Я раскрыл пенал, разложил рядом с деталями принадлежности для чистки и смазки. Ворох чистых тряпочек достал из кармана разгрузки (ими также снабдил меня Бодало, у которого в машине было даже больше запасов, чем когда-то в моей), после чего напомнил:
— Итак?
— Я рассказал ему о фотографиях, которые видел у Вики, а он не поверил. Побежал к ней. Она пошла в отказ…
— «В отказ» — так уголовники говорят.
— Почему уголовники? Все говорят.
— Ладно, может, я и тут отстал от жизни… Дальше?
— Я знал, где она их прячет. Пришёл, поймал момент, когда они в очередной раз с отцом собачились в его кабинете. Ну и переснял эти фотографии. Мог бы, кстати, спереть, но не стал. Потом показал ему.
— Ему — это Марселю?
— Да.
— А избил-то он тебя за что?
— Просто от злости. Он всегда был злой, ваш Марсель.
— И что за фотографии?
— А вы будто не знаете? — скривился Маркуша.
— Не знаю.
Ох, не понравилась мне его гримаса, и фраза про Марика резанула слух, но я сдержался. Чистка оружия требовала собранности и полного внутреннего спокойствия. Как и допрос повзрослевшего негодяя. Снимая с деталей пистолета старую смазку, я терпеливо ждал, что мне сейчас скажут, а этот трус ёрзал и молчал, молчал и потел, не решаясь продолжить, и тогда я помог ему:
— Говори, уважаемый. А то я скоро закончу работу. Постарайся успеть до того, как я соберу пистолет.
Если б я рявкнул, эффект был бы куда слабее.
— А что… что будет, когда вы… соберёте? — Он буквально вибрировал, мой старый знакомый.
— Я проверю, как машинка функционирует.
— Ох…
— Поторопись.
— На фотографиях была ваша супруга.
— Голая, — кивнул я. — Не бойся это произнести. Фотомонтаж.
— Нет, не фотомонтаж. И она там была не одна.
— В каком смысле?
— Она была с папой Вики. Который тоже… это… без одежды. Они занимались… ну, этим! Ну, вы понимаете! — взмолился Маркуша.
— Моя супруга и Викин папа? — оторопел я.
— Не верите? — Маркуша чуть не плакал. — Вот и Марсель не поверил, что они любовники! Вы теперь нас с дочкой убьёте?
— Убью и съем. В духовке приготовлю.
— А-а-а… — тоненько завыл он, совершенно не уловив сарказм.
Отчётливо послышалось, как проворачивается ключ во входной двери. Алесь рванулся в прихожую. Я схватил его за ворот:
— Сидеть! Молчать!
Вышел сам.
Усталая молодая женщина, поставив тяжёлую сумку на пол, снимала туфли и надевала тапочки. Очевидно, жена Маркуши — вернулась со смены.
— Где все, ау! — крикнула она в стену, изображая веселье.
Обнаружив меня, удивлённо вскинула брови.
Из дальней двери опять выглянуло юное прелестное существо — я приветливо помахал девочке рукой.
— Здравствуйте, — сказал я женщине. — Простите за вторжение. Ничего, что мы с вашим мужем заняли кухню? Я его бывший тренер, мой сын дружил с ним в школе.
— Здравствуйте… Алик, ты там? — позвала она. Сделала два шага, обогнув меня, и заглянула.
— Мила, беги! — всхлипнул этот кретин.
— Заходите, — скомандовал я.
— Не бойся, он скоро уйдёт! — продолжал Маркуша истерить. — Он ничего нам не сделает!
Она ничего не понимала, но послушно вошла.
— Где ваш мобильник?
— В сумке.
— Пусть там и лежит. Присядьте, пожалуйста.
Она села, смятенно глядя на совершенно расклеившегося мужа.
— Помолчите пока оба, — попросил я их.
Я взял себя в руки и попытался сконцентрироваться на главном, потому что и мысли, и нервы, и растерзанная душа разлетелись в стороны — как после взрыва.
Хотя почему «как»? Взрыв и был. Информация насчёт Лены и Франкенштейна, а вернее, обвинения в адрес моей погибшей жены, разорвалась в голове, как снаряд. И лучшего способа концентрации, чем сборка оружия, я не знал. Считаем это главным на ближайшую минуту. Сборка оружия успокаивает, утешает и даёт жизни смысл, я хорошо помнил это по войне… Оставшись стоять, я занялся «макаровым», тем более с чисткой и смазкой было покончено. Сборка производится в обратном порядке: вернуть пружину на место, поставить затвор и так далее. Спокойно, размеренно, не торопясь…
Трудно было поверить словам Маркуши, невозможно поверить! И вообще, тут не вера нужна, а доказательства. Так что, поднатужившись, я временно отодвинул всю эту грязь назад, в мозговой тыл, для дальнейших раскопок, а пока решил идти по прямой. Тем более жена этой твари вернулась. При жене ему труднее будет лгать и изворачиваться.
Он раскачивался на стуле, как кукла-неваляшка, как футбольный тренер во время решающего матча.
— Давай теперь про изнасилование, — заговорил я. — Расскажи, как ты это сделал?
— Что — сделал?
— Изнасиловал Вику, — терпеливо пояснил я ему, такому непонятливому.
— Вы что городите! — Он буквально вспыхнул, куда только страх подевался. — Я — Вику? Да она бы меня одной левой скрутила, если б я только дотронулся до неё! Вы же сами её натаскивали!
И правда, натаскивал. Здравый довод. Не этому мешку было соперничать с тогдашней Викой. Это сейчас Викторина Радиевна превратила себя в развалюху, а по молодости была хорошим бойцом. Разве что опоить её… Был ли способен на такое Алесь Маркуша? Нынешний — вряд ли. Благополучный семейный быт, правильная жена…
— Хорошо, не ты. Кто?
— Послушайте, Сергей… блин, забыл отчество… откуда мне знать? Они же оба такую пургу несли, что неловко слушать! И Ушаков, и Франковская — оба, понимаете! Нашли жилетку… Мне, что ли, ковыряться было, кто из них врал, кто не врал? С какой стати? Да и пофиг мне! Вы поймите, ваш Марсель мне тогда ключицу сломал и три ребра, зубы выбил! Гематома была на обеих почках — одно это до сих пор аукается…
— Её изнасиловал Марсель? — наконец сообразил я.
Боже, как просто… Только отец вроде меня, слепой в своих чувствах, мог столько времени отталкивать от себя столь очевидную вещь. Кто был в силах справиться с дикой кошкой? Только Марик, который на порядок сильнее любой спортсменки…
И паззл моментально сложился. Марсель случайно узнал, что мама изменяет папе с Франкенштейном и, чтобы отомстить, изнасиловал его дочь. Месть тупейшая, но по молодости сначала делаешь, потом думаешь. А сын у меня и впрямь гневлив без меры и способен на жестокие поступки, чего уж перед собой-то фасонить. Тем более для любящего отца-одиночки, каким был Франкенштейн, воспитывавший дочь без матери, ситуация с изнасилованием крайне больная, а вот это Марик должен был отлично понимать… Впрочем, был ли Радий «любящим отцом»? Глядя с высоты нынешних лет — утверждать не возьмусь. Да и Викторина, судя по её пьяным речам, мало что рассказала отцу про ту историю…
— Кто там кого изнасиловал, бог весть, — вторгся в мои мысли Маркуша. — Ушаков говорил, она первая на него запрыгнула. Якобы хотела позлить своего старика. Не могла простить, что он изменял покойной матери с женой своего друга… с вашей женой, простите… Так говорил ваш Марик, честное слово!
«Честное пионерское слово…» А что, тоже похоже на правду. Другой вариант паззла. Но это всё в прошлом, дорогие мои мальчик и девочки. Если же перенестись в наши дни, то при любом раскладе выходит, что Викина дочь по имени Марина, она же внучка Франкенштейна, — дочь Марика.
Моя родная внучка.
Как же я сразу не допёр? Настолько же всё ясно было! Я видел её в деревне — высокая, как и Лена с Мариком, жилистая, спортивная… в конце концов — элементарно похожа лицом…
Оставим пока факт предательства со стороны Лены, который, может статься, вовсе и не факт. Доказательств нет, одни воспоминания, причём свидетель откровенно ненадёжный (ох, как хотелось в это поверить!)… А ведь я всегда знал, что Франкенштейн неровно дышит к моей жене. Рано потерял свою, а тут чужая под рукой… нет, не то, всё не так! Он и до своей свадьбы Ленку окучивал, мы ж все трое были знакомы с младых ногтей. А женился фактически рикошетом, когда Ленка выбрала меня. Как и мне, Радику нравились успешные спортсменки, вдобавок комсомолки и просто красавицы… чёртов сарказм, лезет в башку даже в такой момент. Защитная реакция, наверное. Не громить же чужую кухню в приступе ревности, обижаясь на мертвецов, одного из которых похоронили сто лет назад, а второй всю жизнь считался твоим лучшим другом… Хоронил-то Лену, кстати, именно Радик, если мои коллеги не перепутали. Раньше я думал — моя контора из уважения ко мне подсуетилась, ан нет — личная инициатива Франковского. И почему-то это обстоятельство теперь совсем не умиляет…
Ладно, спокойно! Пока нет доказательств, действует презумпция невиновности.
А может, есть доказательства (робко вякнул живущий во мне сыскарь-параноик). Может, поискать?
— Ты сохранил фотографии? — спросил я хозяина квартиры.
Сколько я буду малодушно уходить от этого элементарного вопроса?! Сразу мог спросить. Товарищ офицер примитивно дрейфил…
— А, да! — бешено обрадовался он. — Ё-моё, забыл! Сам не знаю, зачем держал, прятал от всех (мельком глянул на свою Милу)…
— Какие фотографии, Алик? — удивилась она.
— Прошу, не встревай. Потом объясню… Они в спальне. Могу сбегать.
— Только без сюрпризов, — предупредил я.
Он торопливо удалился.
— Вы бандит? — осведомилась его жена Мила. Ни капли страха, ледяной холод в голосе.
— Я на другом полюсе. Бывший сотрудник МВД.
— Иногда это один полюс. В любом случае вы подлец.
— Точно так, подлец и есть.
— Как можно жить, если сами это понимаете?
— Я и не живу. Хотя некоторые из моих коллег считают — я герой.
— Какие герои — такие и коллеги, — подытожила она и отвернулась.
А я, ощутив вдруг беспокойство, пошёл следом за Маркушей. И правильно сделал. Главное — вовремя. Он отчаянно шипел в мобильник: «…Нападение… Вооружённый человек взял семью в заложники, собирается нас убить… В семье ребёнок…»
Как же я забыл, что нынче в каждой комнате любого дома — по мобильнику и компьютеру!
В руке этого клоуна был чёрный плотный пакет из-под фотобумаги, что внутри — не видно. Надо полагать, какие-то карточки. Неужели то, о чём я думаю? Бельевой шкаф раскрыт, выдвинут ящик с носками. В носках своё сокровище прятал, мужская классика. А жена, интеллигентка, не удосужилась хоть раз проверить. Потрясающие мир и доверие царили в этой семье, примерно как у меня когда-то. Только у меня, похоже, была лишь иллюзия доверия. Эх, Ленка, Ленка…