— А у него был ключ? Он, часом, не потерял свою драгоценность?
— Был. Я самолично видел.
— Вы что, вместе ждали машину?
— Да, втроём. Ещё Салов.
— Картинка проясняется… Значит, откуда-то взялся дубликат ключа?
— Ну, вероятно. Как Рефери это допустил, коз-зёл… В общем, его косяк.
— Что для вас ценнее, чемодан или груз? Если мне вдруг придётся решать: «либо — либо».
— Документ, конечно! Эта картонка, чёрт бы её побрал… Спать не смогу, пока не увижу…
Так-так-так. «Картонка…»
— Почему остатки чемодана забрал Ойло-Союз, а не вы?
— Их в итоге забрал Рефери. Вы что, не поняли? Контейнеры принадлежат ему. А «ойловцы» обделались, как дети, вот им и пришлось подчищать за собой.
— Могу я получить список тех, кто знал о рейсе инкассаторской машины?
— С нашей стороны информацией владели только мы двое, я и Салов.
— А шеф по безопасности?
— Наш? Не подключали. Если информация утекла, то, скорее, из Ойло-Союза. Насколько мне известно, они там у себя бешено ищут, где могло протечь, и до сих пор не нашли, так что, похоже, и не у них тоже.
— А что скажете насчёт команды, где предводитель Рефери? У этих есть дыры?
— Дыры везде есть… Не делятся они своими проблемами, Ушаков. Но если б нашли суку — сообщили бы нам немедленно, тут я уверен на все сто.
— А поднять их за задницу и потрясти?
— Сергей, кажется, Михайлович? — прищурился на меня Сквозняков.
— Так точно.
— Дорогой Сергей Михайлович, поймите, мы с Осипом Янкелевичем — клиенты для Рефери. Мы — не «крыша». Всего лишь клиенты, не меньше, но и не больше. У него вообще нет «крыши» в классическом, бандитском значении этого слова, его крышует сама уродливая ситуация, специфика его услуг, без которым ни нам, ни таким, как мы, не обойтись. Я в полной мере сознаю, насколько омерзителен этот персонаж вам, подполковнику милиции! Откровенный бандит руководит собственной фельдъегерской службой, существующей параллельно с государственной… Очень мило! Но вся прелесть в том, что как только эти услуги станут не нужны, ровно в ту секунду его самого не станет. Физически.
— Слабое утешение, патрон, — сказал я в сердцах. — Ждать милостей от природы…
— Возьмём, возьмём эти милости сами! — возгласил он энергично, но без какого-то смысла. Ну точно — бывший комсомольский вожак, мастер звонкого трёпа.
— Два последних вопроса. Оба серьёзные.
— Давай.
— История с шантажом. Мне нужны подробности, а главное — как вы собираетесь поступать, ваш план.
— Подробностей с воробьиный носик. Пришло электронное письмо — на адрес дочери Салова. Наверное, потому, что ни меня, ни Салова в интернете нет, ни аккаунтов в соцсетях, ни личных адресов не имеем, а дочка там очень даже активна. Она не дура, сообразила, что это серьёзно, и передала всё папе. Письмо было с требованиями и угрозами, о которых я говорил: мы сдаём Рефери, они отдают контейнер с грузом, иначе — огласка и скандал. А чтоб мы не сомневались, приложены фотографии, на которых контейнер штатно открыт, целенький, но пустой. Наши программисты отследили, откуда ушла посылка, но там тупик, поверь на слово.
— Почему связались с вами, а не с Ойло-Союзом, если контейнер снаряжали они, а не вы?
— Откуда мы знаем, что с ними не связались? С тем же заманчивым предложением?
— Знаете. — Я усмехнулся. — Конечно, вы знаете, иначе бы торопились. А вы не торопитесь. Ну так почему похитители считают, что ваш интерес к грузу намного сильнее интереса вашего конкурента?
— Слушай, ты… — выцедил господин магнат, багровея. — Как ты смеешь…
Пару секунд мы смотрели друг другу в глаза. Я не отводил взгляд.
И вдруг… он расхохотался, откинувшись на спинку кресла.
— Опер! — воскликнул он. — Ненавижу оперов, всегда ненавидел… Ну и чуйка у тебя, подполковник. Знаешь, куда бить.
— Всё дело ведь в характере документа? — подсказал я. — Ведь так?
Последовала долгая пауза: Десница короля изволил размышлять, беззвучно шевеля губами, — словно разговаривал с кем-то, советовался и получал указания… Может, и впрямь советовался, используя мысленную связь? Кто знает, что там в их лабораториях изобретено, о чём быдлу не сообщают? Наконец, решился:
— Ладно, доверять так доверять. И без того уже столько наболтал… В «чемодане» везли фото. Ценное фото. Не просто ценное, а такое, что цену километрами измерять придётся. И на этом всё, подполковник, больше ни слова. Ей-богу, не хочется тебя мочить. Плохо быть тем, кто слишком много знал. — Он оскалился, как волк; улыбка у него была такая.
Я оскалился на него — в ответ. Тоже улыбка.
Волк и пёс-волкодав, в мягких креслах, в царских интерьерах, с остывшим кофе, — два зверя, сведённые вместе волей судьбы. Что обещают нам эти подаренные друг другу улыбки-оскалы?
— Я пошутил, — сказал он.
Конечно, пошутил — до определённой степени. Зачем меня мочить, если я в наморднике…
— Шантажисты предложили какую-нибудь схему обмена? — вернул я разговор в рамки приличий.
— Да какая, к хренам, схема! Не предложили, а предписали. Власть-то у них. Сначала мы им сливаем информацию по указанному ими адресу, и только тогда, ровно через сутки, они сообщают нам, где забрать контейнер. Сутки нужны для того, чтобы мы не смогли предупредить Рефери. Если он сбежит, мы ничего не получим. Вилы, Сергей Михайлович. Мы отдаём им Рефери, они его похищают или на месте грохают, без разницы, и без него вся система летит к чертям. Но тогда зачем нам это фото? А если не отдаём им Рефери, то… — Он отчаянно махнул рукой.
— Крайний срок установлен?
— Крайний срок и без них установлен — первое сентября.
— Аукцион по Верховцевскому месторождению, — вспомнил я.
— Совершенно верно. Они, щедрые, дали на раздумья пять дней. Два, считай, уже прошли.
— Почему вы не обратитесь к Ивану Ивановичу? С его-то возможностями…
— Ты дурак, подпол? Да он же спит и видит, как бы вклиниться к нам и навести, как он считает, порядок! А на самом деле — тупо насуёт палок в колёса… здесь ключевое слово — тупо.
— Ну то есть история с шантажом в розысках мне пока не поможет.
— Лично я не вижу, как. Если будут хоть какие-то подвижки, тебя сразу известят. И ещё: тебе нужно оружие, опер?
— Оружие? На вашего Рефери и плюнуть нельзя!
— При тузе есть «шестёрки», и они опасны. Их трогать очень даже можно, никаких ограничений.
— От легального ствола с разрешением на ношение я бы не отказался.
— В общем, если припрёт, позвони. — Он протянул мне визитку. — Если хоть что-то понадобится… Это только для своих, контакты не служебные, а личные.
— Принято. Остался последний вопрос.
— Валяй.
— Почему я? На мне что, свет клином сошёлся? Такие люди, такие силы, и между всеми вами — я.
И опять пауза затянулась. Раз за разом простые вопросы ставили в тупик моего нового патрона и заказчика.
Но ЭТОТ вопрос… Не задать его я не мог. Я самого себя пытаю им со вчерашнего дня, и всё без толку. «Почему я?» Постепенно он стал главным в свалившемся на меня расследовании, потому что, ну в самом же деле, фигня какая-то!
— Видишь ли, подполковник, — медленно заговорил господин Сквозняков. — На твоём участии настоял тот человек, за которым ты охотишься. Он почему-то уверен, что ты единственный, кто сможет вернуть контейнер. Не повезло тебе. Я бы посочувствовал, если б умел…
Неубедительно как-то оно прозвучало. То, что загадочный говнюк с погонялом Рефери неровно ко мне дышит, я давно понял, и что именно по его хотению и велению я был вытащен из своей деревни — уже не сомневался. Смущал лишь уровень вовлечённых лиц. Не настолько же этот тип знатен, чтобы манипулировать генералами, ставить на уши Следственный комитет и диктовать миллиардерам, кого им нанимать на работу!
Не поверю, что Сквозняков не мог отказать бандиту, если б моя кандидатура его чем-то не устроила.
Подозрительно всё это. Обстоятельства уголовных дел были темны, события наслаивались, секреты множились, но явно было что-то ещё — что-то такое, что мне пока в голову не приходило.
Что-то связанное со мной лично.
И от этого становилось страшно.
Машину я оставлял на городской стоянке сразу возле съезда с Большого Каменного моста — там она и ждала меня, ласточка. Вот только пользоваться ею было нельзя. Не потому, что её сломали, совсем нет. Изъян был другого рода.
Пока я отсутствовал — встречался с безымянным генералом, потом гостил в Кремле, — в машину проникли. Они постарались это скрыть, но не от меня же, многолетнего автовладельца, влюблённого во все автомобили, принадлежавшие мне в разные годы. Понятно, что «жигуль» обыскали, причём капитально: мельчайшие следы обыска я видел повсюду в салоне; но если б этим и ограничились…
Уверен, что не ограничились. «Жучки», «клопы», «маячки» и прочая электронная дрянь расползлись где-то внутри, — я вынужден был исходить из этого предположения, даже если ошибался. Увы, теперь я не мог доверять своей ласточке.
Машину пришлось бросить.
В бардачке, кстати, я обнаружил «макаров», глушитель и два запасных магазина. Джентльменский набор. Какая из играющих команд оказала мне эту любезность, было неясно: и генерал мог пособить, уверяя на словах, что не имеет на это права, и уж тем более представитель крупного бизнеса, не связанный никакими инструкциями и законами. Впрочем, прояснять этот пункт я не собирался. Как и брать оставленное мне оружие. Даже не притронулся — ни к чему оставлять свои «пальчики» где попало. Всё равно пользоваться им я бы не смог, не зная, что это за «макаров» и какой шлейф за ним тянется. Доверия, честно говоря, не было ни к Ивану Ивановичу, ни к Сквознякову. А ещё я помнил, какая богатейшая, уникальнейшая пуле-гильзотека собрана в Экспертно-криминалистическом управлении Главка (превратившемся нынче в ЭКЦ) — специально для лохов, которым всё равно, из чего шмалять.
Пакет с распечатками, к счастью, не тронули; его я забрал.