— Сознаюсь, я планировал построить эту беседу с позиции силы. Ну что ж, меняем планы на ходу. Как вам назвался генерал, который с вами разговаривал до меня?
(Так он генерал! Ух ты!)
— Иван Иванович.
— Я примерно представляю, что Иван Иванович вам обещал. Со своей стороны мы можем предложить то же самое, абсолютно всё то же самое. Плюс… Что вам интереснее? На выбор: стать начальником службы безопасности в одной из наших дочерних компаний — здесь, в столице, — или, к примеру, получить миллион? В евро?
Ага, не удалось клиента раздавить, значит, нужно его купить… До чего ж они схематичны, эти генералы бизнеса.
— Поторговаться разрешите?
— Попробуйте.
— Почему у вас или то, или это? Мне интересна и должность, и гонорар. По-моему, одно другому не мешает. Кроме того, гонорар желательно поднять до двух, и получить его я хотел бы не деньгами, а вашими акциями.
— Послушайте, Ушаков, это частности. Если сделаете, что вас просят, сможете ставить любые условия. Считайте, предварительно мы договорились.
Вот оно как… Не понял господин магнат, что это не торговля была, а проверка. Если б послали меня подальше с моими претензиями, значит, дело чистое, а каждое их слово — золото. Если ж они заранее согласны на всё, ну тогда обещаниям их грош цена. В этой ситуации и моя личная судьба выглядит сомнительно, особенно в случае успеха.
И обращение ко мне изменилось. Теперь просто «Ушаков», без «господина» или «товарища». Был я человеком, который может, а стал тем, кто обязан.
— Меня пока ни о чём не просили, — сказал я.
— Прежде всего, от вас требуется найти контейнер.
— Это тот чемодан, который везли в инкассаторской машине?
— Называйте, как хотите.
— Так он же выгорел! А то, что осталось, изъяли безопасники из Ойло-Союза.
— Контейнеров было два, — терпеливо сказал Сквозняков. — Первый неудачно вскрыли, а второй, видимо, унесли целым, не рискуя. Нам нужен второй. Если вы его найдёте, отдадите нам. Не в МУР, не Ивану Ивановичу, не в Ойло-Союз, а мне лично.
— Может, лучше отдать его Рефери?
Кофе было отставлено.
Сквозняков очень внимательно на меня посмотрел.
— Не лучше. Лучше — мне. Про Рефери мы ещё поговорим, но, Ушаков, я вам настоятельно не рекомендую вести двойные игры.
— Да я просто предположил. И в игры, кстати, лет сорок не играю. Правильно ли я понял, что инкассаторская машина направлялась к вам? Я имею в виду Феднефть.
— Совершенно верно.
— Тогда у меня есть важный вопрос, на который мне нужен ответ — исключительно для пользы дела. Что было во вскрытом кейсе и что осталось в украденном? Хотя бы в общих чертах.
Сквозняков пожал плечами.
— Кусочек бумаги. И там, и там. Содержимое контейнеров было одинаковым, то есть они дублировали друг друга.
— Документ?
— Огромной секретности документ, — подчеркнул он.
— Оригинал и копия?
— Нет, оба оригиналы.
— А тематика, направленность?
— Нефтяной бизнес. Условия по совместным действиям в одном крупном проекте.
— И для пересылки документа понадобилась серая фельдъегерская служба, — задумчиво произнёс я. — Полукриминальная, а то и криминальная. Любопытная ситуация, господин Сквозняков. У ФСО есть собственные фельдъегеря, а у вас есть право ими пользоваться, но они почему-то не устраивают два нефтяных супергиганта, один из которых принадлежит государству…
— Вы сейчас о чём, Ушаков?
— Всего лишь размышляю… Вспомнил почему-то о Верховцевском месторождении на Ямале. Между прочим, последнее крупное месторождение на суше, которое до сих пор не распределено. На первое сентября как раз назначен тендер по нему… Размышляю я над тем, не обсуждают ли два крупнейших участника тендера условия подковёрного сговора, торопясь договориться к назначенной дате? Не связаны ли документы в чемоданах напрямую с этим? Очень вероятная версия. Корпорации — враги только до определённого предела, а когда выгодно — соучастники.
— Вы откуда про тендер знаете, господин ищейка?
— Ну так из газет! Я ж говорил — прибарахлился вчера целой пачкой, весь вечер изучал. Не совсем уж я серый. И если я прав, тогда понятно, почему обсуждение ведётся дедовскими методами: записочки в кейсах, гонцы, средневековая конспирация. Сговор возможен только на уровне исполнительных директоров, председателей советов директоров и владельцев контрольных пакетов, при их прямом участии, никак не ниже. Но лично им встречаться — это как по телевизору объявить, мол, смотрите, мы нечисто играем. Плюс никаким средствам связи доверять нельзя, абсолютно никаким.
— Фантазёр, — сказал Сквозняков.
— Вы мои фантазии как-нибудь прокомментируете?
— Вы же понимаете, я не могу вам ответить ни «да», ни «нет»…
Кокетка. «Да и нет не говорите…» Не может ответить, однако выразился вполне определённо. Осознаёт ли это сам — плевать. Но если бы я промахнулся со своими догадками, он бы просто обозвал меня идиотом и послал подальше, — после первых же фраз.
— Я понимаю другое. Конечный адресат, которому везли послание — это лично директор Салов, ваш патрон. Так? А отправитель — фактический владелец Ойло-Союза, как его там, блин… господин Финкель.
— Мы не туда ушли, — прервал меня Сквозняков, ставший вдруг нервным. — Вернёмся к вашей непосредственной задаче.
— Пропавший чемодан, — подсказал я ему.
— Мерзавцев надо найти во что бы то ни стало. Проблема усугубляется тем, что контейнер им всё-таки удалось вскрыть.
— Который выгорел? И в чём тут проблема?
— Да нет же! Второй, утащенный! — Сквозняков выкрикнул, сорвался, впервые показав истинные свои эмоции. Похоже, его и вправду припёрло, верного слугу Мамоны. — Грабители прислали нам фотографию открытого «чемодана», как вы называете этот прибор. Каким-то образом его сумели открыть штатно…
— А почему не фотографию документа? — ввернул я.
— …И предложили нам его купить вместе с содержимым, — продолжал Сквозняков, словно не заметил мой вопрос. (Так-так, подумал я, темнят ребята с этим «документом».) — Иначе угрожают предать всю эту историю гласности.
— Ну так купите, что мешает? Денег нет?
— Они требуют не деньги. Им нужна голова Рефери: имя, места обитания, кто прикрывает.
— И опять — в чём проблема? Если вы знаете, что за человек прячется за таким жлобским погонялом… кстати, знаете ли вы это? Спрашиваю из чистого любопытства.
— Ваша задача — контейнер, — жёстко сказал Сквозняков, встал и прошёлся по кабинету. — Давайте определим для вас красные линии, господин Ушаков. Генерал поручил вам любым способом найти и убрать Рефери — да-да, содержание ваших с ним переговоров не секрет. Так вот, это первая черта, которую вам нельзя переступать. Оставьте Рефери в покое, считайте его неприкосновенным. Второе. Будет лучше, прежде всего для вас, если вы поумерите ваше «чистое любопытство» в отношении документа, который был в контейнерах. А если он попадёт к вам в руки, то упаси вас бог отдать его кому-то кроме меня или даже конкретно поделиться с кем-нибудь информацией о том, что вы обнаружили.
— «Конкретно поделиться»… — повторил я столь знаковое выражение. — А скажите, уважаемый, вы пишете слово «Бог» с большой буквы или маленькой?
На секунду он растерялся.
— Простите?
— Да просто чисто любопытно стало: верит ли такой важный человек в Бога или жертвует в церкви, только чтоб статус свой поддержать?
— Я ещё и в детские дома жертвую, — возмущённо сказал он. — И театр содержу. А что?
— Давным-давно, в конце девяностых, читал я в разработке на вас, что владеете вы помимо прочего огромным куском земли под Звенигородом — с выходом на Москву-реку. Помню, строились вы там капитально. Пятиэтажный дом, теннисный корт, причал, оранжерея, отдельный большой бассейн, и вокруг всего этого — регулярный парк. Уверен, сейчас это местечко — натуральная жемчужина. Но тревожит вопрос: сколько тысяч людей должно было погибнуть и умереть, чтобы возник вот этот парк и эта ваша усадьба? И сколько детей, оставшихся в результате сиротами, ютятся теперь по приютам, которым вы что-то там жертвуете?
Он остановился передо мной. Я сидел, вставать пока не собирался. Он уточнил — голосом, больше похожим на лязганье:
— Вы передумали? Наша договорённость расторгнута?
— Не знаю, вам решать. Я, конечно, пёс, хоть и старый, но ошейники и намордники надевать на себя не позволяю. Что касается моих пёсьих навыков, то по следу бегу хорошо, и чутьё у меня, как все говорят, верхнее. Решайте.
Только тогда я неторопливо встал.
— Да сядьте вы, — тут же среагировал нефтяной барон. Быстро переключился; тоже профи, человек дела. — Может, я и перегнул палку… Давайте считать, что мои пожелания к расследованию, к вашему расследованию, это просьбы. Никаких красных линий. На просьбы как пёс реагирует?
— На просьбы — с пониманием.
— Ну и прекрасно (вымученная улыбка)…
Этот бунт был мною устроен с важной целью: выяснить, насколько я им всем нужен. Оказалось, до зарезу. Расстаться со мной, уволить, дать мне пинка они были совершенно не готовы. Поняв это, я окончательно перестал понимать всё остальное. Воистину, свет клином сошёлся на мне. Но почему?!!
Впрочем, была у демарша и вторая цель. Если Сквозняков был осведомлён, о чём мы говорили с Иваном Ивановичем, то нет никаких сомнений, что до Ивана Ивановича также будет донесено каждое прозвучавшее здесь слово. И если выбирать из этих двоих персонажей, генерал казался мне гораздо опаснее любого из толстосумов первой российской десятки; да что там десятки — шестёрки! Пусть он убедится, что бывший подполковник Ушаков остаётся на правильной стороне силы.
Я сел обратно.
— Есть и третья… кхм… просьба, — сказал мне мой наниматель. — Касается она цифрового ключа от контейнера…
В этот драматический момент зазвонил телефон.
— Прошу прощения…
Он ушёл к тумбе с аппаратами и снял с одного трубку:
— Сквозняков… Что?!! Триста метров?!! Я вас закопаю, — тихо, но отчётливо произнёс финансовый воротила. — Прямо там, в парке Зарядье…