Очевидно, какая-то текучка по бизнесу. Почему-то ему позвонили по городскому телефону, а не на мобильный. Может, здесь трубки не только у меня, а у всех отбирают, без исключений? Даже, страшно предположить, у сокурсников и одноклассников?
— А ты им скажи, — чеканил, звеня металлом, Сквозняков, — если они хотя бы метр, хотя бы полметра сейчас профукают, то через год будут мне должны километр. Так и передай — ки-ло-метр!..
К расстояниям его реплики не имели ровно никакого отношения. Исключительно к деньгам, причём большим. Оказывается, метрическая система измерения денег до сих пор в ходу, подумал я с удивлением. Появилась она во времена, когда жизнью правил чёрный нал, и, выходит, благополучно дожила до электронных расчётов… Штука в том, что стандартная пачка долларов (100 купюр сотенными, то есть 10 тысяч баксов) имеет толщину ровно один сантиметр. Следовательно, один метр таких пачек равен миллиону. И когда богатая элита упоминает, к примеру, «полметра», «полтора метра» или «стометровку» — это они о деньгах.
Один километр, к слову, — миллиард зелёных.
Сквозняков закончил разговор.
— Хотели кинуть на триста метр… тьфу, заговариваюсь уже. На триста лямов, — сообщил он мне, как своему. — Ладно бы контору, а то лично меня. Ни на секунду нельзя расслабиться… Мы с вами остановились на ключе?
— Так точно.
— Чемодан нужен обязательно с цифровым ключом, иначе от него толку нет. Ваши эксперты поработали с останками первого? Вы приблизительно в курсе, что это за техника?
— Очень приблизительно. Останки почти сразу забрала служба безопасности Ойло-Союза.
На самом деле Витя Ортис с коллегами сумели кое-что вытянуть из вещдока, несмотря на цейтнот. И результаты, честно говоря, больше бы подошли какому-нибудь научно-фантастическому роману, чем сухому экспертному заключению. Однако Витя заверил меня, что никакого романа и никакой фантастики. Просто при создании этого изделия были использованы закрытые разработки — космические, военные, — с целью максимально обезопасить перевозимый груз. А в целом все фокусы, на которые был способен «чемодан» (нравится мне это слово, хоть оно и не совсем точное), есть плод современных научных достижений. Корпус из титанового сплава, суперпрочный и лёгкий, болгаркой или газорезкой не возьмёшь, — это ладно, это понятно. Но весь он покрыт этаким специальным материалом, который либо поглощает падающий на него свет, либо отражает в сильно искажённом виде. Ортис говорил, это похоже на метамерные покрытия (я запомнил на всякий случай все мудрёные термины), а точнее, на новое поколение метамерных покрытий, ещё не вышедшее из лабораторий. На практике «чемодан» мог выглядеть совсем не таким, какой он на самом деле. Например, он мог казаться в два раза меньше. Или быть похожим на сумочку, или смотреться как пятно, как что-то не очень понятное. Ортис допускал, что он вообще мог быть невидим, особенно издали… казалось бы, чистейшая фантастика! Ан нет — сугубая и объективная реальность… Впрочем, на фото, которые я видел, эта фантастика выглядела жалко. Никакие чудо-покрытия, даже если они и были, не работали. Сработавшая программа самоуничтожения превратила навороченный прибор в кусок металла, годный только для переплавки.
Далее — Ортис предположил, что в изделие был встроен, ни много ни мало, искусственный интеллект. Я не поверил своим ушам: мол, неужто чемодан мыслить умел?!! Он долго смеялся и объяснил, что имел в виду искусственный интеллект в нынешней, усечённой трактовке, а не в классической. То есть устройство всего лишь оборудовали мощным вычислительным модулем с управляющей программой, способной принимать собственные решения в зависимости от окружающей обстановки. Например, он, по всей видимости, умел распознавать курьеров по принципу «свой — чужой», анализируя не только биометрические данные (отпечатки пальцев и рисунок сетчатки глаза), но и голос, походку, лицо, запах человека, в руках которого оказался. Иначе зачем бы кейс был нашпигован таким количеством датчиков? Кроме того, мог сам себя позиционировать, а также имел выход в интернет через спутниковую связь. Впрочем, все эти свойства — лишь Витина гипотеза, доказательств-то нема. Сработавшая защита сожгла вместе с документами и встроенное оборудование, всю электронную начинку.
— Контейнер — продукт высоких технологий, — сказал Сквозняков то, что я и без него знал. — Лекций читать не буду, донесу до вас главное. Чтобы безопасно открыть «чемодан», нужны два ключа. Один — обычный, от механического замочка. Второй — цифровой, кодированный. Этот второй ключ на самом деле чип, микросхема в корпусе. Представляет собой генератор случайных чисел, вычисляющий значения вшитой в него формулы, где переменной является текущее время.
— Похож на флэшку?
— Вы что, его видели? — магнат непроизвольно дёрнулся в мою сторону (он уже опять сидел в кресле).
— Свидетель видел, дал описание.
— Я смотрю, вы время зря не теряете, — как-то даже удивился он. — Свидетеля нашли… интересно! Кто он, что видел?
— Не отвлекайтесь, патрон, — можно мне вас так называть? Вы же мне задачу ставите. С методами её решения я сам разберусь.
— Патроном можно. Да хоть пулей, только без сарказма, о’кей? Цифровой ключ по сути не флэшка, а маленький компьютер, скорее калькулятор, который считает одну-единственную формулу и выдаёт разные значения в зависимости от того, какое сейчас время. Значение времени берётся с точностью до секунды. Он вставляется в USB-разъём в контейнере — до того, как начнёшь пользоваться обычным ключом. На этой штуке есть кнопочка — нажимаешь, и на выходе появляется цифровой код. Контейнер мгновенно генерирует собственный код по той же самой формуле. Если результаты совпали — защита снимается, можешь спокойно открывать «чемодан». Но если попытаешься открыть его сразу, без цифрового ключа, тогда запускается процесс уничтожение и груза, и самого устройства. Что, собственно, и произошло в инкассаторской машине. Тот же результат будет, если «чемодан» подвергнется механическим, химическим и другим воздействиям — вроде автогена. А ещё в случае любого форс-мажора он передаёт информацию на спутниковый шлюз: всю аудио- и видеосъёмку, которую вёл.
— Нападавшие использовали глушилку, — сказал я. — Не простую, а всечастотную. Подстраховались. Лишили связи как охрану, так и вашу умную штуковину. Получается, знали о возможностях контейнера?
— Без участия кого-то своего не обошлось, зуб даю, — сказал он зло.
— Ключи для разных контейнеров разные?
— Разумеется. Штучное производство. Такие контейнеры, раз уж речь зашла, существуют всего в трёх экземплярах… существовали. Соответственно, и три ключа, которые тоже сделаны в одном экземпляре.
— У нападавших, судя по всему, был только один ключ. Они вскрыли первый чемодан, хотя были осведомлены о его секретах. То ли таким способом подбирали ключ, то ли сделали это демонстративно. Скорее, второе, потому что логичнее было бы унести оба устройства и спокойно разбираться с ними где-нибудь в экранированном бункере. Гибнущий чемодан передал сообщение в эфир, но оно никуда не ушло… А кстати, почему в них не была включена программа распознавания курьеров?
— Ка… Какая программа… — опешил Сквозняков. — Стоп, откуда вы знаете?!!
— Про распознавание — от сгоревшего вещдока. У меня эксперт классный, у вас таких нет.
— Ладно, Ушаков, я расскажу, как есть. Будем считать, я вам доверяю. Но не дай Бог обмануть моё доверие! Бог с большой буквы, Ушаков; помнится, вы спрашивали о чём-то таком… Все три устройства принадлежат Рефери, он их заказывал, у него личные связи в оборонке, и вообще, это его идея с конфликтными перевозками, его поляна. Уникальные корпуса контейнеров, кажется, делали в Курчатовском институте, а всю хай-тех начинку и программы ставили в Зеленограде. Это я просто для сведения, чтоб вы видели масштаб. У Рефери блестящая репутация, в его нейтралитете до сих пор никто не сомневался, включая нас, Феднефть. И курьеры у него обычно свои — вот на них-то «чемоданы» и настроены. А эти мудаки из Ойло-Союза настолько никому не верят, ну прежде всего нам, конечно, мне и Осипу Янкелевичу, что настояли на замене обычного курьера своим человеком.
— Начальником их службы безопасности, — вставил я.
— Совершенно верно. Настояли — и обосрались, миль пардон. Вносить в базу данных чужого дядю с его отпечатками пальцев, мордой лица и запахами Рефери не стал принципиально, хотя и мог, тут ничего сложного, я думаю. У него своя гордость, я вообще удивляюсь, как он согласился на такой вариант.
Я не до конца понял, о чём Сквозняков так жарко вещал: например, что за «нейтралитет» держит Рефери и какие-такие «конфликтные перевозки» он обеспечивает. Наверное, мой новый патрон не заметил, как слегка о чём-то проговорился, но не фиксировать же на этом его внимание?
Опять он встал, дошёл до своего пиджака и выудил из внутреннего кармана золотую «луковицу» — антикварные часы на золотой цепочке. Отщёлкнул крышку, посмотрел на циферблат. Хотя на стене кабинета, напротив герба с Президентом, висели нормальные часы, только голову подними…
— Вернёмся к третьей просьбе, — заторопился он. — Контейнер без цифрового ключа, как следует из моего рассказа, бесполезен. Разыщите для нас контейнер с пропавшим документом и в комплекте с ключом, потом требуйте хоть царства морского.
Требовать-то не сложно, кисло подумалось мне, вопрос, кто ж тебе даст…
— А Рефери, значит, трогать нельзя, — уточнил я.
— Почему? Трогайте, если он будет не против. Но чтоб никакого насилия в отношении этого человека, и чтоб никакие правоохранители, никакие силовые структуры в лице нашего с вами друга-генерала не пришли к нему домой знакомиться. Так что вы лучше оставьте эти мысли — найти его и сдать. Плохо будет всем, а вам — первому.
— Принято.
— Ещё вопросы есть?
— Во время перевозки у кого находится цифровой ключ?
— У Рефери, естественно. Не только при перевозках, а всегда, никаких исключений. Он единственный, кто может открыть контейнер, в этом весь смысл операции.