И, наверное, я буду должен вам содействовать? Вы меня с кем-то путаете, Китт. Мне не нужна сила сама по себе, и продавать себя за неё я не готов. С чего вы вообще решили, что мне это интересно?
Крайслер сидит напротив меня, и я в любой момент могу залезть к нему в голову. Этого факта достаточно, чтобы я прямо предложил ему взятку:
— Слышали поговорку: «нет такой крепости, которую не возьмёт гружёный золотом осёл»?
Собеседник внимательно смотрел на меня змеиным взглядом, а затем вдруг рассмеялся — однотонно и механически, словно заведённая кукла. Смех оборвался резко и неожиданно.
— Что нельзя купить за уникальные зелья, можно купить за деньги. Или — за большие деньги, — добавил я спокойно, когда он замолчал.
— Отличная поговорка. Но увы, не про меня. Вы неправильно просчитали меня. Я не предам Дом и не раскрою тайны, относящиеся к нему.
Я уже приготовился применить заклинание и стереть из его памяти разговор, когда Крайслер меня удивил:
— Однако, раз уж мы перешли на сторонние темы, я предлагаю обсудить кое-что иное, если вы не против.
— Давайте.
— Можно на «ты»? — вдруг спрашивает Квейт, внимательно глядя мне в глаза. И после моего кивка спрашивает. — Ты ненавидишь Крайслеров и хотел бы нас уничтожить. Мы, в свою очередь, уничтожаем таких выскочек, если не получается поставить вас себе на службу и опутать клятвами. И вот отношения между нами, как у обозлившихся друг на друга любовников: взаимная ненависть, уже есть и кровь, и шантаж, я недавно еще и попытку вымогательства добавил. Так может, стоит повернуть обратно, если еще не поздно? Скажем, не доводить окончательно до скорбного финала. Или ты себе поставил конкретную цель в полном уничтожении нашего Дома, выбрал судьбу мученика-мстителя, готов идти даже на смерть, и разговаривать с тобой бесполезно?
Разговор вырулил в совсем неожиданную сторону.
Я сидел молча и угрюмо смотрел на лысого практика, всерьез размышляя над его вопросом.
Не скажу, что я прямо-таки ненавижу их Дом. Да, сперва меня ужасно бесила их монополия, да и ситуация с лечением матери наложилась на эту ненависть — если бы зельеварение не было вне закона, я бы был куда более умел и сумел бы сварить лекарство. А то и купить у того же травника Роя, который тоже баловался завариванием разных травок и в то время был куда более подкован в зельеварении.
Были ли у них причины запрещать зельеварение? Ну, допустим, были. Я могу назвать массу рецептов, которые при неправильной варке отравят население целого квартала, а при попадании в сточную канаву вовсе разойдутся по городу. Но тут еще вопрос — было бы больше вреда от доступного зельеварения, или все-таки пользы. Хотя, как я уже наслышан, раньше зельеварение было доступно каждому, и ни к чему хорошему не привело — не ограниченные запретами практики-алхимики ставили эксперименты над целыми деревнями.
Идем дальше. Такую махину, как Крайслеры, не уничтожить в одиночку. А если бы я и мог и собрал на это дело принца, сподвиг секту, то надо ли? На них очень много всего завязано, то же снабжение армии. Уничтожим Крайслеров, и через месяц будет прорыв тварей в долину. В идеале бы сменить верхушку или перевести всю эту махину на другой род, действительно лояльный королевской семье, а не то, что есть сейчас. Или вообще забыть друг о друге. Я и эту встречу с эликсиром подчинения устроил только для того, чтобы пошарить в голове Крайслера и обезопасить семью и себя. Не ради рецептов, не ради интриг.
И будем честны, я не смогу сходу сковырнуть верхушку Дома, который на подковёрных играх вагон конкурентов сожрал. Зелье подчинения на них не работает, что изрядно связывает мне руки. А тратить десяток лет на вербовку людей и обретение опыта в интригах я не готов. Есть дела куда лучше и полезнее.
Может, лучше поступить с ними так же, как и с Асурой? Вместо дальнейшей эскалации конфликта предложить мир? «Худой мир лучше доброй ссоры», — говорил отец. И придумавшие эту пословицу люди знали, о чем говорили.
— Если бы меня не тронули в Фейляне, я бы вовсе забыл о вашем Доме, — говорю и неожиданно для себя понимаю, что это правда. — Я… Допустим, я готов сосуществовать с Крайслерами. Возможно, не со всем Домом, а всего лишь с одним человеком, который выступит связующим звеном. Мне незачем ваша власть, и если мою семью и меня не будут трогать, если не будут мешать моим проектам и моей… — я хотел сказать «благотворительности», но неожиданно не нашел этого слова в языке Китта. — Моей помощи обездоленным.
— Почему вообще ты ненавидишь Крайслеров, Китт?
Вопрос вроде бы простой, но я молчу минуту, подбирая слова. Сперва хочу накинуть слов про несправедливое разделение благ, завышенные цены на зелья, которые не могут себе позволить оплатить простые горожане, чтобы скопом смотрелось весомее, но потом всё же решаюсь ответить честно:
— Знаешь, просто как-то не сложилось у нас общение. Когда в городе началась вспышка пепельной лихорадки, ваши лавки отказались продавать зелья от неё простым людям. Вы же прекрасно знали, что болезнь смертельна и распространяется быстро, но вместо помощи, вместо того, чтобы дать людям рецепт или собрать нужные травы и сварить лекарство в большом котле, вы просто самоустранились. Но ваш запрет искать лекарство самим горожанам все еще действовал. Люди умирали один за другим, не в силах защитить себя и своих близких. Вот за такое вас и не любят.
Крайслер слушает внимательно, затем кивает:
— Зельевары Вейдаде не знали рецепта от лихорадки и заплатили за свою некомпетентность. Я мог бы рассказать тебе о том, почему вообще действует наш запрет, почему алхимические знания считаются опасными, но ты и сам наверняка это понимаешь. Но знаешь, в одном мы с тобой похожи. Я когда-то держал судьбу за талию, был одним из семнадцати цянчжанов… то есть тысячников дома Крайслеров. Это было давно, тогда внутри нашего Дома назревал серьёзный раскол… — он замолкает на мгновение, вспоминая. А потом продолжает уже тише и горше. — Так уж вышло, что я общался не с теми людьми, с которыми стоило бы, и оказался рукопожат не теми, кто в итоге выиграл это противостояние. Ирония в том, что я даже не участвовал в их борьбе за власть — просто оказался рядом не с теми союзниками. И послушная до того судьба, которую я держал за талию, ласкал и считал своей покорной спутницей, вдруг вцепилась в меня зубами и вырвала кусок. Всё пошло прахом, юный алхимик. Тридцать лет безупречной службы Дому превратились в пепел вместе со мной. Мое энергетическое тело уничтожили и сослали в ссылку в этот унылый серый город. Я гнию здесь уже сорок два года, и все это время тоже не слишком люблю Крайслеров, хотя я рожден в этой семье, в этом Доме.