ловека.
Рябушинский слушал меня очень внимательно. Его очертания то расплывались, то снова становились четкими.
— Но вы сказали, что арестовали этого некроманта? — напомнил Рябушинский. — Значит, мне ничего не грозит.
— Арестовали, — согласился я. — И выяснили, что он был только пешкой в чужих руках. Поверьте мне, Петр Павлович, за спиной этого молодого некроманта стоит очень опытный и очень жестокий маг. И если он придет за вами, то в склепе вы не отсидитесь.
— Так арестуйте и его тоже, — дрожа от страха предложил Рябушинский.
— С радостью, — кивнул я, — но беда в том, что мы не знаем его имени. Он наложил на своего невольного помощника сильное магическое заклятие, а сам остался в тени. Зато вы можете его знать. Этот маг каким-то образом связан с делом, которое вы вели двадцать лет назад.
— Но почему? Почему это опять со мной происходит? — неожиданно простонал Рябушинский. — Да, я призрак! Но почему меня никак не могут оставить в покое? Мне всего-то и нужно было дождаться завтрашнего дня. Моя вдова уже добилась разрешения перенести мой прах на другое кладбище.
— Вы хотите переехать? — удивился я.
— Конечно, не хочу, — выкрикнул Рябушинский. — С чего бы это? Сейчас я обитаю на уютном кладбище, почти в самом центре Столицы. Моя супруга живет неподалеку и может каждый день меня навещать. А теперь мои останки выкопают и перевезут на какое-то деревенское кладбище, заросшее крапивой и лопухами.
— И для чего вы все это устроили? — поинтересовался я.
— А что еще мне остается? — простонал Рябушинский. — Если меня никак не хотят оставить в покое.
Он вдруг прижался призрачным лицом к решетке и даже частично просочился сквозь нее.
— Послушайте, в прошлый раз я ведь вам помог, правда? Так помогите и вы мне. Поставьте охрану возле моей могилы. Только до завтрашнего утра. Завтра меня увезут отсюда, и никто даже не узнает, где я похоронен.
— Кто-то все равно узнает, — заметил я. — Ведь вашей супруге пришлось получать разрешение.
— Она ходила к моему старому другу, — заверил меня Рябушинский. — У него большие связи, и он никому ничего не расскажет.
— И все-таки вы не хотите отсюда уезжать, — улыбнулся я. — Петр Павлович, я думаю, мы с вами можем договориться. Вы расскажете нам все, что мы хотим знать, а за это я сам лично буду вас охранять.
— Что вы хотите узнать? — насупившись, спросил Рябушинский. — Спрашивайте.
— Помните, двадцать лет назад несколько студентов устроили заговор против императора? Вы вместе с полицией раскрыли это дело и даже выступили обвинителем.
— Конечно, помню, — удивился Рябушинский. — Громкое было дело, лучшее в моей карьере. После него я и стал обер-прокурором.
— А фамилии студентов вы помните? — поинтересовался я.
Рябушинский изумленно уставился на меня.
— Конечно, нет. Это было давно. А зачем мне их помнить? Господин Тайновидец, если вас так интересует это дело, вы можете покопаться в полицейских архивах. При мне архивы всегда содержались в должном порядке. Не знаю, что там происходит сейчас.
— Сейчас там тоже абсолютный порядок, — успокоил я его. — Мы с Никитой Михайловичем внимательно изучили дело. Среди студентов был Фёдор Кораблёв.
Едва я упомянул фамилию Кораблёва, как Рябушинский испуганно вздрогнул.
— Вижу, эта фамилия вам знакома, — насторожился я. — Вы его помните?
— Некромант, — прошептал Рябушинский. — Некромант, который приходил на кладбище. Он кричал про какого-то Кораблёва. Утверждал, что это я его погубил. Я прятался в склепе, но всё отлично слышал.
Рябушинский снова подался вперёд и приник лицом к решётке склепа.
— Послушайте, Александр Васильевич, этот юноша просто сумасшедший. Вина студентов в заговоре была доказана бесспорно. Им еще повезло, отделались только каторгой и ссылкой. В старые времена за такое запросто можно было лишиться жизни. Вы знаете, что они натворили? Бросили мертвое тело под колеса императорского мобиля.
— Я слышал, что это была всего лишь иллюзия, — заметил я.
— Иллюзия, — согласился Рябушинский, — и что с того? Поднялась настоящая паника. Горожане решили, что начинается новая Смута. Из-за их безумного поступка вся Столица три дня ходила ходуном. Полиция еле успокоила людей.
— А как узнали, что именно эти студенты виноваты в случившемся? — спросил я.
Рябушинский пристально посмотрел на меня.
— Была проведена блестящая полицейская работа, — ответил он. — Следователи носом землю рыли, но собрали все доказательства. Мы приперли студентов к стенке, и они во всем признались. Можете мне поверить, Александр Васильевич, негодяи получили по заслугам. Их счастье, что император сжалился над ними и заменил смертную казнь каторгой.
— Значит, блестящая полицейская работа, и дотошные следователи? — улыбнулся я. — А вот мы с Никитой Михайловичем слышали другую версию. По этой версии, весь студенческий заговор был организован полицией. Во главе заговора стоял Вениамин Сергеевич Собакин, нынешний ректор Императорской магической академии. Он-то потом и выдал своих подельников, а сам избежал наказания.
— С чего вы это взяли? — вскинулся Рябушинский. — Разве в деле упоминается фамилия Собакина?
— Не упоминается, — признал я. — Но у нас есть другие источники информации.
Я рассказал Рябушинскому о письмах, который получил Изгоев. Призрак помрачнел и налился грозовой синевой.
— Эти письма ничего не доказывают, — фыркнул он. — Мало ли, что можно написать.
— Послушайте, господин призрак, дело очень серьёзное, — взорвался Зотов. — На жизнь ректора Собакина покушались дважды, а сейчас он пропал, и мы не можем его разыскать. Я заметил, что в прошлый раз следствие было проведено очень быстро, и Тайная служба осталась не у дел. Но смею вас заверить, сейчас я все равно докопаюсь до правды и вытащу ее на свет.
— Да какая разница, как там все было? — выкрикнул Рябушинский. — Доказательства достаточные, студенты свою вину признали. Что еще вам нужно?
— Нам нужно, чтобы вы откровенно рассказали о том, какую роль в деле сыграл Вениамин Собакин, — напомнил я. — Если вы расскажете, как все было на самом деле, Никита Михайлович постарается сохранить вашу репутацию. Но если вы будете молчать, нам придется копать самим. Так Вениамин Собакин и в самом деле организовал этот заговор с ведома полиции?
— Ничего подобного, — возмутился Рябушинский. — Вот так и рождаются дурацкие слухи, которые не имеют ничего общего с правдой. Хорошо, я все вам расскажу, а то напридумываете черт знает чего.
— Рассказывайте, — предложил я.
— Вениамин Собакин и в самом деле участвовал в заговоре. Но его заманили обманом, а когда он понял, во что ввязался, то испугался и сам пришел в полицию.
Рябушинский замялся, его взгляд метнулся в сторону.
— Вы что-то недоговариваете, Петр Павлович, — заметил я.
— Ну хорошо, хорошо, — раздраженно ответил обер-прокурор. — Собакин пришел не в полицию, а к своему покровителю, к очень влиятельному человеку, фамилию которого я не хочу называть. Да какая разница? Мы были друзьями, и этот человек обратился ко мне. Он просил разобраться с заговорщиками и защитить Собакина. Мы заключили сделку. Собакин продолжал участвовать в заговоре и информировал нас обо всем в мельчайших подробностях. Поэтому полиция заранее знала, что задумали студенты. Ситуация находилась под контролем, но утверждать, что полиция сама организовала заговор, это даже не смешно. Это чудовищно, господин Тайновидец!
Несмотря на показную уверенность, я различил в голосе Рябушинского некоторые сомнения.
— Петр Павлович, вы отдаёте себе отчёт, что просто-напросто поверили россказням Собакина? — спросил я. — Не хочу вас винить. Вы увидели возможность подняться по карьерной лестнице и ухватились за эту возможность.
— Причем здесь это? — Рябушинский качнулся в глубину склепа. — Я честно служил Империи!
— Допустим, — согласился я, — но в таком случае вас просто-напросто обманули. Собакин вместе со своим влиятельным покровителем и организовал весь заговор, а вину свалил на других.
— Да кому нужно так поступать? — возмутился обер-прокурор. — Зачем это им?
— Пока не знаю, — пожав плечами, ответил я, — но узнаю, если вы назовете фамилию вашего друга. Того самого, который покровительствовал Собакину.
— Нет уж, — фыркнул Рябушинский, — зачем? Чтобы вы и его обвинили?
— Вы не замечаете очевидного, Петр Павлович? — устало спросил я. — Ваш так называемый друг просто использовал вас для своих махинаций. Зачем-то ему было нужно, чтобы студентов арестовали. А теперь, когда он узнал, что Фёдор Кораблёв возвращается из ссылки в Столицу, то снова взялся за свое. Я уверен, именно ваш бывший друг писал письма Изгоеву.
— Не мог он этого сделать, — упрямо покачал головой Рябушинский. — Зачем ему это? Не верю.
— Никита Михайлович, письма у вас с собой? — спросил я Зотова. — Дайте, пожалуйста, одно. Я хочу показать его господину Рябушинскому.
Зотов протянул мне конверт. Я достал из него бумажный листок и развернул перед призраком.
— Вряд ли автор кому-то диктовал такие письма, — усмехнулся я. — Уверен, он писал их собственноручно. Вы узнаете почерк, Пётр Павлович?
Призрак скользнул взглядом по строчкам, затем вчитался внимательнее и побледнел.
— Этого не может быть, — пробормотал он, — какой-то розыгрыш. Глупость.
— А какой магический дар у вашего друга? — спросил я. — Он, случайно, не некромант?
— Ну, некромант, и что с того? — хриплым голосом ответил Рябушинский. — Не думаете же вы…
Он не договорил и замолчал.
— Вы сказали, что он влиятельный человек, — напомнил я. — А не к нему ли ваша вдова ходила за разрешением перенести вашу могилу на другое кладбище?
Бывший обер-прокурор растерянно молчал.
— Вижу, вы уже все поняли, — кивнул я. — Назовите нам его фамилию.
— Но я обещал молчать, — запротестовал Рябушинский. — Мы договорились, что никто не будет знать о его участии в том давнем заговоре студентов.